Булчу Берта - Кенгуру

Письмо он получил утром в конторе, вместе с путевым листом. Тут же вскрыл его и начал читать, но едва дошел до конца первого абзаца, как к нему подошел диспетчер; с ним был молодой человек со строгим лицом и бородкой. Выяснилось, что молодой человек — инженер, он будет сопровождать груз до самого Пакша. «Надо же — инженер... На вид парень как парень»,— думал Варью, когда они ехали грузиться в Академгородок. Там он снова взялся за письмо, но едва дошел до половины, как ящики были погружены. Молодой человек со строгим лицом начинал действовать ему на нервы; только позже, на шоссе № 6, когда инженер закурил «Мункаш», Варью немного смягчился. Постепенно они разговорились; дорога до Пакша летела незаметно.

Когда удалось наконец обогнать трейлер, Варью взглянул на инженера:

— Скажите, а что в этих ящиках?

— В одном — большой манипулятор, в остальных — тяжелое стекло и еще кое-какие вещи.

— Это для электростанции?

— Они используются и в атомных электростанциях, но сейчас мы их везем для другой цели. По соседству с электростанцией будет установлена дозиметрическая и лучезащитная лаборатория...

— А там что будет?

— Там будем вести исследовательскую работу... Измерение радиоактивности, лучевая гигиена, лечение...

— Вы разве не инженер?

— Инженер. В такой лаборатории все вместе

работают: врачи, физики, инженеры. Задача у них одна: контроль за уровнем радиоактивности вокруг всего энергетического комплекса и постоянная борьба с лучевой опасностью. По сути дела — биологическая защита. Защита человека и живой природы...

— Много там народу нужно?

— Много. А что?

— Интересуют меня такие новые дела.

— Если захотите, можете тоже устроиться. Вы женаты?

— Нет... Пока нет.

— Жаль. Если б женаты были, сразу бы получили двухкомнатную квартиру. Сo всеми удобствами. Зарплата хорошая. И жена бы нашла себе работу.

— На что там шофер может сгодиться?

— Мало ли на что. Например, можете к нам в лабораторию идти, изотопы возить... Платим хорошо: вредная работа.

— Что такое — изотопы?

— В энергетике сейчас используют три вида ядерного топлива: уран-233, уран-235 и плутоний-239. Из них только уран-235 — природный элемент, а остальные производятся в реакторах. Их мы называем изотопами. Вот их вам и пришлось бы возить. Перевозка осуществляется в контейнере с двойными стенками. К нему получаете путевой лист, на котором все написано — даже то, через сколько дней и с какой минимальной внешней загрязненностью должны быть возвращены контейнеры. Радиоактивные вещества только так можно транспортировать. Особых забот у вас с этим не будет: води без аварий — вот и все... Ну, как? Подходит?

— Надо подумать... Скажите, а что будет, если эти самые атомы вырвутся наружу?

— Не вырвутся.

— Ну а все же? Если что-нибудь случится, например?

— Самое опасное — активная зона. Все зависит от экранирования. В Хиросиме, скажем, выгорела территория величиной более чем в одиннадцать квадратных километров, а в Нагасаки, куда сбросили бомбу с тем же радиусом действия,— всего три квадратных километра. Это потому, что Нагасаки экранируют холмы. На электростанций тоже глав ное — экранирование. Конечно, какое-то количество радиоактивных веществ выходит через трубы, но это не существенно. Более серьезный случай — дефект в холодильной установке: если лопнет труба, много радиоактивных веществ попадет в воду. Но у нас есть способы, чтобы это предупредить.

— А если все же лопнет труба, тогда что?

— Это плохо.

— И только?

— Очень плохо. Но не забывайте, что мы постоянно подвергаемся воздействию некоторого количества радиации. Это так называемое фоновое излучение. Скажем, красите вы что-нибудь люминофорами или смотрите телевизор, строите дом или дорожку из шлака, взятого в окрестностях Татабани,— на вас обязательно воздействует какое-то небольшое излучение. Затем вследствие ядерных испытаний в воздух попадает большое количество радиоактивных веществ. Стронций даже накапливается в живых организмах. В растениях, в тканях животных. Вы, может быть, пьете его, например, с молоком. В пятьдесят третьем году содержание стронция-90 в продуктах питания составляло ноль целых четыре десятых единицы, а сегодня — уже шесть целых пять десятых единицы.

У Варью даже испортилось настроение от этих слов... Они проехали Дунафёльдвар, когда он снова посмотрел на инженера. «Что это за человек? — размышлял он про себя. — Чуть старше меня, а говорит такие вещи, что жить неохота...» Сквозь коричневатый едкий дым «Мункаша» Варью сказал инженеру:

— А вы что-нибудь слышали об Эмерсоне?

— Нет, не слышал.

— Это музыкант один. Выступает вместе с Грегом Лейком и Карлом Палмером. У них ансамбль.

— A-а... Такие петухи мохноногие.

— Что?

— Петухи мохноногие... Я их так называю. Оденут какую-нибудь кацавейку, прыгают по сцене и орут.

— Что-то в этом роде... только у этих смысл есть. Они хотят чего-то. У них есть песня о бронированном чудовище, которое хочет весь мир уничтожить,— но тут приходит маленький лев и своей песней спасает мир. Если вы не против, я включу.

— Конечно, ради бога... Это ваши владения.

— Если вам не интересно, я не буду включать.

— Нет, нет. Интересно. Включайте.

— Честное слово, интересно?

— Честное слово. Давайте включайте.

Варью поставил кассету с записями ЭЛП и нажал кнопку. Он смотрел на дорогу, слушал песню Грега Лейка — разумеется, вместе с музыкой. Время от времени поглядывал на инженера, пытаясь угадать, что чувствует и что думает этот молодой человек со строгим лицом. Но лицо инженера оставалось непроницаемым. Лента кончилась у Дунакёмлёда. Варью закурил, подождал немного, потом обернулся к инженеру.

— Как вы думаете, может маленький лев этой песней спасти мир от бронированного чудовища?

Инженер тоже закурил. Сделал несколько затяжек, потом скривил губы.

— Видите ли... что бы я ни сказал, все это будет ненаучно.

— Ну и что! И пусть.

— Тоже верно... Так вот: маленький лев, конечно, поет хорошо, но спасти мир этой песней все равно нельзя.

— А если бы песня была еще лучше?

— Песня?

— И если бы маленький лев пел еще лучше?

— Может, это и изменило бы дело... Беда в том, что мы, инженеры, физики, слишком много знаем... по крайней мере, в этой области. Знаем, что может произойти при определенном стечении обстоятельств, но сами эти обстоятельства, то, как они складываются, нам почти не подвластны. И все-таки я живу так, будто на планете нашей все в порядке и мир движется в том направлении, в каком нужно. Я заставляю себя верить в это. Верить во что-то необходимо. Верить в прогресс, в будущее. Каждый день я снова и снова стараюсь думать о том, что мы работаем для будущего. И если бы я потерял способность в это верить, не знаю, что бы с нами было... С нами и с вами...