Абдаллах аль-Мукаффа - Калила и Димна

И лев ответил матери: «После смерти Шатрабы я долго раздумывал, какое обвинение я мог бы ему предъявить, но не нашел в его поведении и речах ничего подозрительного, что послужило бы причиной гнева или говорило о его предательстве и неверности. И чем дольше я размышлял, тем больше находил в нем добродетелей и достоинств, так что моя любовь к нему и сожаление о том, что его не вернуть, все возрастали. И не мог я, как ни старался, припомнить о нем чего-нибудь дурного или найти в его натуре какой-нибудь порок, который побудил бы его к зависти, соперничеству со мной или вероломству. Потом я стал перебирать все свои поступки, но не нашел причины, из-за которой Шатраба стал бы моим врагом и замыслил лишить меня власти.

И после долгих и тяжких размышлений я решил расследовать это дело со всем тщанием, дабы мне стало ясно, был ли я прав, казнив Шатрабу, или совершил тяжкую ошибку. И я выполню свое решение, чего бы мне это ни стоило, хотя знаю, что теперь уже ничего не вернуть и не исправить. Из твоих слов я понял, что тебе известно больше, чем ты сказала. Если ты можешь дать мне какой-нибудь совет или один из моих приближенных поведал тебе важную тайну — откройся мне, расскажи все без утайки!»

Львица ответила сыну: «Если бы мудрецы не предостерегали нас от расточения доверенных денег, разглашения тайны и нарушения клятвы, считая это тяжким грехом и несмываемым позором, я открыла бы тебе все, что мне известно». — «Речи мудрецов можно истолковать по-всякому и понять как угодно, — воскликнул лев. — Я признаю, что ты права и слова твои разумны, но для тебя не секрет, что не всякую клятву соблюдают и не каждое данное слово свято. Всему есть свое время и место. Уместное и своевременное дело всегда полезно, а несвоевременное и неуместное — вредоносно и опасно. И опаснее всего обнаружить то, что следует скрыть, и скрывать то, о чем нужно объявить во всеуслышание, открыто. По моему мнению, тебе нельзя скрыть то, что тебе стало известно, ибо умолчание в этом случае неуместно и чревато опасностями. И кажется мне, что тот, кто поверил тебе эту тайну и взял с тебя клятву не разглашать ее, хитроумен и слабодушен, ибо, избавившись от опасного груза, он взвалил это бремя на твои плечи, предоставив тебе выбор: нести его в одиночестве либо обременить кого-нибудь из своих близких, и прежде всего меня. Я вижу, что ты тяготишься этой тайной и тебе хотелось бы поделиться с тем, кто тебе дорог и близок. Сбрось же со своих плеч тяжкое бремя, открой мне все, что тебе известно!»

И царица сказала: «Да, ты прав, мне доверена тайна, скрывать которую было бы неразумно. Но я должна была подготовить тебя, чтобы мои слова не вызвали твоего необузданного гнева. Однако я вижу, что твои намерения тверды, ты решил наказать клеветников и обманщиков и не боишься взглянуть в лицо правде. А теперь скажи по совести: не вызвали ли в тебе мои слова каких-либо сомнений?» Лев ответил: «Я согласен выслушать правду, как бы мне ни было больно. Что же касается твоих слов, то я убежден в их искренности и у меня нет ни сомнений, ни подозрений. Расскажи мне все, что знаешь, это не причинит тебе никакого урона».

Львица возразила: «Если я сделаю это, то нанесу обиду тому, кто доверил мне тайну, и нарушу клятву, подкрепленную словом чести. Мне перестанут доверять те, кто были искренни со мной, и я больше от них ничего не узнаю».

«Поступай как хочешь! — воскликнул лев. — Но дело не терпит отлагательства, и я желаю знать правду. Ты можешь не называть имени того, кто сообщил тебе те вещи, которые ты хочешь сохранить в тайне, — но я должен наконец узнать правду!»

