Ицик Мангер - Книга Рая. Удивительное жизнеописание Шмуэл-Абы Аберво

Папа проснулся, тряхнул бородой, и солнечные паучки упали на пол. Мне их игра очень понравилась.

Папа выпрыгнул из кровати и стал одеваться. Раз-два, и он одет. Потом папа омыл руки [26] …папа омыл руки… — Ритуальное омовение рук перед вкушением хлеба предшествует трапезе. и стал ходить по комнате взад-вперед. Прошелся он, если я не сбился со счета, раз двести.

В конце концов ему это надоело. Я увидел, что он приближается к моей колыбели, и быстро закрыл глаза.

Папа стоял надо мной и разглядывал меня. Прикидывал, наверное, в кого я удался, в него или в маму. Потом я почувствовал, что он теребит меня.

— Вставай, — сказал он, — хватит дрыхнуть. Пора идти в синагогу.

Я еще сильнее зажмурился, притворился, что сплю. Признаюсь, мне было очень хорошо в маминой колыбели и совсем не хотелось идти с папой в синагогу.

Но папа уперся. Он теребил меня все сильнее и сильнее и почти кричал:

— Сколько можно тебя будить, ты, такой-сякой?!

От его крика проснулась мама. Она сверкнула на папу своими прекрасными глазами и задала ему как следует:

— Чего тебе надо от ребенка, Файвл? Где это слыхано, чтобы грудного ребенка, который только вчера родился, тащили в синагогу? Слышишь, что тебе говорят? Сейчас же оставь ребенка в покое, бестолочь!

Услышав слово «бестолочь», папа даже как будто стал меньше ростом. Против острого язычка мамы он ничего не мог поделать. Папа глуповато улыбнулся и ответил:

— Ну, нет так нет. Если ты говоришь нет, Зелда, значит, нет.

Тут я и узнал, что мою маму зовут Зелда. Имя это мне очень понравилось.

Папа думал, что на этом все закончится. Он сильно ошибался. Мама стала его передразнивать:

— Нет так нет! Вы только поглядите на эту бестолочь! Нет так нет! У самого, что ли, ума не хватает понять, что грудного ребенка не тащат в синагогу? Такую бестолочь, такого злодея, как ты, надо еще поискать.

Папа стоял как пришибленный. К такой порции он готов не был, тем более в субботу, с утра пораньше и на голодный желудок. Схватив свой талес, папа убежал в синагогу. Убежал, как от огня.

Мама вскочила с кровати, накинула халат, склонилась над колыбелью и погладила меня по голове.

— Спи, родненький, спи, мой котенок, сил набирайся.

Я взял мамину руку и стал ее целовать. Я благодарил ее за то, что она спасла меня.

— Большое спасибо тебе, мама, — сказал я, — до ста двадцати лет тебе за то, что ты сказала папе. Ему не понравилось, что я еще сплю, и он стал меня будить.

Я соврал маме. Сатана, да сотрется имя его, подговорил меня. Мне стало страшно. Я захотел было сознаться, но постыдился.

Больше в этот день происшествий не было. Дальше суббота пошла как все субботы. Празднично и нудно. Папа вернулся из синагоги. Поели. Потом папа прикорнул, а мама почитала Тайч-хумеш [27] Тайч-хумеш — Пятикнижие (Хумеш) с параллельным переводом на идиш. .

Должен заметить, что из всех субботних блюд мне больше всего нравится чолнт [28] Чолнт — горячее субботнее блюдо, тушеное мясо с картофелем, бобами и т. д. С вечера пятницы чолнт ставили в вытопленную русскую печь, плотно закрыв или замазав глиной заслонку. Назавтра, ко второй субботней трапезе, блюдо оставалось горячим. . Единственная по-настоящему райская еда.

