Божена Немцова - Карла

— А меня-то зачем впутали в это дело?

Увидев Петра, он побледнел. Но Петр тут же подошел к нему, спросил про Карлу и рассказал обо всем, что за это время у них произошло.

— Ну, Петр, ты вроде как бы грех с моей души снял, — обрадовался Барта, на сердце у него стало совсем легко, и он поспешил к дому старосты.

— Ну... это самое... кума, — начал он еще с порога, — попутал тебя черт! Если бы я знал про это раньше... ну да ладно, коль уж так получилось. Карла... или нет, Карел посылает тебе и всем вам привет. Ты уж его прости, но дольше ему уже было не вытерпеть. Просит тебя не плакать, а молиться, чтобы господь бог вернул бы его в добром здравии. Поехал он прямо в Прагу к пану надпоручику... и сам пойдет в солдаты.

И хотя Маркита знала, что тем дело кончится, она горько заплакала.

— Перестань плакать... это самое... Карел правильно сделал. Куманек возьмет его служить к себе, и станет он капралом. Ты за него не бойся, артикулу я его научил, а это самое трудное... Да, чтобы не забыть. Он просил передать, что заходил к тебе ночью, хотел проститься, но ты спала. Оно и лучше, считай, что Карел с тобой попрощался. Ты, Петр... это самое... не забывай Бару... А тебе, Гана, он посылает вот это... и велит помнить то, что ты обещала.

С этими словами он вытащил красный платок из кармана и подал его Гане. В нем были завернуты пояс и девичий веночек Карлы.

Гана плакала навзрыд.

— Ну , пусть все решает господь бог, ему лучше знать, кому что полезнее. Весною, если будем живы, здоровы, съездим в Прагу, Маркита. А теперь за работу и в костел на помазание! — распорядился Милота, и все послушно разошлись по своим местам. Маркита отправилась делать работу, которую раньше делала ее дочь.

Когда в деревне стало известно о том, что произошло, кумушки-сплетницы обрадовались: «Так ведь мы и раньше говорили — тут что-то не так!»

Пан надпоручик, который к этому времени уже стал капитаном, принял Карела хорошо, хотя и отругал как следует Маркиту за безрассудство. Сперва Карел тосковал и думал, что заболеет «тоской по родине», но твердая воля помогла ему одолеть все трудности, он учился и очень скоро снискал себе любовь пана капитана.

К тому времени срок военной службы был уменьшен с четырнадцати до восьми лет. Мог ли кто-нибудь радоваться этому больше, чем Карел и близкие ему люди в Страже? Хотя для Ганы и такой срок показался слишком большим, она все же горячо помолилась за императора. Милота с Ганой и Маркита на храмовый праздник святого Яна приехали в Прагу. Гана ничего не видела, ничего не слышала, кроме своего Карела, который теперь казался ей в тысячу раз прекраснее, чем прежде. И Маркита, как ни больно ей было видеть сына солдатом, тоже радовалась, что военный мундир ему к лицу. Вот только, если бы не эта разлука да не восемь лет солдатской службы, все было бы ничего.

Петр признал, что Карел был прав: Бара действительно хорошая девушка и любит его. Он не долго раздумывал и в тот же год сыграл свадьбу. Карел прибыл в отпуск капралом, что очень обрадовало Барту. Если он Карлу любил, то еще больше полюбил Карела.

Прошло три года. На четвертый год Карел был уже фельдфебелем. Он стал важным паном, мог и до офицера дослужиться, потому что к нему относились хорошо, но вдруг затосковал по горам, по Гане, да так, что и генеральский мундир, будь он у него, променял бы на крестьянскую куртку.

Тоска его, видно, передалась Гане, она ходила как в воду опущенная и дома, среди родных гор, тосковала по Праге.

— Нет, так дело не пойдет! Одна воркует тут, другой там. Пусть собирается и едет к нему, так будет спокойнее. Ну-ка, мать, испеки мне белого хлеба в дорогу. А ты, Йирка, смажь у телеги колеса, я завтра еду в Прагу. Надо кое-что там разузнать! — сказал в один прекрасный день Милота.

Батрак как следует смазал колеса, мать и Гана испекли белого хлеба для старосты и Карела, и на следующий день хозяин поехал в Прагу. Через несколько дней он вернулся и сказал:

— Ну, Гана, радуйся, все улажено!

Вскоре после этого, отслужив положенное, Карел вернулся домой, стал хорошим хозяином и, наверное, по сей день живет и здравствует со своей Ганой.

Вальдмюнхен — город в Германии, в земле Бавария.

Красная подушечка на груди — деталь женского костюма в этих краях.

Ходы — жители пограничных деревень у Домажлиц. Одна из привилегий ходов — знамя с вышитой на нем песьей головой. Отсюда — псоглавцы.

Талер — крупная серебряная монета, которая в XVI—XIX веках играла важную роль в денежном обращении Европы.

Артикул — ружейные приемы.

Имеется в виду первый снег, начало зимы, которые народ в этих краях связывает с праздником святого Мартина в середине ноября.

В пограничных районах Чехии и Германии в те времена был обычай обмениваться мальчиками, которые, поселившись в семье, учились ремеслу, а заодно и языку.

Коляда — рождественским обряд в славянских странах, сопровождается обходом соседей и обрядовыми песнями.

Так называют одну из гор на Шумаве. Перси - грудь (устар.)

Огонь, согласно поверьям, высшая благодать, оттого именуется «божьим».

«Божьим даром» в тех местах называют хлеб.

Волынщик — музыкант, играющий на волынке, народном духовом инструменте.

Турнепс — кормовая репа.

Согласно поверью, зубная боль проходит, если взять голубя в руки.