И царица поведала сыну обо всем, что услышал и рассказал ей тигр, не называя его, и продолжала: «Тот, кто наделен силой и властью, не должен щадить вероломных обманщиков и нечестивых злодеев, сеющих смуту среди добродетельных и благочестивых. Кому как не правителю надлежит избавлять своих подданных от коварных клеветников, очищая от них землю, и окружать себя достойными мужами? Накажи Димну — он вдвойне опасен, ибо не только коварен, но красноречив и хитроумен и умеет ложь представить правдой, и поверив ему, ты убил Шатрабу, добродетельного помощника и достойного вазира, своего лучшего друга. Теперь ты узнал, что его обвинения были ложью, и найдешь покой, лишь когда до конца расследуешь это дело и удостоверишься в том, что не было никакого заговора против тебя в твоем войске. Убей шакала — ведь такие, как он, неисправимы, и даже если каются на словах, то натура их остается порочной и они всегда вероломны и ненадежны. Казни Димну за его преступление, только так можно избавиться от зла, которое он принес и принесет тебе, твоему войску и всем твоим подданным. Если же ты склонен простить его, вспомнив изречения, призывающие к милосердию, то знай, что грех Димны слишком тяжек, чтобы его можно было простить, и вина слишком велика, ибо обратил он свое коварство против достойного мужа, непорочного и чистосердечного, который к тому же был лучшим другом царя, его помощником и советником, но пал жертвой львиного царского гнева и несдержанности и шакальей зависти и подлости».

И видя, что лев молчит, царица добавила: «Не думай, что мне неизвестны изречения мудрецов о соразмерности проступка и наказания или я не знаю, как опозорен бывает тот, кто разглашает доверенную ему тайну. Я рассказала тебе все, что мне сообщили, ради твоей пользы, ибо если все это дело — твоя ошибка, казнь невинного по ложному наговору, предательство шакала и его безнаказанность — дойдет до ушей простонародья, то дурные последствия неотвратимы и не избежать возмущения и смуты. Тебе ведь известно, что простонародье только и помышляет о том, чтобы предать царя, и каждое упущение правителя служит доводом и причиной неповиновения буйных глупцов, поступки которых одобряет простонародье, ведь вожаки его прежде всего ополчаются против решительных и разумных».

Едва царица умолкла, лев приказал позвать к нему предводителей войска, вельмож и приближенных, и когда они собрались в его покоях, он велел привести Димну. Представ пред царские очи, шакал увидел, что повелитель нахмурился и глаза его грозно сверкают. Обратившись к одному из придворных, Димна спросил: «Что случилось? Почему наш царь гневен и печален?» Услышав слова Димны, царица повернулась к нему и сказала: «Царя печалит то, что ты еще жив. Но сегодня это кончится, и тебе не прожить даже мгновения после вынесения приговора!»

«Ни слова не прибавишь к изречениям древних! — воскликнул Димна. — Недаром они говорили: «Кто больше всех бережется беды, того она быстрее постигает». О царь, негоже, чтобы ты, твои приближенные и твое воинство становились примером несправедливости и насилия! Я могу привести известную поговорку: «Сам себя наказал тот, кто, зная нравы злодеев, навязался к ним в приятели». Поистине, правы отшельники, что, отрекшись от мирской жизни, предпочли одиночество общению с себе подобными, а любовь к богу — любви к его созданиям! Кто, кроме бога, воздаст добром за добро и благодеянием за благодеяние? Если попросишь о помощи — не получишь ответа, если совершил благодеяние — не жди благодарности, и заблуждается тот, кто ждет воздаяния от смертных, а не от Всевышнего. Подданные царя поступают по-разному и часто заблуждаются, но цари не должны быть рабами своих заблуждений. Царь вправе требовать от подданных добронравия, разумных поступков и похвального поведения, они же могут просить у него лишь справедливости и достойной награды за преданность. Наилучшим проявлением преданности издавна считались искренние советы, и я старался в этом услужить нашему повелителю. Всем известно, что между мной и Шатрабой не было ни вражды, ни соперничества, и я не желал ему зла, ибо не было в этом для меня ни малейшей выгоды. Я лишь осведомил царя о своих подозрениях и предостерег его, дабы не застали его врасплох вражеские козни и приготовления, и царь убедился в истинности моих слов, заметив некоторые признаки, на которые я указал ему. Я был честен и прямодушен, и это пришлось не по вкусу моим врагам и соперникам, так что они сговорились погубить меня. Я и не помышлял, что царь наш когда-нибудь будет печалиться из-за того, что я еще жив, и что это и станет моим воздаянием».