Папа храпел. Мама бормотала над Тайч-хумешем. Мухи бились в стекло. Глаза у меня стали слипаться. Я задремал и проснулся только к вечеру. В комнате уже было темно. Мама тихо и набожно произносила «Бог Авраама» [29] Мама тихо и набожно произносила «Бог Авраама». — Молитва на идише, которую женщина произносит на исходе субботы. .

От маминой молитвы у меня защемило сердце. Обратно, обратно в рай! Я представил себе исход субботы в раю. Вот аллея Царя Небесного. По ней гуляют юные ангелицы, строя глазки проходящим мимо юным ангелам. Да будет вам известно, что в субботу в раю не летают, а ходят пешком.

Мама сидит в углу и шепчет «Бог Авраама, Бог Исаака, Бог Иакова», а я тем временем вижу наших святых праотцев, вижу, как они гуляют в раю. Праотец Авраам ходит заложив руки за спину. Праотец Исаак носит темные очки: у него все еще проблемы со зрением. Праотец Иаков все время вынимает табакерку, нюхает табак и чихает так, что слышно на весь рай.

Все в раю очень завидуют нашим праотцам. У каждого из них красивая вилла с садом и в придачу большой надел земли, которую обрабатывают ангелы-бедняки.

Вспоминается мне один исход субботы в раю. Праотцы, как обычно, прогуливались по аллее Царя Небесного и о чем-то возбужденно говорили между собой. Мне было очень любопытно, о чем они говорят. Быть может, они говорят о святой Торе, подумал я, это, наверное, стоит послушать.

Я сказал моему другу Писунчику, который шел рядом:

— Знаешь что, Писунчик? Давай подслушаем, о чем говорят святые праотцы.

Писунчик сразу же загорелся. Его умные черные глаза заблестели:

— Пойдем, Шмуэл-Аба, подслушаем!

Мы взялись за руки и потихоньку пошли за святыми праотцами. Они были так поглощены своим разговором, что нас не заметили.

— Послушай меня, — говорил праотец Исаак праотцу Иакову, — разведись ты с обеими наложницами, и будет у тебя мир в семье. Ты же видишь, Рохл и Лея не могут с ними ужиться. Ведь эта бабья война — просто стыд и позор на весь рай.

Праотец Авраам, шедший справа от праотца Иакова, кивал головой в знак того, что праотец Исаак прав.

— Не годится так, Янкев. Слышишь, что тебе говорят? Возьми и выгони наложниц.

— Дедушка, — возмущался праотец Иаков, — не могу я этого сделать. Прожить с ними жизнь на земле, с трудом добиться того, чтобы их пустили в рай, и все для того, чтобы теперь выгнать их из дома. Где же справедливость, дедушка?

— Справедливость-шмаведливость, — махнул рукой праотец Авраам, — ты делай то, что тебе отец и дед говорят. Они тебе добра желают.

— Повторить историю с Агарью?.. — разозлился праотец Иаков. — Не хочу я этого делать и не буду. Пусть бабы хоть глаза друг дружке выцарапают.

Услышав, что праотец Иаков сказал про служанку Агарь, праотец Авраам, похоже, рассердился. Он побагровел как свекла и заорал:

— Да как ты разговариваешь с дедом, наглец?! — и отвесил праотцу Иакову звонкую оплеуху.

Я очень испугался, схватил Писунчика за руку и попросил:

— Писунчик, давай убежим. Ненавижу, когда дерутся. Я думал услышать слово Торы, а тут на тебе! Еще и оплеуха.

Писунчик улыбнулся:

— Как скажешь, Шмуэл-Аба, так и сделаем. Я ради тебя готов на все.

— Тогда давай пойдем к райскому дереву и послушаем канареек.

— Хорошо, пошли!

По дороге к канарейкам я спросил моего друга:

— А праотец Иаков прогонит их?

— Кто знает, — подмигнул Писунчик, — праотцы ужасные упрямцы. Поживем — увидим…

Мама зажгла лампу и сказала: