Генри Миллер - Вспоминать, чтобы помнить (Remember to Remember)

Да, места... Взять, к примеру, Мэйн-стрит в Лос-Анджелесе. Несмотря на все странные, нелепые, невероятные вещи, которые случаются с вами в этом городе, туда возвращаешься снова и снова. А Мэйн-стрит, на мой взгляд, — одна из самых отвратительных улиц Америки. Просто вопиющее уродство. Идешь по ней, смотришь на всех этих типов в барах и содрогаешься от отвращения. Обезьянье царство. Вставшие на ноги обезьяны ходят, покачиваясь, вдоль стойки. Я встречал иностранцев, которые видят в этом особый шарм. Полагают, будто это настоящая Америка — как она есть. Дешевая мишура. Одна мишура. А им нравится. Для них это экзотика. Правда, только до тех пор, пока какой-нибудь жуткий тип не звезданет им по первое число — без всякой причины. Просто потому, что они ему не понравились. Вот что такое Америка. Чтобы это понять, не нужно ходить в кино. Просто послоняйтесь по Мэйн-стрит. По любой Мэйн-стрит.

В Америке полно разных мест, где можно развлечься. Убогих мест. И все эти ничтожные места кишат людьми. Переполнены такими же ничтожными душонками. Завсегдатаи этих мест — люди без определенных занятий, и все они ищут развлечений. Как будто основная цель человеческого существования — забыться. Каждый норовит найти уютное местечко, где можно посидеть со своим спутником и забыть на время о проблемах. Никто так и не находит того, что ищет, но продолжает делать вид, что такое место существует — пусть не здесь, а где-то еще. И каждый с упорством маньяка повторяет: «Здесь замечательно. Классный кабак. Я здесь счастлив. Здесь я забываю, что одинок и несчастен». И, говоря это, он становится действительно одиноким и несчастным. Неожиданно вы замечаете, что кто-то говорит с вами. Пьяный монолог в самом разгаре. Этот парень не просто одинок и несчастен, он еще и не в своем уме. Наконец отчаяние настолько переполняет вас, что вы решаете отправиться домой. Надо действительно дойти до ручки, чтобы возвращаться туда, потому что дом — последнее место на земле, куда стоит идти, когда тебе плохо. Он, конечно, напичкан всем, чем положено, — там есть радиоприемник, холодильник, стиральная машина, пылесос, энциклопедия «Британника», юмористические журналы, телефон, паровое отопление, электродуховка, душ и т.д. Все удобства цивилизации, так сказать. И все же нет такого народа на свете, которому было бы так неуютно дома, как американцам. В самой атмосфере здесь носится дух унылого помешательства. Стоит только, расположившись в удобном кресле, повернуть ручку приемника, и эфирные волны донесут до вас вкрадчивый, тщательно выбранный голос: «Весь мир смотрит на Америку!» Если бы только мир мог заглянуть в сердце Америки и увидеть, что происходит в ее семьях! Тогда, не сомневаюсь, человечество отвернулось бы от нашей страны. И думаю, для мира будет в тысячу раз лучше, если он перестанет надеяться на Америку и верить в нее. Так мне кажется.

Конечно, есть и другие места, кроме дома, милого дома. Опрятные, чистые места, вроде церквей, к примеру. Разве может быть что-нибудь опрятнее и чище внутреннего помещения храма — я имею в виду, конечно, протестантскую церковь? Пожалуй, только больница или морг. Снаружи церкви всегда немного нелепы — стены цвета желчи и темные витражи; на одних — парят в облаках овцы, на других — Иисус, наш Спаситель, на кресте. Однако внутри — отрада для глаз. Ряды скамей, Псалтыри в задних карманах. А на кафедре — один из тех хороших, чистеньких, честных людей, которых называют «божьими». Перед ним графин с водой — на случай, если он захочет пить или охрипнет. Как же он любит свою паству, дорогой, добрый пастор! Он любит каждого из них, как любит своего обожаемого Иисуса. Прекрасный человек! Вот если бы только он не нес такую ахинею! Если бы действительно говорил дело!

Нет, церковь не то место! И кегельбан не то, и кинотеатр, и бильярдная, и аптека, и военная академия, и тюрьма, и приют для глухонемых, и психушка. Все они жалки, унылы и зловещи. Даже если принадлежат «Лосям». И все же однажды, оказавшись в Глен-Эллен, где был дом Джека Лондона, я подумал: «Если есть в Америке место, похожее на Рай, то оно здесь». Но позже мне сказали, что Лондон не часто бывал в этом доме. Он был слишком большим непоседой. Найдя Рай на земле, он изгнал себя из него.

Говорят, что Пушкин, прочитав «Мертвые души» и до слез нахохотавшись, воскликнул: «Боже, как грустна наша Россия!» То же самое я мысленно говорю себе, думая об Америке. «До чего же грустное место! Какое ужасное поражение!»

Похоже, и французы, благодаря нынешней моде на американскую литературу, начинают это понимать. Вероятно, их поражает, что американские писатели говорят о своей стране вещи гораздо более жесткие, чем иностранцы. Они признают, что книга Дюамеля об Америке («Scenesdela Vie Future»*), если сравнивать ее с произведениями таких писателей, как Фолкнер, Стейнбек, Колдуэлл, Дос Пассос, кажется вполне невинной. И поздравляют наших писателей с такой растущей трезвостью взгляда.

* «Сцены будущего» (фр.) — публицистическая книга французского писателя Жоржа Дюамеля (1884— 1966). — Здесь и далее — примеч. пер.; примечания автора оговариваются специально.

Эта «будущая жизнь», о которой спешит предупредить соотечественников Дюамель, уже пришла в Советскую Россию. То, что другого пути нет, там, кажется, приняли как само собой разумеющееся. Русские уже в новом мире — ногами вперед. А мы у себя притворяемся, что можно одновременно жить сразу в двух мирах. С партийной точки зрения наши лучшие писатели — реакционеры. Они якобы плетутся у чего-то там в хвосте. В произведениях этих социальных сатириков слишком много пессимизма, слишком много разочарованности. А энергичные, устремленные в будущее люди должны быть полны веры, отваги и оптимизма.

Не нужно забывать, что наши самые талантливые писатели оказывают весьма незначительное влияние на страну в целом. Народ по-прежнему будет голосовать за программы республиканцев и демократов. Россия сознательно и стремительно рвется вперед, понукая и подстегивая себя. Мы же, американцы, бредем, пошатываясь, как пьяные, мало что соображая. Люди, которые обеспечили нашу победу в войне, в большинстве своем — консерваторы, это ученые, специалисты, промышленники и изобретатели. Им не нужен новый мир, они хотели бы вернуться к добрым старым временам. Русские же мечтают о новом мире и готовы на все, чтобы поскорее жить в нем. Но хотим мы того или нет, новый мир уже на пороге. Однако по большому счету он никому не нравится. Даже русские чувствуют себя в нем не очень уютно. Конечно, те, кто верит в новый порядок, очень надеются на то, что простой человек в конце концов воспользуется плодами тех изобретений и открытий, которые сейчас совершаются. Но каким образом, хотел бы я знать? Похоже, никто не в состоянии дать вразумительный ответ на вопрос, как произойдет это чудо. Как простой человек сумеет воспользоваться всем этим, если у него нет потребности оказаться в раю? Как может воцариться новый порядок, если у людей, которым предстоит его создать, нет новых сердец, нового сознания?