Анатоль Франс - 5. Театральная история. Кренкебиль, Пютуа, Рике и много других полезных рассказов. Пьесы. На белом камне

Леонар.Пощадите!

Катрина.И не удивительно, что все дорожает. Роскошь стола становится с каждым днем все более вызывающей. Чтобы угостить родственника или приятеля, уже не довольствуются тремя блюдами — супом, жарким и фруктами. Желают иметь мясо, приготовленное на пять-шесть ладов, с таким количеством всевозможных соусов, приправ и печений, что получается какая-то дикая смесь. Вы не считаете, мой друг, это уже излишеством? Я так просто не понимаю, какое удовольствие люди находят в том, чтобы до такой степени пичкать себя всякой едой? Это вовсе не значит, что я презираю вкусные кушанья, я даже лакомка. По-моему, пусть будет еды немного, но она должна быть тонкой. Я, например, неравнодушна к петушиным почкам и к донышкам артишока. А вы, Леонар, кажется, питаете слабость к рубцам и кровяной колбасе? Фи! Как можно любить такую гадость!

Леонар (хватаясь руками за голову). Я сойду с ума! Я чувствую, что сойду с ума!

Катрина.Мой друг, я больше не скажу ни слова, потому что разговорами я могу помешать вашей работе.

Леонар.О, если бы вы делали то, что говорите!

Катрина.Я рта не открою.

Леонар.Чудесно.

Катрина.Видите, мой друг, я ничего больше не говорю.

Леонар.Да.

Катрина.Я вам даю совершенно спокойно работать.

Леонар.Да.

Катрина.И мирно сочинять ваше решение. Оно будет скоро готово?

Леонар.Оно никогда не будет готово, если вы не замолчите. (Пишет.) «Итак, сто двадцать ливров дохода, которые сей недостойный опекун похитил у бедной сиротки…»

Катрина.Послушайте! Тсс! Послушайте! Кажется, кричат «пожар»? Мне показалось, что кричат… Но возможно, что я ошиблась. Есть ли на свете что-либо ужаснее пожара? Ведь огонь еще страшней, чем вода. В прошлом году я видела, как горели дома на мосту Менял. Сколько смятения! Какие убытки! Люди кидали свои пожитки прямо в реку и выбрасывались сами из окон. Они не сознавали, что делают: страх лишил их рассудка.

Леонар.Господи, смилуйся надо мной!

Катрина.Почему вы, мой друг, застонали? Скажите, что вас беспокоит.

Леонар.Больше вынести не могу!

Катрина.Отдохните, Леонар. Не надо так утомлять себя. Это неблагоразумно, и вы напрасно…

Леонар.Замолчите ли вы когда-нибудь?

Катрина.Не сердитесь, мой друг. Я больше ничего не скажу.

Леонар.Дай-то бог!

Катрина (глядя в окно). О! Сюда приближается госпожа де ля Брюин, жена прокурора… На ней чепец, расшитый шелком, и широкое манто мышиного цвета поверх парчового платья. За ней по пятам идет лакей — тощий, как селедка. Леонар, она глядит в нашу сторону: верно, идет к нам в гости. Подвиньте скорее кресла, чтобы ее принять: надо встречать людей в соответствии с их званием и положением. Она вот-вот остановится у нашей двери. Нет, проходит мимо; прошла. Может быть, я ошиблась? Может быть, то была не она? Ведь людей не всегда узнаешь. Но если и не она, то какая-то дама на нее похожая, очень даже похожая. Нет, как подумаю, вижу, что это несомненно была она; во всем Париже не сыскать женщины до такой степени схожей с госпожой де ля Брюин. Мой друг… мой друг… вы были бы рады, если бы госпожа де ля Брюин посетила нас? (Садится на стол.) Какое счастье, что вы не женились на ней; ведь вы так не любите болтливых женщин! Она стрекочет, как сорока; с утра до вечера только и делает что болтает. Что за трещотка! И она рассказывает порой такие истории, которые вовсе не делают ей чести.

Выведенный из терпения, Леонар поднимается с письменными принадлежностями на раздвижную стремянку, усаживается на средней ступеньке и пытается там писать.

Прежде всего она перечисляет все подношения, которые получил ее муж. Прямо слушать тошно! (Катрина поднимается с другой стороны на стремянку и садится против Леонара). Что нам за дело до того, сколько прокурор де ля Брюин получил дичи, муки, рыбы или голов сахара? Однако госпожа де ля Брюин остерегается рассказывать, как однажды ее мужу преподнесли большой амьенский пирог [156]и как, разрезав его, он нашел в нем только пару огромных рогов.

Леонар.У меня голова раскалывается на части! (Он спасается со своими письменными принадлежностями и бумагами на шкаф.)

Катрина (на самом верху лестницы). Видали вы эту прокуроршу? Ведь в конце концов она только жена прокурора. А она носит вышитый чепец, как принцесса. Вы не находите, что это смешно? Впрочем, в наше время все, и мужчины и женщины, стараются одеваться лучше, чем полагается по их званию. Молодые судейские клерки, желая сойти за дворян, носят золотые цепочки и всякие побрякушки, шляпы с перьями; и, несмотря на это, сразу видно, кто они такие.

Леонар (на шкафу). Я дошел до того, что не отвечаю больше за себя, я чувствую, что способен на преступление. (Зовет.) Жиль! Жиль! Жиль! Шалопай! Жиль! Ализон! Жиль! Жиль!

Входит Жиль.

Беги скорей к знаменитому врачу с перекрестка Бюси, к мэтру Симону Коллину, и скажи, чтобы он тотчас же пришел сюда — по делу, мол, совсем другому, но еще более важному и спешному, чем первое.

Жиль.Слушаюсь, господин судья. (Уходит.)

Катрина.Что с вами, мой друг? Вы, кажется, сильно разгорячились. Может быть, это из-за духоты, да?.. Не восточный ли ветер вам повредил, как вы думаете? Или рыба, которую вы скушали за обедом?

Леонар (проявляя на шкафу признаки бешенства). Non omnia passum omnes [157]. Кому что положено: швейцарцам — пить да бражничать, торгашам — мерить ленты, монахам — попрошайничать, птицам — гадить где попало, а женщинам — без умолку тараторить. О, как я раскаиваюсь, глупая болтушка, что велел подрезать тебе жилку! Но будь спокойна, этот великий медик скоро сделает тебя еще более немой, чем ты была раньше.

Он хватает нагроможденные на шкафу, где он приютился, связки судебных бумаг и швыряет их охапками в голову Катрины, которая проворно сбегает со стремянки и, вне себя от ужаса, спасается по внутренней лестнице наверх с криками: «На помощь! Убивают! Муж сошел с ума! На помощь!»

Ализон! Ализон!

Входит Ализон.

Ализон.Что тут творится? Вы, сударь, стали убийцей?

Леонар.Идите, Ализон, за ней, будьте возле нее и не давайте ей спускаться вниз. Ализон, заклинаю вас жизнью вашей, не давайте ей спускаться! Если я ее опять услышу, я взбешусь и бог знает до каких крайностей я дойду, что сделаю и с вами и с ней. Ступайте!

Ализон поднимается наверх.

Леонар, мэтр Адам, мадемуазель де ля Гарандьерв сопровождении лакея,несущего корзину.