Эдвард Форстер - Говардс-Энд

— Все же вы нас не до конца поняли, — сказал Тибби.

Мистер Уилкокс, пребывая в прекрасном расположении духа, ответил:

— Не думаю, что мне это когда-нибудь удастся.

Он со смехом откинулся в кресле, думая о талантливом, но необычном семействе, и блики от камина мерцали на карте Африки. Маргарет сделала знак брату, чтобы тот продолжал. Тибби послушался, но заговорил довольно неуверенно:

— Маргарет хочет сказать, что наша сестра, возможно, сошла с ума.

Чарльз, работавший во внутренней комнате, обернулся.

— Зайди, Чарльз, — ласково пригласила Маргарет. — Не мог бы ты нам помочь? У нас тут опять неприятности.

— Боюсь, что нет. Но каковы факты? Видите ли, в наше время мы все более или менее сумасшедшие.

— Факты таковы, — ответил Тибби, в рассуждениях которого временами проявлялась педантичная ясность. — Доподлинно известно, что она уже три дня в Англии, но не желает нас видеть. Она запретила банкирам дать нам ее адрес. Отказывается отвечать на вопросы. Маргарет считает, что ее письма стали бесцветными. Есть и другие факты, но эти наиболее впечатляющие.

— Значит, она раньше так себя не вела? — спросил Генри.

— Конечно, нет! — ответила его жена, нахмурившись.

— Ну, дорогая моя, мне-то откуда знать?

Маргарет почувствовала приступ непонятного раздражения.

— Ты прекрасно знаешь, что она никогда не пойдет против своих привязанностей, — сказала она. — Ты уж точно не мог этого не заметить.

— О да. Мы с ней всегда чудесно ладили.

— Нет, Генри, неужели ты не понимаешь? Я говорю совсем о другом.

Маргарет взяла себя в руки, но Чарльз успел заметить ее настроение. Неумный, но внимательный, он наблюдал за происходящим.

— Я хотела сказать, что, когда в прошлом она вела себя эксцентрично, можно было понять, что все это, в конце концов, идет от сердца. Она поступала нелепо, потому что заботилась о ком-то или хотела кому-то помочь. А теперь такого оправдания нет. Она очень огорчает нас, и поэтому я уверена, что она нездорова. «Сумасшедшая» — слишком ужасное слово, но она определенно нездорова. Я никогда не поверю, что она сумасшедшая. Но я не обсуждала бы с вами свою сестру, если бы считала, что с ней все в порядке, то есть не беспокоила бы вас по этому поводу.

Генри стал серьезнее. Болезнь была для него чем-то вполне понятным. Будучи, в общем, человеком здоровым, он не осознавал, что мы погружаемся в болезнь постепенно. У больных не было никаких прав, они сразу оказывались за чертой, и им можно было лгать без всяких угрызений совести. Когда его первая жена занемогла, он обещал отвезти ее в Хартфордшир, но вместо этого договорился поместить в лечебницу. Хелен тоже была больна. И тот план ее поимки, который созревал у него в голове, продуманный и преследовавший благие цели, с этической точки зрения был волчьим.

— Ты хочешь встретиться с ней? — спросил он. — В этом вся проблема, правильно я понимаю? Ее нужно показать врачу.

— Насколько я знаю, она уже к одному обращалась.

— Да-да, не перебивай. — Он поднялся из кресла и задумался. Радушный и внимательный хозяин исчез, и вместо него они увидели человека, который делал деньги в Греции и Африке и покупал у туземцев леса за пару бутылок джина. — Так вот, — наконец сказал он. — Все очень просто. Предоставь это дело мне. Мы отправим ее в Говардс-Энд.

— Каким образом?

— За книгами. Скажи ей, что она должна распаковать их сама. Там ты ее и встретишь.

— Но, Генри, именно на это она и не согласится. В ней засела мысль — не знаю почему, — ни за что со мной не встречаться.

— Но ты, естественно, не скажешь ей, что приедешь. Когда она будет сидеть там и разбирать ящики, ты просто войдешь, и все. Если с ней ничего не случилось — тем лучше. Но за углом будет ждать автомобиль и мы сможем, если понадобится, быстро показать ее специалисту.

Маргарет покачала головой.

— Это абсолютно невозможно.

— Почему?

— А по-моему, тут нет ничего невозможного, — вмешался Тибби. — План замечательный.

— Невозможно, потому что… — Маргарет грустно посмотрела на мужа. — Мы с Хелен не разговариваем на таком языке, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Это подошло бы для каких-нибудь других людей, которых я ни в коем случае не виню.

— Но Хелен с тобой как раз и не разговаривает, — сказал Тибби. — В этом вся наша проблема. Она не желает говорить с тобой на вашем языке, и именно поэтому ты думаешь, что она нездорова.

— Нет, Генри. Спасибо за твое предложение, но я не могу.

— Понимаю, — сказал он. — Мешают твои нравственные принципы.

— Вероятно.

— И ты скорее согласишься, чтобы сестра страдала, чем пойдешь им наперекор. Одним только словом ты могла бы заставить ее приехать в Суонидж, но у тебя нравственные принципы. С принципами все очень мило. Надеюсь, у меня тоже есть нравственные принципы, как и у любого человека, но когда перед нами подобный случай, когда стоит вопрос о сумасшествии…

— Я не верю, что это сумасшествие.

— Но ты только что сама сказала…

— Это сумасшествие, как я его понимаю, но не так, как его понимаешь ты.

Генри пожал плечами.

— Маргарет, Маргарет! — простонал он. — Никакое образование не научит женщину логике. Послушай, дорогая, мне дорого мое время. Ты хочешь, чтобы я тебе помог, или нет?

— Не таким способом.

— Ответь на мой вопрос. Дай простой ответ на простой вопрос. Ты хочешь…

Но неожиданно их прервал Чарльз:

— Отец, лучше бы мы не впутывали сюда Говардс-Энд.

— Почему?

Чарльз не дал никаких объяснений, но Маргарет почувствовала, что, словно откуда-то издалека, к ней дошел знак возникшей между ними солидарности.

— Весь дом и так вверх тормашками, — сердито сказал Чарльз. — Ни к чему нам устраивать еще какую-то кутерьму.

— Кому это «нам»? — спросил отец. — Кому это «нам», мой мальчик?

— Прошу меня простить, — проговорил Чарльз. — Похоже, я все время влезаю не в свое дело.

Теперь Маргарет уже сожалела, что рассказала мужу о своих подозрениях. Отступать было поздно. Он решительно намеревался довести начатое до удовлетворительного завершения, но по мере того как говорил, Хелен исчезала. Ее светлые развевающиеся волосы, ее живые глаза уже ничего не значили, ибо она была больна, у нее не было прав и любой из друзей мог открыть на нее охоту. С тяжелым сердцем Маргарет приняла участие в этом преследовании. Под диктовку мужа она написала сестре лживое письмо, в котором сообщала, что вся мебель находится в Говардс-Энде и что туда можно приехать в следующий понедельник в три пополудни, когда в дом придет уборщица. Письмо получилось холодное, но оттого и правдоподобное. Хелен решит, что сестра на нее обиделась. А в следующий понедельник Маргарет и Генри отправятся на ленч к Долли, после чего устроят в саду засаду.