Анатоль Франс - 1. Стихотворения. Коринфская свадьба. Иокаста. Тощий кот. Преступление Сильвестра Бонара. Книга моего друга.

На ложе дружеском смежил я взор, а мне
Все чудится, что я качаюсь на волне,
Все слышу весел плеск, что бьет по влаге плотной,
И в жалобе ветров поющие полотна;
Мне видятся моря, и синий край земли,
И баснословные чудовища вдали.
Мечта прекрасная, смущая беспрестанно,
Встает над кораблем, как будто из тумана,
И то с дельфинами затеет легкий пляс,
То выйдет на песок, — и вот зацвел сейчас
Под ней песок, она ж вдали уже маячит…
Вот что моя любовь и власть Эрота значит!
Зачем же старику поверю? Что бы мог
Против меня иметь тот галилейский бог?
И в долгожданный час, мой час золотокрылый,
Зачем ему лишать меня супруги милой?
Я богу юному не сделал ничего, —
Не трогал алтаря, ни самого его,
Не посылал жрецам суровым оскорблений
И не подглядывал таинственных молений
И черной трапезы среди ночных могил.
Его не знаю я. За что бы он казнил?
Но Дафна, вся в слезах, тоскует молчаливо, —
А в юном существе страданье нечестиво:
Подвластна красота Киприде лишь одной.
Однако вдвое нам дороже друг больной.
А может, я — виной той безысходной муке
И Дафна думает, что нет конца разлуке,
Забыв, что боги нас любовно охранят.
Когда исполним мы положенный обряд,
Обычай древности, завещанный отцами,
То боги сжалятся над чистыми сердцами.
Быть может, только я предстану перед ней,
И распрямится лук прекраснейших бровей,
И засмеется взор. О Зевса день лучистый,
Мне первым покажи невесты облик чистый.
О Артемида, будь ко мне добра! И ты,
Златовенчанная, храни мои мечты!

Нет, никогда по темным кущам
Не осветит уж бледный рог
Между шиповником цветущим
Мне серебро проворных ног.

Я лучше волн — движеньем тела
И взора светлой глубиной,
Но не взойти богине белой
На берег некогда родной.

И ум, и грацию движений,
И мощь, и древнюю красу
Для цвета юных поколений
Уж больше я не принесу.

Была я любящих царицей,
Но недоступно им сейчас
Покоем чистым насладиться
В их неизбежный страстный час.

Над девой, нежной и прекрасной,
Все будет реять божий гнев, —
Ей скажут, что греху подвластно
С рожденья сердце чистых дев.

Оставят женщины прикрасы,
И будут ласки их горьки.
Бегут потомки пришлой расы
От них в пустынные пески.

О юноша с душою чистой,
С челом, что лотоса нежней,
Укройся в пене серебристой,
Сверкни плечами меж зыбей!

За мною! В сердце, мной согретом,
Уж пламя страсти разожглось.
Летим! Что делать в мире этом
Бесплодной гибели и слез?

В лазури, ясной и веселой,
Бессмертен будь, подобно нам.
Летим! Моей одежды полы
Уж прилегли к твоим ногам.

Летим же! Дай тебя густою
Своей вуалью обовью.
Одену вечной красотою
Я душу чистую твою.

Наутро, скрыв лицо и повязавши пояс
В обитель дальнюю навеки я укроюсь,
У старца с пастырской священною клюкой,
И в грудь холодную Христос прольет покой.
От жизни заживо похищена я, боже,
Но попрощаюсь с тем, что мне всего дороже.
Всех сон заворожил, всесильный чародей.
Трепещущей рукой я в тайне от людей
На буксовый засов нажала торопливо,
Девичью комнату оставила пугливо.
Прощайте, небеса, земля и лес! И ты,
Наш милый, старый дом, где некогда цветы
Венчали головы при пении и смехе!
О дверь, открытая прохожим без помехи,
И ты, из дерева лимонного Гермес,
Храните робкий шаг, пока он не исчез.
Покой, где славили, смеясь, мое рожденье,
И столб у очага, хранящий измеренья
Отца, счастливого отметить каждый год
Зарубкой новою, как дочь его растет!
Ты, пол сверкающий и в праздник надушенный,
Где часто-часто я с головкой наклоненной
За пленником моим, лазоревым жуком,
Подолгу ползала, взнуздав его шнурком,
Где ивовые я переплетала ветки
И для кузнечика устраивала клетки.
Светильня чуткая, прости в последний раз!

Не просыпайтесь, псы, ведь я любила вас.
Носила воду вам, кормила пирогами, —
Не лайте же, вскочив и зло сверкнув зубами,
Звеня ошейником, не будоражьте мрак,
Когда, привычный вам, прошелестит мой шаг.
Хочу я далеко, за водяною мглою,
Наслушаться листвы, шумящей над скалою.
И в благосклонной тьме стыдливою стопой,
Развеяв волосы, душистою тропой
Туда хочу бежать сквозь миртовые стены,
Где нимфы властвуют над влагою священной.
Наслушаться хочу я у прохладных вод,
Как флейта тростника тоскует и поет.
У падуба найду и холмик мой укромный, —
Его омыла ночь своей прохладой темной.
Нет, я схожу с ума! Напрасно я зову
К себе ручей родной, любимую листву!

Ты, Артемида! Ты, в златом венце царица!
Чей голос там дрожит, тоскует и томится?
Для ваших голосов он эхом быть бы мог.
Луна свой бледный свет бросает на порог, —
И вижу наяву: плывет подруга мимо
Бесшумным призраком, но он живой, любимый.
То не бесплотная и зыбкая мечта.
Нет, то она сама, в ней нега разлита!

О Дафна, милая! Настал мой миг счастливый!
Услышь, любимая, любви моей призывы.
Нас боги добрые соединят опять.
Я жажду, я томлюсь, твой взор хочу впивать!
Тебя сам бог послал под этим небом звездным.
Конец, любимая, всем испытаньям грозным,
Разлуке и трудам-разлучникам конец!
На брачный наш союз согласен твой отец.
Но, Дафна, ты меня не слушаешь нимало!
Каким-то ужасом любовь твою сковало.
Не покидай меня, не бойся, говори!
Ты узнаешь меня? Я — Гиппий, — посмотри!

Небесный ангел, спрячь, укрой под сенью крылий!
Жестоко требовать еще таких усилий.
Он здесь, передо мной, — а мне нельзя взглянуть!
Хочу под портиком укрыться где-нибудь.
Как в комнату к себе пройти, его минуя?

Благоуханная, с тоской тебя молю я,
Послушай, отвечай, — ведь это я, твой друг!
Поговорим с тобой, сплетем объятья рук.