Оулавюр Сигурдссон - Избранное

— Папа, папа! — позвал ребенок.

Вальтоур быстро повесил пальто на вешалку, подхватил крошку на руки и стал с ней играть.

— Ветер говорит: у-у-у, у-у-у! А ты что говоришь?

— Она сегодня не очень спокойная, — сказала ее мать, — одиноко ей. — И добавила для меня: — Старшая сестра — той четыре года, они много играли вместе — уехала сегодня утром с бабушкой в Тингвадласвейт.

— У-у-у! У-у-у! Ты не очень досаждала маме, малышка? — ласково спросил Вальтоур дочку. — Что, не играла сегодня? Соскучилась по сестренке? Завтра поедешь к ней и тогда расскажешь, как нынче дул ветер: у-у-у, у-у-у! — Он качал девчушку и дул ей в шейку, а она смеялась и кричала:

— Папа, папа!

Фру Инга с улыбкой сказала, что еда на столе и может остыть. Я прошел в столовую, со вкусом обставленную и украшенную фарфоровыми и медными тарелками и картинами. Столовая соединялась с более просторной гостиной. Вальтоур усадил меня за стол и тоже сел — с дочкой на руках, спиной к окну, за которым протягивала ветви мокрая от дождя рябина. Фру Инга ушла на кухню за обедом. Она подала нам жареную форель, пойманную, по ее словам, в озере Тингвадлаватн, картошку, топленое масло, помидоры, салат, да еще извинилась передо мной: дескать, еда не слишком разнообразная, ведь она не ждала гостей и готовилась к поездке за город. После этого она села напротив мужа и сказала:

— Угощайтесь!

— Тебе не в чем извиняться, дорогая. Обед хоть куда, — заметил Вальтоур. — А нашу крошку мы угостим чем-нибудь?

— Я уже покормила ее на кухне, — сказала фру Инга. — Хотя кто знает. Может, она у тебя поест еще раз. Простите, пойду принесу ей вилку и ложку.

Вернувшись, она поставила возле мужа маленькую тарелку и чашку, положила рядом серебряную вилочку и ложку, потом заняла свое место за столом и еще раз повторила:

— Угощайтесь!

Мы принялись за еду. Девчушка поклевала чуть-чуть, как воробышек, скорее чтобы угодить нам, а не от аппетита. И все время пыталась завести игру с отцом.

— Папа, у-у! Папа, у-у!

— Нет, детка, больше никаких «у-у», — сказал Вальтоур. — Ветер за обедом молчит как рыба!

И верно: ливень прошел, небо посветлело, ветер успокоился. Листья рябины в окне за спиной шефа служили тому подтверждением. Когда я теперь оглядываюсь назад, мне кажется, что в ту минуту Вальтоур предстал передо мной в совершенно новом свете. Никогда раньше я не видел в нем той мягкости и приветливости, с какой он кормил дочку, потчевал меня, хвалил жену за хорошо поджаренную рыбу. А жена его была не только привлекательной, темноволосой, кареглазой и стройной, она держалась с изяществом и была, по-видимому, совершенно лишена притворства и высокомерия. Вслед за жареной форелью она подала нам что-то вроде пюре, вернее, густой фруктовый мусс, названия которого я не знаю, но, пожалуй, мне редко доводилось пробовать такой превосходный десерт.

— А вот фруктовое пюре со сливками, угощайтесь, — сказала она. — Вальтоур, может, отдохнешь от Вигги? Давай я ее возьму.

— Нет, пока она мне не мешает, — ответил он, поднося ко рту дочери серебряную ложечку. — Поешь-ка вкусненького, доченька!

Через две-три минуты он как бы пришел в себя.

— Инга, мне никто не звонил?

— Ой, извини, дорогой, извини, — сказала жена. — Я совсем забыла. Звонил дядя Аурдни, как раз перед вашим приходом. Сказал, что ему надо с тобой поговорить. Собирается попозже заглянуть сюда.

— Так я и знал, — сказал Вальтоур.

— Он уезжает в Штаты, — добавила фру Инга, — на конференцию.

Вальтоур удивился:

— Ну да? Вот это новость! Когда?

— На следующей неделе.

— Так-так!

Что было в этом замечательном муссе? Наверняка финики, инжир и изюм, вероятно, апельсиновый сок, тертые яблоки и груши, пожалуй, еще клубника, ответили мои вкусовые рецепторы, пытаясь произвести анализ, короче говоря, разные фрукты, которые было очень трудно либо вообще невозможно достать в это время.

Когда мы вставали из-за стола, девчушка начала беспокойно вертеться, так что мать забрала ее у Вальтоура, сказав, что уложит ее спать, а потом подаст нам кофе.

— Извините, я ненадолго. По-моему, она хочет спать. Попрощайся с гостем, Вигга, скажи до свиданья.

— Зазвизанье, — пролепетал ребенок.

— Спокойной ночи, — пожелал я.

— Надеюсь, кофе будет на славу, — заметил Вальтоур. — Это первосортный кофе, один мой знакомый достал нам на днях. Такой кофе не получишь даже на министерских банкетах, не говоря уж о других местах.

Он пригласил меня в гостиную, предложил мне сигареты, а сам вышел, сказав, что уберет со стола и поможет Инге укладывать малышку.

Обставлена гостиная была роскошно. Мое внимание привлек огромный диван под коричневым покрывалом, здесь и там стояли мягкие стулья, в одном углу — кресло-качалка, патефон — в другом; на стенах написанные маслом картины, акварели видных художников, семейные фотографии, в том числе портреты родителей жены, декоративная ваза на низком полированном столике красного дерева перед диваном, рядом с вазой — два-три экземпляра датского «Родного очага» и «Семейного журнала» и две книги: на обложке одной был изображен окровавленный кинжал, на другой — рука в перчатке, сжимающая револьвер. Я опустился в кресло у инкрустированного металлом столика, на котором лежали серебряный портсигар с гравировкой «Магнус Тораренсен» и фарфоровая сигаретница. Я с благодарностью подумал о гостеприимстве шефа и его жены и сердечном ко мне отношении. Но на душе у меня было нерадостно. Я принялся рассматривать картины на стенах — они были красивые, но не вызвали у меня никакого отклика. Из кухни доносился шум текущей воды: Вальтоур помогал жене мыть посуду. Я начал поглядывать на датские журналы и книги на столике красного дерева, так как до меня постепенно дошло, что шеф говорил именно о них. Спустя несколько минут мои предположения подтвердились; Вальтоур вошел в комнату, объяснил, что дочурка наконец крепко уснула и Инга сейчас подаст кофе, и добавил:

— Эти книги и журналы — для тебя. Не забудь захватить их с собой. Хочешь курить?

Вопрос показался мне излишним, но я ответил, как бывало раньше, что курильщик из меня никудышный, что я давно не брал в рот сигареты, временами только баловался трубкой.

— Может, сигару?

Я отказался:

— Покойная бабушка запретила мне привыкать к табаку.

— Ох уж эта бабушка! — Вальтоур расхохотался, но тотчас оборвал смех. — Какой ты примерный мальчик, Паудль. До сих пор слушаешься покойную бабушку. У меня такой авторитетной бабушки не было, и поэтому я закурю!

Я не понял, почему он засмеялся, но размышлять было некогда, так как фру Инга внесла в комнату большой поднос с синим фарфоровым кофейником, чашками, сахарницей и сливочником.