Юзеф Крашевский - Дневник Серафины

Но Опалинский должно быть отказался посредничать в этом деле. И мама вскорости уехала вместе с ним, а вернулась вечером, огорченная и встревоженная.

— Барон очень плох, — объявила она мне по приезде. — Доктор не надеется на благоприятный исход болезни. Он совсем ослабел. Я надеюсь, он не забудет о нас… Мне столько пришлось вынести неприятностей из-за него… У меня есть основания рассчитывать на его благодарность. Но завещание он еще не написал, и, если не успеет написать, все достанется его бедным родственникам.

Нежданно-негаданно посреди забот и огорчений вместо ответа на мое письмо собственной персоной приехал дядюшка. Я очень обрадовалась этому новому доказательству его любви ко мне… Поскольку они с мамой друг дружку недолюбливают и вечно ссорятся, а теперь, когда у нее такое горе, мне тем более не хотелось, чтобы они встречались, я зазвала его к себе в комнату.

— Рассказывай все по порядку, только спокойно и коротко, без преувеличений и, пожалуйста, не плачь и не причитай. О многом я сам догадываюсь, но хочу знать в подробностях, что произошло.

Я послушалась и поведала ему о своей жизни с Оскаром вплоть до последней сцены.

— Вот скотина! — вскричал дядюшка. — Тебе ни в коем случае нельзя возвращаться туда! Об этом не может быть и речи. Во всем виновата твоя мать, но сейчас укорять ее было бы бесчеловечно. Прямо отсюда я поеду в Гербуртов и скажу его дяде, что ты желаешь жить отдельно. Если они не согласятся, мы подадим жалобу в суд и потребуем поместить этого идиота в сумасшедший дом.

Как ни сдерживался дядюшка, гнев помимо воли неудержимо прорывался наружу, и мне приходилось успокаивать его. Мама, не смущаясь присутствием брата, уехала к барону. Я упросила дядюшку отложить поездку в Гербуртов и побыть со мной.

В доме у нас, как на кладбище, царят печаль и уныние. Всякий раз, когда отворяется дверь, я вздрагиваю, ожидая известия о новом несчастье.

Прождала маму до поздней ночи, но она так и не приехала.

7 декабря

В пять часов меня разбудила Пильская и позвала к маме. Ее привезли почти без чувств… Барон умер.

Она лежала в постели, уставив глаза в потолок, и по щекам ее текли слезы. Когда я приблизилась, она судорожно обняла меня и заговорила прерывающимся от рыданий голосом:

— Серафиночка, душа моя, безжалостная судьба преследует нас… Удар за ударом обрушивает она на нашу семью. Мы лишились барона — верного друга, опекуна, — да что там! — отца родного потеряли мы в его лице. А завещания он так и не написал… — прибавила она совсем тихо.

Мне показалось странным, как можно в такую минуту поминать про завещание, и мама, словно в свое оправдание, сказала, что состояние наше расстроено и мы почти лишены средств к существованию. И только благодаря барону могли вести приличествующий нам образ жизни.

Теперь, после его смерти, нам грозит нужда. Сулимов может пойти с молотка, и поэтому мама настаивает, чтобы я не порывала с мужем. Когда происходил этот разговор, Дядюшка еще спал, и, как только он проснулся, я попросила его прийти ко мне.

Меня бедность, пожалуй, не страшит, как прежде, но маму сама мысль о ней повергает в смертельный ужас.

Я обрисовала дядюшке наше положение.

— Я уже давно предвидел такой конец, — выслушав меня, сказал он. — Сулимов я очищу от долгов, но о роскоши и излишествах придется забыть. По моему твердому убеждению, они только портят людей, а я люблю тебя и желаю тебе добра. С голоду не умрете, но капризам и прихотям потворствовать я не намерен, так и знайте! А сейчас иди успокой маму, я переговорю с ней об этом позже.

9 декабря

До отца дошли вести о смерти барона и моем разрыве с мужем, и он примчался на экстренной почте. Мама не пожелала его видеть, и он не настаивал. Мне кажется, он приехал с единственной целью поговорить со мной. С тех пор как мы в последний раз виделись, он очень изменился: обрюзг, ходит с палкой и беспрестанно жалуется на здоровье.

Оставшись наедине со мной, он сразу же заговорил о моем замужестве..

— Вот видишь, чем это кончилось, — сказал он. — К чему привели ее советы и прожекты. Я не собираюсь восстанавливать тебя против матери, но истины ради должен сказать: ума и такта ей недоставало всегда. А с идиотом этим следует расстаться, — тут двух мнений быть не может! Поедешь во Львов и поселишься со мной. Я выдам тебя за генерала: он еще не женился. Сулимов заложен, на дядюшкину помощь тоже особенно рассчитывать не приходится, — разве что с голоду умереть вам не даст. Будете влачить жалкое существование… обнищаете, захиреете совсем. Я благодаря своим связям устрою твою судьбу наилучшим образом. Ты еще молодая, — только вот былая красота твоя поблекла: видно, жизнь с этим дьяволом дорого тебе обошлась. Генерал часто вспоминает тебя.

— Ах, дорогой папа, я еще от одного ярма не освободилась, а вы уже норовите надеть на меня новое! — вырвалось у меня. — Мне ненавистна брачная жизнь. Я хочу отдохнуть, забыться…

— Вот приедешь ко мне, и все образуется. Дела мои несколько поправились. Я живу открыто, у меня собирается избранное мужское общество. Ты рассеешься и думать забудешь о своих огорчениях. Кроме того, ты можешь быть мне полезна, а я, в свою очередь, позабочусь, о твоей будущем, если ты будешь слушаться меня.

— Маму нельзя оставить одну…

— Ей нужен покой, и деревня для нее сейчас самое подходящее место.

Про дядюшку я умолчала.

— Я ни на чем не настаиваю, — продолжал он, — приезжай, осмотрись и, если понравится, оставайся. Я гарантирую тебе полную свободу, избранное общество… любезных кавалеров…

После завтрака папа уехал, так и не повидавшись с мамой. Она тотчас же призвала меня к себе и молча выслушала мой отчет о разговоре с отцом.

Узнав о смерти барона, приехала и тетя. Они столкнулись с папой на крыльце, но даже не раскланялись, — вот до чего не любят друг друга!

— Что с тобой сталось! — обнимая меня, воскликнула она и расплакалась. — Бедная мама… Какое горе постигло ее!

Вместе с ней направились мы к маме: после смерти барона она не покидает свою комнату, неподвижно, точно неживая, сидя в кресле. При виде сестры она разрыдалась, потом истерически захохотала, и нам с трудом удалось привести ее в чувство.

— Видишь, до чего я дожила… — сказала она ослабевшим голосом. — Серафина не желает возвращаться к мужу… Барон умер, не оставив завещания. Лишения, нужда — то, чего я больше всего боялась, — страшными призраками встают передо мной. Именно теперь, когда я состарилась и особенно нуждаюсь в покое и достатке. О, жестокая судьба!..

Обе они плакали, и я оставила их вдвоем, не желая мешать. Кроме того, я чувствовала: мое присутствие стесняет маму, — ей не терпелось пожаловаться на меня тете. По ее мнению, во всем виновата я сама, не сумев воспользоваться полученными благодаря ее стараниям благами.