Шарль Нодье - Нодье Ш. Читайте старые книги. Книга 2

Я обращаюсь к тем, кто любит книги, и к тем, у кого добрая душа, — вспомните о библиотеке господина де Ламенне. Всякий, у кого в груди бьется сердце, а в кошельке есть хоть немного денег, обязан поставить на свою полку хотя бы одну из книг, принадлежащих господину де Ламенне.

Переплет ” с фанфарами ”, с гербом Генриха III и изображением черепа на корешке

<���…> Недавние распродажи показывают уровень , на котором пребывает нынче любовь к книгам; небесполезно оповестить об этом жителей провинции, где о модных новинках узнают всегда с опозданием. Благодаря нашему книжному прейскуранту, который мы будем печатать по мере необходимости, собиратели всегда смогут выяснить, на повышение или на понижение идут их капиталы.

Сегодня наибольшим спросом пользуются рыцарские романы, мистерии и сочинения старых поэтов, однако с тех пор, как были раскуплены экземпляры этих книг, отвоеванные нашими ревностными юными книгопродавцами у англичан, ничего нового из этой области в продаже не появляется.

Прекрасные издания греческих и латинских классиков, редкие итальянские и испанские книги никого не интересуют — мертвый штиль; более того, цены на них грозят упасть еще ниже. Сведущие люди объясняют это позорное явление двумя обстоятельствами: во-первых, тем, что нынешние богачи не понимают ни по-испански, ни по-итальянски, ни по-латыни, ни по-гречески; во-вторых, тем, что образованные люди, заслужившие право читать книги, как правило, слишком бедны, чтобы их покупать, а обе эти причины сводятся к одной-единственной, имя которой — прогресс.

Эльзевиры утратили — и, очевидно, навсегда — большую часть своей притягательности, и если прежде самая ничтожная книжка, украшенная головой буйвола или сиреной {251} (нередко поддельными), была нарасхват, то нынче такого уже не увидишь; однако ”настоящие” эльзевиры из старинных каталогов, да еще с необрезанными полями, ценятся на вес золота. Четверть линии здесь стоит целого карата: Фридрих Вильгельм не был так придирчив к росту своих гренадеров, как библиофил с тонким вкусом — к величине своих эльзевиров. Мне случилось видеть, как один за другим продавались два десятитомника Цицерона: один, в переплете работы Дерома, — за шестьсот франков, другой — за шестьдесят. Каждый том в первом собрании, таким образом, стоил на 54 франка больше, чем во втором, из них тридцать франков покупатель отдавал за три линии белой бумаги, а двадцать четыре франка — за переплет, стоивший первоначально одно малое экю {252} .

Но сильнее всего подскочили цены на книги с гербами и на старинные переплеты; тема эта достойна столь серьезного (я чуть не сказал ”торжественного”) разговора, что я вынужден отложить его до следующего номера. Смею надеяться, что вкусы публики до тех пор не переменятся.

Помнится, я окончил первую статью на том, что нынче библиофилы ценят превыше всего книги с гербами и в старинных переплетах. Эту несложную мысль нам и предстоит развить, не тратя лишних слов.

Начнем с того, что сразу отбросим глупейший вывод, который недоброжелатели могли бы сделать из моих слов: я вовсе не хотел сказать, что библиофилы, проживающие нынче в добром старом Париже, в большинстве своем аристократы и ненавистники прогресса; я не желаю объявить их ни врагами революции {253} , ни противниками учения о совершенствовании рода человеческого, ведь невиннейшая из страстей — любовь к книгам — не имеет, по счастью, ни малейшего отношения ни к революции, ни к совершенствованию. Если истинные ценители смотрят с восторгом на иные дворянские гербы, то отнюдь не из ненависти к абсолютному социальному равенству, коим мы наслаждаемся уже несколько лет, но лишь из уважения к великолепным библиотекам, о которых такой герб напоминает, и из почтения к людям, которые тщательно отбирали, одевали в изящный и прочный переплет, бережно и любовно хранили те книги, что дошли до нас, украшенные их вензелем или гербом. По этой причине саламандра, двойной полумесяц {254} (любовные монограммы Генриха и Дианы) или череп (знак одного мрачного и ныне распущенного ордена) {255} почитаются даже больше, чем королевские лилии {256} . Rarae avis in terris [37].

Переплет рукописи, принадлежавшей Диане де Пуатье, с монограммой из переплетенных букв Н и Д.

Дерево, обтянутое темно-коричневым сафьяном

Таким образом, дело здесь вовсе не в почтении к знати как таковой. За один том из библиотеки казначея Гролье любой собиратель отдаст в сто раз больше, чем за всю библиотеку герцогов Монморанси {257} . Я начал с Гролье, ибо он — первый по времени из наших библиофилов и пользуется самым большим уважением среди наших библиоманов. К тому же он был человеком весьма просвещенным, покровителем писателей и художников, и тем не менее имя его вряд ли дошло бы до нас, если бы не книги в великолепных переплетах, на которые он не жалел денег. Нынешние финансисты прекрасно обходятся без книг и в большинстве своем не знают, что с ними делать; а между тем судьба библиотеки Гролье доказывает, что покупка хорошей книги может стать выгодной спекуляцией. В самом деле, за альдину, которая обошлась Гролье в три турнских ливра (по каталогу) и три-четыре ливра за сафьян (по себестоимости), в Париже или Лондоне сегодня дают шесть-восемь сотен франков. Настоящее золотое дно. Выгоднее не вкладывал деньги даже сказочно богатый банкир Телюссон.

Вслед за Гролье подобало бы упомянуть Оноре д’Юрфе, автора”Астреи” {258} , однако книги из его собрания, почти полностью перешедшие в Королевскую библиотеку, встречаются в продаже крайне редко; признаюсь, с тех пор, как я начал любоваться в книжных лавках редкостями, которые мне не по карману, я не видел книг, принадлежавших д’Юрфе, даже у самых лучших книгопродавцев. А между тем галантный певец Селадона собрал на берегах Линьона превосходную коллекцию средневековых стихов и рыцарских романов, которая кажется ныне столь же сказочной, сколь и любовь его героев. Я знаю людей, которые охотнее поклонялись бы книгам из библиотеки д’Юрфе, чем воспетым им лесным божествам, — я честно сказал бы все, что думаю о его сочинении, если бы не боялся, что в наш эмансипированный век эти строки попадут на глаза дамам.

До сих пор кое-где на распродажах попадаются книги с огромными полями, напечатанные на великолепной бумаге и одетые в превосходно сохранившиеся переплеты из белой телячьей кожи, из левантийского сафьяна, из невыделанной бараньей кожи с позолотой и даже из чистого и гладкого бараньего сафьяна, украшенные гербом с тремя пчелами. Книги эти принадлежали некогда великому Жаку Огюсту де Ту, знаменитому историку и отцу того несчастного де Ту {259} , которого кардинал Ришелье в 1642 году предал на площади Терро в руки палача. Экземпляр из собрания президента де Ту стоит в 10–12 раз больше, чем любой другой экземпляр той же книги; разница эта значительно возрастает, если речь идет о знаменитой книге, да еще написанной по-французски, — ведь для нынешних богачей латынь — язык вдвойне мертвый.