Максим Горький - На дне. Избранное (сборник)

Петр.Тебя беспокоит разговор?

Татьяна.Мне надоело! Одно и то же… всегда одно и то же!

Поля.Смотрите, какой блаженный!

Тетерев.Ты что смеешься?

Нил.Я? Я вспоминаю, как отчитывал начальника депо… Интересная штука — жизнь!

Тетерев (густо) . Аминь!

Петр (пожимая плечами) . Удивляюсь! Слепыми, что ли, родятся оптимисты?

Нил.Оптимист я или что другое, — это неважно, — но жить — мне нравится! (Встает и ходит.) Большое это удовольствие — жить на земле!

Тетерев.Да, любопытно!

Петр.Вы оба — комики, если вы искренние люди!

Нил.А ты… уж я не знаю — как тебя назвать? Я знаю, — и это вообще ни для кого не тайна, — ты влюблен, тебя — любят. Ну, вот хотя бы по этому поводу — неужели тебе не хочется петь, плясать? Неужели и это не дает тебе радости? (Поля гордо смотрит на всех из-за самовара. Татьяна беспокойно ворочается, стараясь видеть лицо Нила. Тетерев, улыбаясь, выколачивает пепел из трубки.)

Петр.Ты забываешь кое-что. Во-первых — студентам жениться не позволено; во-вторых — мне придется выдержать баталию с родителями; в-третьих…

Нил.Батюшки! Да ведь это что же? Ну, тебе остается одно — беги! Беги в пустыню!..

Татьяна.Ты балаганишь, Нил…

Нил.Нет, Петруха, нет! Жить, — даже и не будучи влюбленным, — славное занятие! Ездить на скверных паровозах осенними ночами, под дождем и ветром… или зимою… в метель, когда вокруг тебя — нет пространства, всё на земле закрыто тьмой, завалено снегом, — утомительно ездить в такую пору, трудно… опасно, если хочешь! — и всё же в этом есть своя прелесть! Все-таки есть! В одном не вижу ничего приятного, — в том, что мною и другими честными людями командуют свиньи, дураки, воры… Но жизнь — не вся за ними! Они пройдут, исчезнут, как исчезают нарывы на здоровом теле. Нет такого расписания движения, которое бы не изменялось!..

Петр.Не раз я слышал эти речи. Посмотрим, как тебе ответит жизнь на них!

Нил.Я заставлю ее ответить так, как захочу. Ты — не стращай меня! Я ближе и лучше тебя знаю, что жизнь — тяжела, что порою она омерзительно жестка, что разнузданная грубая сила жмет и давит человека, я знаю это, — и это мне не нравится, возмущает меня! Я этого порядка — не хочу! Я знаю, что жизнь — дело серьёзное, но неустроенное… что она потребует для своего устройства все силы и способности мои. Я знаю и то, что я — не богатырь, а просто — честный, здоровый человек, и все-таки говорю: ничего! Наша возьмет! И я на все средства души моей удовлетворю мое желание вмешаться в самую гущу жизни… месить ее и так и эдак… тому — помешать, этому — помочь… вот в чем радость жизни!

Тетерев (усмехаясь) . Вот смысл глубочайший науки! Вот смысл философии всей! А всякой другой философии — ан-нафема!

Елена (в двери) . По какому поводу здесь кричат и махают руками?

Нил (бросаясь к ней) . Барыня! Вы меня поймете! Я пел сейчас славу жизни! Ну, говорите: жизнь — удовольствие!

Поля (негромко) . Жить — очень хорошо!

Елена.Кто против этого?

Нил (Поле) . Эх ты… тихая моя!

Елена.При мне — не любезничать!

Петр.Чёрт знает что такое! Точно пьяный…

Елена.Постойте! Вы собрались пить чай? А я пришла звать вас к себе… Ну, и я останусь с вами, — у вас сегодня весело. (Тетереву.) Только вы, мудрый ворон, вы один нахохлились — чего ради?

