Анатоль Франс - 5. Театральная история. Кренкебиль, Пютуа, Рике и много других полезных рассказов. Пьесы. На белом камне

Мэтр Адам.Позвольте, господин судья, вам представить — дабы смягчить ваше сердце и тронуть ваши чувства — эту юную сиротку, ограбленную жадным опекуном и умоляющую вас о правосудии. Впрочем, ее глаза скажут больше вашей душе, чем мой голос. Мадемуазель де ля Гарандьер приносит вам свои мольбы и слезы, присоединяя к ним окорок ветчины, два утиных паштета, гуся и пару налимов. Она смеет надеется, что получит взамен благоприятное решение по своему делу.

Леонар.Мадемуазель, вы меня заинтересовали… Не имеете ли вы что-нибудь добавить в защиту вашего дела?

Мадемуазель де ля Гарандьер.Вы слишком добры, сударь; я полагаюсь всецело на своего адвоката.

Леонар.Это все?

Мадемуазель де ля Гарандьер.Да, сударь.

Леонар.Она хорошо говорит, она говорит мало. Эта сиротка трогательна. (Лакею.) Отнесите этот сверток в буфетную.

Лакей уходит.

Мэтр Адам, когда вы вошли, я как раз составлял по ее делу приговор, который вскоре проведу в суде. (Спускается со шкафа.)

Мэтр Адам.Как! Вы его составляли на этом шкафу?

Леонар.Не знаю, где я и что со мной. У меня сильнейшая головная боль… Желаете послушать приговор? Мне и самому надо его перечесть. (Читает.) «Принимая во внимание, что мадемуазель де ля Гарандьер, сирота от рождения, обманным и вероломным образом похитила у господина Пьеделу, своего опекуна, десять покосов сена и восемьдесят фунтов рыбы из пруда… Принимая во внимание, что нет ничего ужасней пожара, а также, что господину прокурору преподнесли амьенский пирог, в котором была пара рогов…»

Мэтр Адам.О небо! Что вы читаете?

Леонар.Не спрашивайте, я и сам ничего не понимаю. Словно какой-то дьявол колотил меня два часа подряд по голове. Я стал идиотом!.. А все по вашей вине, мэтр Адам Фюме… Если бы сей прославленный медик не сделал мою жену говорящей…

Мэтр Адам.Не обвиняйте меня, господин Леонар. Я вас предупреждал. Я ведь вам говорил, что надо дважды подумать, прежде чем развязывать язык женщине.

Леонар.Ах, мэтр Адам Фюме! Как я сожалею о том времени, когда Катрина была немой! Нет в природе бедствия ужасней, чем болтливая жена! Но я рассчитываю, что почтенные медики возьмут обратно свое жестокое благодеяние. Я за ними послал, и вот уже идет хирург.

Те же, мэтр Жан Можье,потом мэтр Симон Коллини мэтр Серафим Дюлорьев сопровождении двух аптекарских мальчиков.

Мэтр Жан Можье.Имею честь вас приветствовать, господин судья! Вот и мэтр Симон Коллин приближается сюда на своем ослике в сопровождении мэтра Серафима Дюлорье, аптекаря. Вокруг него теснится восторженная толпа; горничные, подбирая свои юбки, и поварята, держа корзины на голове, бегут за ним.

Входит мэтр Симон Коллин со своей свитой.

О! Сколь заслужено поклонение народа, которое вызывает мэтр Симон Коллин, шествуя по городу в своей мантии, в четырехугольной шапочке и в эпитоге с белым жабо. О! Как мы должны быть признательны сим славным медикам, которые трудятся, дабы сохранить нам здоровье и врачевать нас…

Мэтр Симон (метру Жану Можье). Довольно, хватит…

Леонар.Мэтр Симон Коллин, я поджидал вас с большим нетерпением. Я нуждаюсь в вашей немедленной помощи.

Мэтр Симон.Вы, сударь? Что же у вас болит? На что жалуетесь?

Леонар.Нет! Помощь нужна моей жене: той, которая была немой.

Мэтр Симон.Она страдает от какого-нибудь недомогания?

Леонар.Ничуть. Это я страдаю.

Мэтр Симон.Как! Вы сами больны, а хотите лечить свою жену?

Леонар.Мэтр Симон Коллин, она слишком много говорит. Даровать ей способность речи следовало, но не в такой мере. С тех пор как вы исцелили ее от немоты, она сводит меня с ума. Я больше не могу ее слышать. Я пригласил вас, чтобы вы сделали ее опять немой.

Мэтр Симон.Это невозможно.

Леонар.Что вы говорите! Вы не можете отнять у нее дар речи, которым сами ее наделили?

Мэтр Симон.Нет! Этого сделать я не могу. Искусство мое велико, но и у него есть пределы.

Мэтр Жан Можье.Это совершенно невыполнимо.

Мэтр Серафим.Не поможет никакое леченье.

Мэтр Симон.У нас есть средства, чтобы заставить женщину говорить; но у нас нет таких средств, чтобы принудить ее молчать.

Леонар.У вас нет таких средств? Что вы говорите! Вы повергаете меня в отчаяние.

Мэтр Симон.Увы, господин судья, нет такого эликсира, бальзама, порошка, пластыря, мази, таких целебных снадобий, микстур и составов, — словом, не существует никакой панацеи, которая могла бы излечить женщину от невоздержания речи. Здесь не помогут никакие противоядия и лекарства, здесь бессильны все травы, описанные Диоскоридом [158].

Леонар.Вы говорите правду?

Мэтр Симон.Сударь, ваше недоверие оскорбительно.

Леонар.В таком случае, я — пропащий человек. Мне ничего не остается, как привязать себе на шею камень и броситься в Сену. Я не в состоянии жить в этом содоме! Если вы не хотите, господа врачи, чтобы я сейчас же утопился, отыщите мне какое-нибудь спасительное лекарство!

Мэтр Симон.Я уже сказал, что для вашей жены такового не имеется. Но для вас нашлось бы одно средство, если бы вы согласились к нему прибегнуть.

Леонар.Значит, все-таки можно надеяться? Объясните, прошу вас, что это такое.

Мэтр Симон.От болтовни жены имеется лишь одно-единственное средство. Это — глухота мужа.

Леонар.Что вы хотите сказать?

Мэтр Симон.То, что говорю.

Мэтр Адам.Вы не понимаете? Ведь это же самое блестящее открытие! Не будучи в силах сделать вашу жену немой, этот великий медик предлагает сделать вас глухим.

Леонар.Взять да сделать меня глухим?

Мэтр Симон.Ну да. От невоздержанности языка вашей супруги я излечу вас быстро и радикально — посредством кофоза.

Леонар.Кофоза? Что такое кофоз?

Мэтр Симон.То же самое, что в просторечье называется глухотой. Вы усматриваете какое-нибудь неудобство в том, что станете глухим?

Леонар.Да, усматриваю, ибо неудобство в этом, конечно, есть.

Мэтр Жан Можье.Вы полагаете?

Мэтр Серафим.Какое же именно?

Мэтр Симон.Вы — судья. Какое же неудобство в том, что судья будет глухим?

Мэтр Адам.Никакого. Мне-то можно поверить: я ведь тоже слуга закона. Ни малейшего неудобства.

Мэтр Симон.Пострадает ли от этого правосудие?

Мэтр Адам.Нисколько. Напротив: господин Леонар Боталь не услышит ни речей адвокатов, ни споров тяжущихся, он не будет подвергаться риску быть обманутым всяким враньем.