Давид Бергельсон - Когда всё кончилось

Не закончив «Равребе», Бергельсон взялся за новый роман, впервые сделав своим главным персонажем женщину. Роман «Когда все кончилось» вышел в 1913 году в виленском издательстве Клецкина, поставившего своей целью поддержку серьезной новой литературы на идише, которая к тому времени уже стала заметным культурным явлением. Первый роман Бергельсона сделал его знаменитым. По рекомендации Бялика, отдельные главы были переведены на иврит и опубликованы в одесском журнале «Гаолам». Бергельсон оказался во главе нового литературного направления, противопоставившего себя массовой литературе, а Киев стал новым литературным центром, вместе с Вильно бросившим вызов доминированию Варшавы в еврейской литературе и печати. В 1940 году Дер Нистер напоминал об этом времени в своем панегирике «Письмо Давиду Бергельсону»: «Всякий, кто оказывался вблизи Вас, должен был стать врагом суматошного литературного базара, он становился на Вашу сторону и начинал творить новую для того времени литературную традицию, новую литературную школу, во главе которой стояли Вы, по достоинству призванный возглавить движение» [26] Дер Нистер. Дерцейлунген ун эсеен 1940–1948. Нью-Йорк, ИКУФ, 1957, с. 293–294. . Отличительной чертой этой школы была ориентация на русский и западно-европейский модернизм, в противовес популярной как среди сторонников ивритского возрождения в стиле «духовного сионизма» Ахад-Гаама, так и среди народников-идишистов, сторонников Переца и Ан-ского идее построения новой еврейской литературы посредством адаптации национальной и религиозной традиции.

Критики единодушно признавали, что главным достижением Бергельсона стала героиня романа Миреле Гурвиц. Моисей Литваков, впоследствии грозный идеологический страж советской еврейской культуры, а в то время влиятельный киевский критик сионистско-социалистической ориентации, писал в обзоре новинок еврейской литературы за 1913 год: «Поистине большим событием в нашей литературе стал роман Давида Бергельсона „Когда все кончилось“. Это первый и пока единственный еврейский роман, первая и пока единственная книга о еврейской девушке […] Впервые на идише создан художественный образ, который стоит на такой высокой ступени художественной символизации и который тем самым имеет смысл и значение не только для еврейской литературы» [27] Литваков М. Ин умру. Киев: Киевер фарлаг, 1919, с. 109. . Для Литвакова основным достоинством романа было то, что он восполнял важный пробел в еврейской литературе — отсутствие полноценного и полнокровного женского характера — тем самым приближая еврейскую литературу к мировым образцам и сокращая ее отставание в развитии. Шмуэл Нигер также видел в Миреле символ, но другого рода: «символ вечного Агасфера, блуждающего по миру от одного края горизонта до другого и не знающего, для чего и для кого. Миреле становится духом. Тысячи лет парил этот дух в пустом мировом пространстве, полный верой и сознанием, без вопросов и сомнений. Вдруг — это произошло в нашем поколении — он остановился, увидел, что его со всех сторон окружает пустыня, пустота — и он вопрошает, куда и зачем он идет. Вопрошает — и идет дальше…» [28] Нигер Ш. Шмуэсн вегн бихер. Часть 1. Нью-Йорк: Идиш, 1922, с. 147–148. . Похожее впечатление от образа Миреле как носительницы вечной тайны в блоковском духе сложилось и у Майзеля: «Она целиком занята собой. Священную тайну несет она в себе, тайну, о которой она, возможно, и сама не знает, которая передана ей чудом или сном, и ни для кого неясно, что же это такое. Никто из ее окружения не оказывает на нее никакого влияния, и она не имеет никакого отношения к миру других людей, даже на минуту не испытывает к ним никакого интереса. Как бы ни был другой человек близок к ней, он все равно остается ей чужим» [29] Майзиль Н. Ноэнте ун вайте. Т. 1. Вильно: Б. Клецкин, 1930, с. 117–118. .

Миреле является абсолютным «центром сознания», вокруг которого организовано все действие романа. Реальность всех прочих персонажей определяется их отношением к Миреле как объекту их желания. В свою очередь сама героиня оказывается неспособной адекватно реагировать на эти желания, что превращает возникающие вокруг нее проблемы в неразрешимые и приводит Миреле к депрессии и параличу воли. При этом она живет в мире фантазий, созданном из впечатлений от встреченных людей и прочитанных книг. В отличие от дочерей шолом-алейхемовского Тевье-молочника, которые одна за другой оказываются в схожих ситуациях конфликта между собственным желанием и желанием отца и разрешают этот конфликт, с разной степенью успеха, в свою пользу, Миреле, после долгих колебаний, подчиняется воле отца и соглашается на предложенный брак с Шмуликом Зайденовским, унылым отпрыском недавно разбогатевшего семейства, желающего породниться с Гедальей Гурвицем ради «ихеса», родовитого происхождения. Само по себе это событие не имеет большого значения для романа: вопреки законам жанра свадьба происходит в середине книги, не открывая и не заключая действия. Также мало значения имеют и два других события, традиционно обладающие в литературе большим скандальным потенциалом: аборт и развод Миреле. В соответствии с заглавием все в романе оказывается последействием, происходящим после расторжения первого затянувшегося «местечкового шидеха» (помолвки) между Миреле и Вовой Бурнесом.

Мы впервые знакомимся с Миреле опосредованно, через разговор ее отвергнутого жениха со своими родителями. Герой первой, самой короткой части романа, Бурнес представляет собой тип нового местечкового капиталиста, разбогатевшего на торговле зерном и стремящегося жить «широко, по-барски», как живет «за восемнадцать верст отсюда на большом сахарном заводе» Нохум Тарабай. «Ясновельможная панна» Миреле воплощает для Вовы мечту об аристократической элегантности и городской культуре, однако он для нее очевидно слишком груб в своей плебейской простоте. Ее круг состоит из местных «полуинтеллигентов», застрявших на полпути между местечком и городом: хромого студента Липкиса, помощника провизора Сафьяна и акушерки Шац. Между тем дела ее некогда богатого отца неуклонно идут под гору вместе с упадком польской помещичьей аристократии, на протяжении веков главного клиента и должника местечковых еврейских финансистов. Шустрый Вова Бурнес в последний момент обманом перехватывает в уплату по векселям Гурвица оставленные у кашперовского графа в залог деньги, лишая медлительного Гедалью всякой надежды на возврат его части долга. Не способный разрешить свои финансовые затруднения, Гедалья удаляется к сестре за границу, в австрийскую Галицию, откуда просит прислать себе книги «Кузари» и «Абарбанель».