Никос Казандзакис - Христа распинают вновь

Он закричал и проснулся. «Иди, не останавливайся — это и есть глас божий!» — подумал он.

Манольос вскочил, умылся, причесался, надел свой лучший костюм, положил евангелие за пазуху и затормошил Яннакоса.

— Эй, Яннакос, — закричал он ему радостно, — проснись, лодырь!

Яннакос открыл глаза и залюбовался своим другом.

— Ты вырядился, как жених, Манольос, — сказал он, — глаза твои блестят. Какой хороший сон приснился тебе?

— Пошли, — сказал Манольос, — не будем терять времени, подумай, в каком страхе сейчас Панайотарос, подумай, в каком страхе сейчас наше село! Пошли скорее!

Какая великая радость — проснуться утром с мыслью, что ты принял важное решение. Манольос спускался с горы с удивительной легкостью, почти летел, не касаясь земли, — ему казалось, что архангелы раскрыли свои крылья и несут его от скалы — к скале, как маленькое, гонимое нежным ветерком облако.

За ним, задыхаясь, спешил Яннакос, но не мог догнать его.

— Мне кажется, у тебя крылья появились, Манольос! — кричал он. — Подожди немного, а то мне не угнаться за тобой!

А Манольос действительно чувствовал крылья под ногами и не мог замедлить свой полет. Разве мог он сказать крыльям: остановитесь, подождем Яннакоса!

— Хочу, но не могу, Яннакос, — крикнул он ему, — я тороплюсь!..

Такое же ощущение появилось у него еще тогда, когда он, закрывая глаза, следовал в своих грезах за Христом, дабы сеять доброе слово или в каменистую, или бесплодную почву, когда он летел, следуя за Христом из Генисарета в Иудею, когда он проходил с верными друзьями небольшие любимые селенья — Капернаум, Кану, Магдалу, Назарет, Самарию, когда посещал дорогие ему окрестности Иерусалима — Вифанию, Вифлеем, Вифавару, Иерихон, Эммаус… Вот так и сегодня летел Манольос… Словно шел по стопам Христа, спускаясь в Ликовриси… И все более невесомым становилось его тело, и он чувствовал, что по лицу пробегают мурашки и с него как будто спадает чешуя. Он чувствовал, что кожа становится мягкой и нежной, как сердцевина камыша!

Манольос замер в испуге; сердце его дрожало. Чья-то спокойная, ласковая, как горный утренний ветерок, рука коснулась его лица и погладила его.

Он уже был уверен, но еще не осмеливался ощупать лицо, чтобы больше не сомневаться.

«Чудо! Чудо!» — думал он и весь дрожал.

Подошел запыхавшийся Яннакос, поднял глаза, посмотрел на Манольоса и закричал:

— Дорогой Манольос, дорогой Манольос! — и бросился в его объятия.

Манольос провел рукой по лицу, жадно ощупывая его пальцами: дикое мясо растаяло, как воск, опухоль спала, лицо опять стало человеческим.

— Слава тебе, господи… — прошептал Манольос и перекрестился. — Слава тебе, господи! Бог простил мои грехи…

— Манольос, дорогой, — крикнул Яннакос, и губы его задрожали, — дай мне поцеловать твою руку… Ты победил искушение, твоя душа очистилась, с лица исчезло клеймо сатаны!

Яннакос протянул свою грубую руку и долго молча гладил лицо друга.

— Пошли! — сказал Манольос. — Нельзя терять времени!

Солнце взошло, уже весело пели петухи и лаяли собаки, но поля внизу еще тонули в прозрачном тумане. Вскоре друзья увидели Ликовриси.

Манольос повернулся к своему товарищу.

— Яннакос, — сказал он, — что бы я ни делал, что бы я ни говорил в селе, ты не удивляйся и не протестуй. Знай, что это не я говорю, а Христос, который повелевает мне; я просто выполняю его приказ. Ты понял, дорогой Яннакос?

— А что ты сделаешь? Что ты скажешь? — спросил Яннакос с беспокойством.

Ему вдруг показалось, что друг его прощается с ним.

— Я же тебе говорю, — скажу то, что велит Христос! Ничего больше! Я и сам толком еще не знаю, но я уверен, дорогой Яннакос, что слова придут ко мне… Ты передай Михелису и Костандису, чтоб они не поднимали шума…

— Что ты сделаешь? Что ты скажешь? — снова спросил испуганный Яннакос и остановился.

Манольос заговорил:

— «Иди! Не останавливайся!» — сказал мне Христос ночью, когда я спал. Иди и ты, дорогой Яннакос, не останавливайся. И не сомневайся! Разве ты не видел сейчас, как исчезло клеймо сатаны с моего лица? А почему, как ты думаешь? Потому что, по велению Христа, я рано утром отправился в путь; и не хныкал, а радостно бежал вперед. А ты мне кричишь: «Остановись!» Как же я могу остановиться, милый Яннакос? Христос идет вперед большими шагами.

Но Яннакос лишь покачал головой.

— Я тебе доверяю, Манольос, — сказал он. — Я своими глазами видел чудо на твоем лице. Но себе я не доверяю. Если ты сделаешь что-нибудь такое, что не под силу смертному человеку, я заору! Я завоплю, дорогой Манольос! Я человек, и, если что-нибудь с тобой случится, я тебя не оставлю, я буду драться!

— А если это веленье бога?

— Я буду драться, — повторил Яннакос, — и пусть бог меня простит!

— Давай лучше совсем не будем говорить! — сказал Манольос. — Лучше пойдем молча!

Они ускорили шаг и быстро дошли до села. Навстречу им выбежал Костандис.

— Братья! — закричал он, увидев их. — Куда вы идете? Вернитесь обратно! Я сейчас шел вас предупредить, чтоб вы не спускались; ужасное дело готовится сегодня в селе!

— Как Панайотарос? — спросил Манольос.

— Его петля уже на суку платана. Сеиз сегодня утром протрубил в свою трубу и приказал всем жителям села, мужчинам и женщинам, собраться на площади у платана, чтобы они посмотрели и ужас вселился в их сердца.

— Пошли назад! — крикнул испуганно Яннакос и повернулся к горе. — Пойдем с нами, Костандис!

— У меня жена и дети, я их не оставлю; но вы, во имя господа бога, идите обратно! Возвращайтесь!

— Мы, — сказал Манольос, продолжая шагать, — мы пойдем вперед, во имя господа бога! Пойдем, Яннакос, не бойся! Кто-то идет впереди и зовет нас. Разве ты не видишь?

Костандис только сейчас заметил, что лицо Манольоса опять стало чистым и красивым.

— Дорогой Манольос, — закричал он, — как же свершилось это чудо?

— Так, как свершаются все чудеса, — ответил Манольос улыбаясь, — спокойно, просто, тогда, когда никто не ожидает этого… Не будем терять времени, братья, — пошли!

Он взял за руку Костандиса и вместе с ним быстро зашагал к селу. За ними шел Яннакос, что-то бормоча себе под нос.

— Костандис, милый, — убеждал Манольос, — не бойся! Село не погибнет. Я знаю убийцу и потому так тороплюсь.

— Кто он? Кто? — радостно крикнул Костандис. — Бог тебе открыл во сне? Кто он?

— Не спрашивай, не останавливайся, шагай! — сказал Манольос, и голос его звучал одновременно повелительно и ласково.

Все трое ускорили шаг и через несколько минут ворвались в село, словно три быстроногих коня.

Громко и тревожно пела труба сеиза, открывались двери, выходили люди. Испуганные женщины и мужчины крестились и бежали на площадь.