Жермена Сталь - Коринна, или Италия

Иногда древний ваятель за всю свою жизнь создавал не более одной статуи; однако в ней заключалась вся его жизнь. День ото дня он ее совершенствовал; если он любил и был любим, если природа и искусство дарили ему все новые впечатления, то память и нежная привязанность помогали ему делать еще более красивыми черты своей модели. Так в творении художника запечатлевалась его душевная жизнь.

В новые времена, при холодном и гнетущем социальном порядке, самой благородной чертой человека стала скорбь: кто не страдал в наши дни, тот никогда не мыслил и ничего не чувствовал. Но в античном мире существовало нечто еще более благородное, чем скорбь, — героическое спокойствие и сознание своей силы, которые могли развиваться лишь под сенью свободных и открытых для всех общественных учреждений. Прекраснейшие греческие статуи почти всегда выражали только покой. Лишь Лаокоон и Ниобея выражают жестокую муку {144} 144 Лишь Лаокоон и Ниобея выражают жестокую муку… — Античная скульптурная группа Лаокоон, созданная греческими ваятелями Агесандром, Афинодором и Полидором (между III и I вв. до н. э.), изображает сцену гибели троянского жреца Лаокоона и его двух сыновей, задушенных гигантскими змеями. Согласно мифу, богиня Афина Паллада, покровительница греков, так жестоко наказала Лаокоона за то, что он предупреждал своих сограждан об опасности, которую представлял собой деревянный конь, оставленный греками у ворот Трои. Лаокоон хранится сейчас в музее Ватикана. Сюжетом для скульптурной группы «Ниобея», созданной под влиянием греческого ваятеля Лисиппа (IV в. до н. э.), послужил миф о жене фиванского царя Ниобее, похвалявшейся своим многочисленным потомством перед богиней Латоной, у которой было только двое детей — Аполлон и Артемида. Разгневанные Аполлон и Артемида поразили своими стрелами семь сыновей и семь дочерей Ниобеи. Скульптура изображает момент гибели детей и отчаяния матери, превратившейся в скалу. Большая часть фигур этой группы находится в Уффици, во Флоренции, остальные — в других музеях. ; но и она вызвана мщением Небес, а не страстями, рожденными в сердце человека. Нравственное существо древних было таким здоровым, их широкая грудь так вольно дышала, политический порядок так гармонировал с их способностями, что среди них почти не встречалось людей, как в наше время, охваченных томлением по иной жизни. Подобное душевное состояние, способствующее развитию утонченной мысли, не может служить для художника, особенно для скульптора, источником свежих в своей первобытной простоте чувств, которые одни только могут быть увековечены в мраморе.

Трудно найти на лицах античных статуй отпечаток меланхолии. Голова Аполлона во дворце Джустиниани, голова умирающего Александра {145} 145 …голова умирающего Александра… — Голова умирающего гиганта, принадлежащая резцу неизвестного греческого скульптора (находящаяся сейчас в художественном музее Уффици, во Флоренции), благодаря поверхностному сходству, долгое время считалась головой Александра Македонского. Сейчас установлено, что мастер, изваявший эту голову, принадлежал к школе греческих скульпторов периода правления пергамского царя Эвмена (II в. до н. э.). — единственные образцы древней скульптуры, в которых обозначилось расположение духа к мечтательности и к страданиям; но и та и другая статуя, по всей вероятности, принадлежат к эпохе порабощения Греции. С той поры уже исчезли и гордость, и душевное спокойствие, которые вызвали к жизни лучшие произведения античной скульптуры и поэзии.

Мысль, не получающая пищи извне, замыкается в себе; она анализирует, изучает, углубляется во внутренний мир человека, но уже не обладает ни той творческой силой, ни той жизненной полнотой, какие даются только счастьем. Даже саркофаги у древних напоминают лишь о войнах и веселье; на барельефах, которыми украшено множество надгробий, хранящихся в музее Ватикана, мы видим одни битвы и игры. Воспоминание о деятельной жизни, по мнению древних, является лучшим знаком уважения, какое следует оказывать праху умерших. Ничто не должно ослаблять и умалять представления об их мощи. Поощрение, как и дух соревнования, лежали в основе как античных искусств, так и античной политики. Все доблести, все таланты могли найти тогда себе применение. Человек заурядных дарований гордился своей способностью восхищаться; те, кто не мог оспаривать у гения его венец, окружали его поклонением.

Религия греков не была, подобно христианству, утешением в несчастье, богатством в бедности, упованием на будущее для умирающих; эта религия искала славы, торжества, она возвеличивала человека. В этом бренном культе сама красота была священной догмой. Если художникам приходилось изображать низменные или дикие страсти, то, чтобы оградить от бесчестья облик человека, они наделяли его звериными чертами, как мы это видим на примере кентавров или фавнов; когда же надлежало придать красоте наиболее возвышенный характер, художники наделяли образы мужчин и женщин — будь то статуя воинственной Минервы или Аполлона Мусагета {146} 146 Аполлон Мусагет — одно из наименований греческого бога Аполлона (буквально: Аполлон Предводитель Муз). — очарованием, присущим обоим полам: силой и нежностью, нежностью и силой — счастливым сочетанием двух противоположных качеств, без которого ни одно из них не достигло бы совершенства.

Продолжая рассуждать подобным образом, Коринна задержала на некоторое время Освальда у покоящихся на гробницах изваяний, изображающих спящих людей; здесь скульптура предстает перед нами в наиболее привлекательном виде. Коринна заметила, что всякий раз, когда статуя должна изображать действие, то движение, застывшее в мраморе, вызывает недоумение, а порой и тягостное чувство. Иное дело — фигуры людей, погруженных в сон или же в состояние полной безмятежности; они являют взору образ вечного спокойствия, которое чудесно согласуется с атмосферой, окружающей человека на Юге. Так и кажется, что там искусства мирно созерцают природу, а сам гений, который тревожит душу на Севере, под прекрасным небом Италии стал частью всеобщей гармонии.

Далее Освальд и Коринна прошли в зал, где собраны скульптурные изображения зверей и пресмыкающихся; среди них по какой-то случайности высится статуя Тиберия {147} 147 …по какой-то случайности высится статуя Тиберия. — Римский император Тиберий (14–37) отличался чрезвычайной жестокостью. . В этом не было ничего преднамеренного. Мраморные фигуры словно сами собой выстроились вокруг своего повелителя. В соседнем зале разместились угрюмые и суровые памятники древних египтян. У этого народа, который, опираясь на свои мертвенные, закоснелые учреждения, основанные на рабстве, старался как можно более уподобить жизнь смерти, даже статуи напоминают скорее мумии, чем людей. Египтянам лучше удавалось изображать животных, чем человека; очевидно, область жизни духа оставалась для них недостижимой.