Анатоль Франс - На белом камне

Мало можно найти людей, которые бы стремились узнать будущей ради чистого любопытства, вне заданий нравственного характера и оптимистических целей. Я знаю только Герберта Уэльса, который, странствуя по грядущим векам, открыл для человечества возможность такого конца, которого, повидимому, он ему не желал: появление пролетариата-людоеда и съедобной аристократии. Крайне грубое решение социальных вопросов. А между тем такова именно судьба, которую Уэльс предсказывает нашим праправнукам. Все остальные известные мне пророки ограничиваются тем, что поручают грядущим векам осуществление своих грез. Они не раскрывают нам будущего, они вороват.

Правда в том, что люди не могут без ужаса заглядывать так далеко; большинство считает, что исследования подобного рода не только ни к чему не нужны, но вредны, а те, кто легче всех верит возможности проникать в будущее, больше всех страшатся в него проникнуть. Нет никакого сомнения в том, что этот страх имеет глубокие основания. Все морали и все религии несут в себе раскрытие человеческих судеб. Признаются ли в этом люди или скрывают это от самих себя, но по большей части они не решились бы подвергнуть проверке эти божественные откровения и обнаружить тщету своих надежд. Они привыкли относиться спокойно к мысли о нравах, нисколько не похожих на их нравы, при условии, что это погребено во мраке минувшего. В таком случае они поздравляют себя с успехами. Достигнутыми моралью их времени. Но так как, в сущности, эта мораль создана в соответствии с их нравами, или, по крайней мере о тем, как они проявляются, люди не смеют себе признаться, что мораль, до них беспрестанно менявшаяся вместе с нравами, будет продолжать меняться и после, и что будущие люди смогут себе составить совершенно другое представление о дозволенном и не дозволенном. Им тяжело признаться, что все их добродетели преходящи, и боги бренны. И несмотря на прошедшее, показывающее им непрерывное движение и смену прав и обязанностей, они сочли бы себя одураченными, если бы предвидели, как будущее человечество создаст себе иные права, иные обязанности и иных богов. Наконец они боятся лишить себя уважения в главах современников, принимай на себя ту ужасающую безнравственность, какой явится будущая нравственность. Вот препятствия, которые нам мешают исследовать будущее. Посмотрите на Галлиона и на его друзей; они бы не посмели предвидеть классовое равенство в браке, уничтожение рабства, разгром легионов, падение империи, конец Рима и даже смерть богов, в которых они уже не верили.

— Возможно, — сказал Жозефин Леклерк, — но идемте обедать.

И, оставив Форум, купавшийся в спокойном сиянии луны, они по людным улицам города достигли скромного, но известного кабачка на via Condotti.

Помещение было тесное и оклеенное закопченными обоями времен папы Пия IX. Ha старинных литографиях по стенам можно было бы видеть и Кавуара в черепаховых очках, с ожерельем из бороды, и львиную голову Гарибальди, и страшные усы Виктора-Эммануила, классическое соединение символов революции и государственной власти, ходячее свидетельство итальянского гения, изощрившего себя в сопоставлениях, так что в Риме наших дней мечущий громы папа и отлученный от церкви король, со свойственным им изысканным политическим тактом и не без склонности к тонкой комедии, ежедневно обмениваются уверениями в добрососедских чувствах. Буфет красного дерева был заставлен грейками накладного серебра и алебастровыми кубками. В этом заведении господствовало то подчеркнутое презрение к новизне, которое подобает давно установившейся репутации.

Там перед бутылками кьянти, вокруг увенчанного розами стола все пятеро продолжали обмениваться философскими мыслями.

— Нельзя не признать, — сказал Николь Ланжелье, — что мужество изменяет многим людям, едва их взоры встречаются с бездной грядущих вещей. К тому же, наше слишком несовершенное знание уже осуществившихся событии не дает нам в наше распоряжение элементов, необходимых для точного определения событий, которым предстоит совершиться. Ho так как прошлое человеческих обществ нам отчасти известно, то и будущее этих обществ, являясь следствием и продолжением прошлого, не может оставаться для нас совершенно неизвестным. Мы имеем возможность наблюдать определенные общественные явления и по условиям их возникновения определять условия, при которых они снова возродятся. И когда на наших глазах начинает возникать известный ряд фактов, нам не запрещено сравнивать его с уже протекшим рядом аналогичных фактов, и, из того, что последний закончился данным образом, делать вывод о подобном же завершении первого. Например, наблюдай, что формы труда изменчивы, что рабству наследует крепостное состояние, а крепостному состоянию — наемный труд, должно предвидеть новую форму производства; признав, что промышленный капитал, на протяжении только одного столетия вытеснил мелких собственников, ремесленников и крестьян, становится неизбежным искать ту форму, которая станет на место капитала; изучая способ, каким был проведен выкуп феодальных повинностей и крепостей, понимаешь, каким способом сможет совершиться когда-нибудь выкуп средств производства, составляющих в настоящее время частную собственность. Изучение больших государственных учреждений, работающих в настоящее время, дает некоторое представление о том, каковы будут впоследствии социалистические производства; и рассмотрев подобным образом: достаточно большее число сторон настоящей и прошлой человеческой промышленности, возможно будет на основании, если не достоверности, то вероятности решить, осуществится ли когда-нибудь коллективизм не потому, чтобы он был справедлив, ибо нет никаких оснований верить в торжество справедливости, но просто потому, что он является необходимым следствием настоящего положения вещей и неизбежным исходом капиталистической эволюции.

Возьмем, если угодно, другой пример: у нас имеется некоторый опыт относительно жизни и смерти различных религий. Нам, в частности, недурно известен конец римского многобожия. На основании этого плачевного конца мы можем себе представить, какой будет конец христианства, клонящегося к упадку у нас на глазах.

Таким же образом можно исследовать вопрос, будет ли грядущее человечество воинственным или миролюбивым.

— Хотел бы я знать, как взяться за такое исследование! — сказал Жозефин Леклерк.

Господин Губэн покачал головой.

— Подобное исследование было бы бесполезно. Его результат известен нам заранее. Война будет существовать до тех пор, пока существует мир.

— Ничто этого не доказывает, — отвечал Ланжелье. — Напротив, рассмотрение прошлого дает основание думать, что война не представляет собой существенного условия общественной жизни.