Габриэле д'Аннунцио - Собрание сочинений в 6 томах. Том 2. Невинный. Сон весеннего утра. Сон осеннего вечера. Мертвый город. Джоконда. Новеллы

В ваших волосах вы носите украшения царской невольницы, которую он взял себе в числе предметов военной добычи!

Он снова подходит к Бианке-Марии, всматриваясь в нее.

И все это просто, потому что это вы делаете. Между вами живой и останками царя и прорицательницы, которые вы стережете, бездна веков исчезает. Кажется, что все это золото принадлежит вам с незапамятных времен, потому что вы — Красота и поэзия, все входит в круг вашего дыхания, все простым порядком вещей подчиняется вашей власти…

Бианка-Мария (бледная, дрожа, прислонившись к столу с сокровищами). Не говорите так!

Александр.Почему вы запрещаете мне говорить об истинах, которые вы открыли моей душе? Вы не думаете, Бианка-Мария, что те, кто решился жить без томления и лжи, должны говорить о своих внутренних истинах, когда они требуют выражения? Сколько раз мы погружали в безмолвие то, что неожиданно рождалось в нас и подступало к нашим устам! Я не могу вспоминать об этом без сожаления и раскаяния. Мне чудится, что я вижу, как это затаенное колеблется в молчаливой глубине, как нечто холодное и бесформенное. А кто знает, какие новые радости, какие новые скорби, какие новые красоты оно могло бы зародить в нас, встретившись с потоком наших живых речей! Ах, лжет перед жизнью тот, кто скрывает, кто притворяется, кто утаивает. Так почему же до сегодняшнего дня мы избегали смотреть друг другу в глаза? Или мы боялись прочесть в нашем взгляде что-нибудь позорное? Разве мы боялись узнать в нашем взгляде то, что мы уже знали оба?

Бианка-Мария (в волнении). Мы знаем то, чему нельзя быть и что не может быть никогда.

Александр.Ах, еще одно препятствие к жизни!

Бианка-Мария.Мы знаем, что для разъединения существ есть вещи сильнее смерти. Сама смерть не могла бы так разъединить нас, как разъединяют эти вещи.

Александр.Какие вещи?

Бианка-Мария.Вы их знаете. Вещи святые!

Александр.Ах, Бианка-Мария, я готов иссушить тысячи жизней, лишь бы дать вашим устам утолить свою жажду!

Бианка-Мария.Не говорите так!.. Возле вас есть другая, слитая с вашею жизнь, жизнь бесконечно ценнее моей: почти божественная по своей сущности… Она так глубока, что я никогда не могла приближаться к ней без того, чтобы не дрожать всеми своими фибрами. Кажется, что для нее нет ничего неизвестного, что ничто ей не чуждо. Всякий раз, когда я могла склониться к ней, я чувствовала, как таинственные красоты поднимались из ее глубины и возвышали и уничтожали меня в одно и то же время. И я никогда не плакала так, как на этих коленях, не плакала слезами, которые причиняли мне столько блаженства и столько скорби.

Александр. Вы не знаете, каким ужасным внезапным бесплодием время поражает самые высокие человеческие отношения. Самые могучие корни углублены и продолжают сплетаться под землей, но подземная сила их перестает быть деятельной и не производит уже ни листвы, ни цветов. Неужели вы не чувствуете, как что-то скрытое, похожее на брожение весны, трепещет во мне всякий раз, когда ваша жизнь соприкасается с моей? Вашего одного присутствия достаточно для того, чтобы сообщить моему духу неизмеримую плодовитость. В тот день, когда мы стояли на террасе, среди сменившей крики тишины, и когда ветер бросил в меня прядью ваших волос, моя душа в несколько мгновений перешла все пределы, охватила бесконечное количество новых вещей, даже сама пыль гробниц была для нее волной почек, которые должны были распуститься. Мы могли бы сидеть друг возле друга в пустыне, вдали от человеческих путей, оставаться неподвижными и безмолвными, как нива в раннее утро, и каждое дуновение ветра приносило бы нам удивительные семена.

Бианка-Мария.Это в вас, это в вас вся эта сила!..

