Анатоль Франс - 1. Стихотворения. Коринфская свадьба. Иокаста. Тощий кот. Преступление Сильвестра Бонара. Книга моего друга.

Мне преграждаешь путь, пришлец, ты слишком смело!

Лицо мое в морях от солнца почернело, —
Но давние друзья, коль судьбы их сведут,
По верным признакам друг друга узнают.
Поверь своим глазам, не бойся их обмана, —
В них Зевса ясный свет сияет первозданно!
Поверь ушам своим! Мольбы мои для них —
Как неустанный звон подвесок золотых.
Послушай, что шепнет сердечка добрый демон, —
Ведь силой дивною ум одаряет всем он.
Я — Гиппий твой. К тебе летит душа моя!

Пришлец, уйди же прочь. Тебя не знаю я.

О, что сказала ты? Не бог ли то могучий,
Окутавший тебя своей густою тучей,
Так сильно ослепить тебе рассудок мог, —
За то, что ты вино и на меду пирог
Забыла дать ему и вовлекла в обиду
Гермеса иль морей владычицу Киприду?
Иль, может, черную Гекату? [21]Ведь всегда ж
Им любо побеждать рассудок гордый наш.
Но время быстрое нам возвращает разум, —
Так к рассудительным прислушайся рассказам.

Я слушать не должна твоих речей, пришлец!

О Гермиева дочь, от девичьих сердец
Мы ждем лишь памяти короткой и небрежной.
Так будет речь моя подобна руте нежной.
Припомни, как любовь прекрасно началась,
Я стал в дверях, тебя увидев в первый раз,
Свой отсвет золотой бросали иммортели.
Держала ты иглу. Глаза твои блестели
От удивления. Я оробел. И вот —
Ты говоришь: «Пускай, кормилица, войдет
Желанный гость!» И я, глубокой полон дрожи,
Узнал тогда любовь. И над тобою тоже
Эротов маленьких кружился легкий рой,
Ведя над персями свой хоровод живой.
И стала ты краснеть и опускать ресницы,
И из искусных рук веретену свалиться
Тогда пришлось не раз на старую скамью,
В пурпурный час, когда пернатую семью
Уже манит гнездо под балкой закопченной:
Ведь я рассказывал про путь мой отдаленный,
Где странник каждый миг к опасностям готов,
Про дива всякие, про нравы городов…
А после жаркие томили нас желанья,
И, меда сладостней, текли любви признанья.
На нас и твой отец был любоваться рад.
Затем — твой тихий плач, разлука, мой возврат
И клятвы новые твои. Про их усладу б
Мог рассказать ручей и нимфа, мирт и падуб!

Молчи!

Но дрожи ты не в силах побороть!
Ах, Дафна, в этом ты — вся кровь твоя и плоть.
Уже не можешь ты унять свой трепет страстный.
Приди! Так хочет бог. Гони свой страх напрасный.
Любовь есть жизнь. Люби!

Молчи! Меня уж нет.

Зачем же прозвучал так страшно твой ответ?
Язык твой ужасом божественным напитан, —
О тайне, над тобой нависшей, говорит он.
Так отвечай же мне! О, что за темный рок
В душе взволнованной родить тревогу мог?
Пред звездами, пред их владычицей Селеной
Я пал к твоим ногам — и деве вожделенной
Объятия с мольбой протягиваю вслед.
Ты обещала ведь! И не откажешь, нет,
Мне, дева? Отказать просящему могло лишь
Одно б безумие. Ужели обездолишь?
Хочу твои стопы и руки целовать,
И волосы, — и ты целуй меня опять!

Не трогай! Уходи, я так боюсь расплаты.

Как ждал я слов любви! Их не произнесла ты!

Беги! Скорей беги!

Прильну к твоим ногам.

О горе, горе мне! О горе, горе нам!

Зачем же ужасом слова твои звучали?
На мертвенных щеках лежит печать печали.
О ненавистное молчанье! Что за страх,
Открой мне, плавает в расширенных зрачках?
Какое колдовство нависло над тобою?
Не зельем ли каким, костями и волшбою
Со щечек пухленьких румянец юный твой
Согнали, заменив печальной синевой?
Не выпила ли ты настой наговоренный,
Что стала мне чужой, как бы опустошенной!

Не трогай рук моих.

Нет, это сделал бог:
Земля щадила бы любви своей цветок.
О Дафна, отвечай, кто этот бог ревнивый,
Что позавидовал любви моей счастливой?

Беги. Люблю тебя!

Я это знал давно!
Ведь неизбежность нам всегда велит одно.
Она томит сердца божественной тоскою,
Бросая грудь на грудь железною рукою.

Я падаю без сил.

Так покорись судьбе!
Ведь это прелести еще придаст тебе.
В бессилье красотой себя ты превзошла бы.
Будь слабою, дитя, — все любящие слабы.

Беги!

Нет, ни за что! Останусь, — подожду,
Чтоб ты открыла мне всю тайную беду.

Чего ж мне стоило, о жрец под митрой белой,
Чтоб только мать моя в болезнях не скорбела!

Пусть тайну страшную раскроет твой ответ.

О сети цепкие, о смертный мой обет!

Что за обет? О, как все стало вдруг уныло!

Прощай! ЖИВИ! А я себя похоронила.

Молчи и под землей Гермеса не тревожь.

Пастух божественный, ты, Иисус, ведешь
К живому роднику покорных агнцев стадо, —
Какой пустынею идти с тобою надо!
По морю вечности плывешь ты, Иисус, —
На волны горькие взгляни, где я несусь!

Кто этот Иисус — скажи мне, дорогая!

Он — тот, из-за кого теряю жениха я.

Как? Вырвал он тебя из этих страстных рук?

Я отдана ему, и это мой супруг.

Скажи, как жить должна жена его земная?

Как малое дитя, земной любви не зная.

Я не искал тебя, о галилейский бог!
Ты призраком возник среди моих дорог.
Ты угрожаешь мне десницею кровавой.
Так знай, нечистый царь презреннейшей державы —
Душою помрачен, я имя чтил твое,
Не верил я тому — и лишь из-за нее, —
В чем старцы мудрые тебя винят все разом,
О чем нам говорят пророчества и разум.
Я думал, тем богам, Христос, подобен ты,
Что благостно глядят с эфирной высоты.
Но я узнал тебя, злой демон: ты завистлив!
Враг человеческий, нас погубить замыслив,
Ты злым видением тревожишь праздник наш,
И скоро ты весь мир стенаниям предашь.
Ты — беззаконья бог, всех чарами неволишь
И хладной силою, пригодной для того лишь,
Чтоб стыли девушки в объятиях у нас.
Ты — бог всезнающий? Тем лучше! Ты сейчас
Возрадуешься, бог, я сам тебя здесь кличу,
Я жду тебя, иди, бери свою добычу!
Бог смерти, где же ты? Убей меня! Ну что ж!
Но знай: пока я жив, ее ты не возьмешь.