Тетерев.Мне тоже весело. Только я люблю веселиться молча, а скучать — громко…

Нил.Как все большие, умные, угрюмые псы…

Елена.Я никогда не видела вас ни грустным, ни веселым, а только философствующим. Знаете, господа, — знаешь, Таня, — он обучает меня философии. Вчера прочитал целую лекцию о некотором законе достаточного основания… эх! я забыла, как этот удивительный закон выражается… в каких словах? В каких?

Тетерев (улыбаясь) . Нет ничего без основания, почему оно есть…

Елена.Вы слышите? Вот я какие мудрые штуки знаю! Вы вот не знаете, что закон этот являет собой — являет, это самое настоящее философское слово! — являет собой… что-то вроде зуба, потому что у него четыре корня… верно?

Тетерев.Не смею спорить…

Елена.Ну, конечно! Посмели бы вы! Корень первый — а может, и не первый — закон достаточного основания бывания… бывание — это материя в формах… вот я — материя, принявшая — не без основания — форму женщины… но зато — без всякого уже основания — лишенная бытия. Бытие — вечно, а материя в формах — побывает на земле и — фьюить! Верно?

Тетерев.Ладно, сойдет…

Елена.Еще я знаю, что существует каузальная связь, априори и апостериори, но кто они такие, — забыла! И если я от всех этих премудростей не стану лысой, так буду умной! А самое интересное и премудрое во всей философии вот что: зачем вы, Терентий Хрисанфович, говорите мне о философии?

Тетерев.Потому, во-первых, что смотреть мне на вас очень приятно…

Елена.Спасибо! Во-вторых, наверное, неинтересно…

Тетерев.Во-вторых, потому что, только философствуя, человек не лжет, ибо философствуя, он просто — выдумывает…

Елена.Ничего не поняла! Да, Таня, как ты себя чувствуешь? (Не дожидаясь ответа.) Петр… Васильевич! Вы чем недовольны?

Петр.Собой.

Нил.И всем остальным?

Елена.Знаете, — мне ужасно хочется петь! Как жаль, что сегодня суббота и всенощная еще не отошла… (Входят старики.) А! вот идут богомольцы! Здравствуйте!

Бессеменов (сухо) . Наше вам почтение…

Акулина Ивановна (тоже недовольно) . Здравствуйте, матушка! Только мы вас уж видели сегодня.

Елена.Ах, да! Я позабыла… Ну, что же… в церкви… жарко было?

Бессеменов.Мы не затем туда ходим, чтобы климат измерять.

Елена (смущаясь) . О, разумеется… я хотела спросить не о том… я хотела спросить… много было народа?

Акулина Ивановна.Не считали мы, матушка…

Поля (Бессеменову) . Чай пить — будете?

Бессеменов.Сначала поужинаем… Мать, ты поди-ка, приготовь там. (Акулина Ивановна уходит, шмыгая носом. Все молчат. Татьяна встает и переходит к столу, поддерживаемая Еленой. Нил садится на место Татьяны. Петр шагает по комнате. Тетерев, сидя около пианино, следит за всеми, улыбаясь. Поля — у самовара. Бессеменов сидит в углу, на сундуке.) Какой народ стал — вор, даже удивительно! Давеча, как шел я с матерью в церковь, — дощечку положил у ворот, через грязь, чтобы пройти. Назад идем, а дощечки уж нету… стащил какой-то жулик. Большой разврат пошел в жизни… (Пауза.) В старину жуликов меньше было… всё больше разбойничали люди, потому — крупнее душой были все… стыдились из-за пустяков совесть тревожить… (На улице, за окнами, раздается пение и звуки гармоники.) Ишь… поют. Суббота, а они поют… (Пение приближается, поют в два голоса.) Наверное — мастеровые. Чай, пошабашили, сходили в кабак, пропили заработок и дерут глотку… (Пение под окнами. Нил, прислонив лицо к стеклу, смотрит на улицу.) Поживут эдак-то год… много — два, и — готовы! Золоторотцами будут… жуликами…