Александр.В вас, в вас заключено все то, о чем сожалеют люди, что никогда не изведали обладания им! Когда я на вас смотрю, когда я вслушиваюсь в ритм вашего дыхания, я чувствую, что через вас открываются другие красоты, приобретаются другие блага, что может быть через вас свершаются на свете деяния, такие же светлые, как прекраснейшие грезы поэзии. Я не в силах выразить, что я испытал когда-то, когда я стоял возле вас, при первом проявлении моей любви и желания. Это было исключительное чувство, которое я могу сравнить только с пробуждением в одно утро моего далекого детства… Я вспоминаю об этом пробуждении, как о каком-то радостном рождении, как о какой-то заре, когда я родился для другой жизни, бесконечно более чистой и более сильной, и когда внезапно раскрылись надо мною сомкнутые руки судьбы. Я тогда впервые плыл от берегов Апулии к водам Греции. Это случилось в Коринфском заливе, в Салонской бухте, в гавани Итеи, где я должен был высадиться на берег, чтобы отправиться в Дельфы. Вы знаете эти места, вы, странница всех стран, посвященных тайне и красоте!

Бианка-Мария (как бы сквозь сон). Салона! Помню: синий залив, весь изрезанный скрытыми, как внутренность раковины, бухтами, розовыми по вечерам, как раковина… В горах, изрытых пещерами, между скал, на каком-то клочке красной земли, колебалось несколько тощих колосьев, затерянных в пахучих травах. Помню, однажды вечером загорелось жниво на горе. Легкие, змеившиеся языки пламени бежали между скал с быстротой молнии. Я никогда не видела такого быстрого и такого яркого огня. Ветер приносил к нам благоухание сожженных трав. Казалось, все море наполнено благовонием дикой мяты. Тысячи испуганных соколов кружились над пожарищем, наполняя своими криками все небо.

Александр.Это было там, это было там! Я уснул на палубе, лицом к звездному небу августовской ночи. На заре, когда корабль уже бросил якорь, меня разбудил звон цепей. Вы знаете, на какое расстояние еще и теперь Парнас распространяет святость своего предания. Ваши глаза, перед которыми прошли прекраснейшие и высшие видения земли, конечно, пили этот идеальный свет, окружающий в летнее утро гору Аполлона. Все еще продолжая лежать, я видел только сказочные вершины в безмолвии бледных небес. Из портов доносилось пение петухов, проворное и зычное пение из беспрерывного зова и отклика, которое одно наполняло безмолвие высоких стен. Ах, никогда, никогда я не забуду обетов радости, которые в этом месте и в это утро давало моей новой жизни это воодушевляющее пение!..

Бианка-Мария.Да! Да! Помню…

Александр.И вот — необыкновенное настроение этого далекого утра снова овладело моей душой в тот благодатный час, когда проявилось могущество, скрытое в вас. Ваши уста были неподвижны, но я слышал, как от всей вашей крови поднималось пение, повторявшее мне эти далекие обещания. Ах, я знал, я знал! Я отлично знал, что все эти обещания рано или поздно сбудутся для меня. Поэтому я ожидал доверчиво. Я ожидал, что моя душа достигнет совершенной зрелости, чтобы в ней могла сосредоточиться высшая радость. Я всеми средствами расширял ее сознание, чтобы она умела лучше оценить всякий наиболее редкий дар. Я поил ее водою всех источников, я проливал в нее все благоухания, пропитывал всеми ароматами, чтобы в своей полноте она возможно живее могла чувствовать ненасытность своей природы. И ждал, ждал! И вот пришли вы, как вестница, появились на моем пути в то мгновение, когда я озирался кругом в недоумении, охваченный беспокойством перед замедлением, которое тянулось слишком долго. Я и прежде всматривался в вас, вслушивался в звуки вашего голоса, но в это мгновение вы показались мне каким-то новым существом, сбросившим завесу, скрывавшую вас. Прежде я смотрел на вас, не видя вас, слушал, не слыша вас. Теперь я узнал вас. Вы напоминаете мне о всех обещаниях этого далекого утра. И я не откажусь ни от одного из них, даже если бы мне пришлось силой принудить судьбу сдержать их…