Джордж Мур - Эстер Уотерс

Эстер пробормотала, что она очень рада. Она все никак не могла остановить свой выбор ни на одном кувшине. Вдруг она заметила кувшин, на котором золотыми буквами было выведено: «Джек».

После этого они отправились поглядеть картинки в стереоскоп, и парад конногвардейцев в Сент-Джеймском парке пришелся им больше всего по вкусу; бой быков в Испании показался не особенно увлекательным, а в палате общин Сара не нашла ни одного молодого мужчины, который бы ей приглянулся. Среди дрессированных птиц им больше всего понравилась прыгающая вверх по лестнице канарейка. Внимание Билла привлек к себе американский механический силомер, и он не преминул тут же продемонстрировать силу своих мышц, чем чрезвычайно восхитил Сару. Потом все по очереди попробовали испытать свою меткость в сбивании кокосовых орехов, а уже мимо большого кегельбана Дж. Билтона прошли, не заглянув в него.

Снова воздух задрожал от криков: «Идут! Идут!»— и даже торговцы высыпали из своих палаток — всем не терпелось узнать, какая лошадь пришла первой. А еще через несколько минут стайка почтовых голубей взвилась в синюю высь и разлетелась в различных направлениях: одни птицы устремились прямо к Лондону, другие растаяли в таинственной голубоватой дымке, заволакивающей вечереющие, испепеленные солнцем холмы, истоптанные и замусоренные шумной беспорядочной человеческой ордой — подвыпившими мужчинами и женщинами.

— Ну, вот вы и сыскались наконец, — сказал Уильям. — Фаворита побили. Вы небось уже знаете, что приз взял аутсайдер. А что делает здесь этот господин?

— Случайно повстречался с дамами и водил их повсюду, показывал разные разности. Надеюсь, хозяин, вы на меня за это не в обиде?

Уильям не удостоил его ответом, но когда Билл стал прощаться с Сарой, Эстер поняла, что они уже сговорились о новой встрече.

— Где это вы его подцепили?

— Он сам к нам подошел и заговорил, а Эстер остановилась поболтать с проповедником.

— С проповедником? С каким еще проповедником?

Когда ему все растолковали, Уильям спросил, как им понравились скачки.

— А мы не видели никаких скачек, — сказала Сара. — Мы были на холме и катались на деревянных лошадках. И лошадка Эстер тоже взяла приз. Фарфоровый кувшин. Покажи ему свой кувшин, Эстер.

— Значит, ты так-таки и не видела дерби? — спросил Уильям.

— Она ухитрилась не увидеть скачек! — воскликнул другой букмекер. — Вот уж кому, я считаю, полагается главный приз!

Женщины не поняли шутки, видели только, что мужчины над ними подсмеиваются.

— Поди сюда, Эстер, — сказал Уильям, — стань на мое место. Сейчас лошадей выведут на проминку, а потом они поскачут. А ты, Сара, стань на место Тедди. Сойди с ящика, Тедди, уступи место даме.

— Да, да хозяин. Забирайтесь сюда, мэм.

— Неужто это лошади? — сказала Сара — Что-то уж больно они маленькие.

Букмекеры покатились со смеху.

— Вы не туда смотрите, мэм. Те просто пасутся на холме, — сказал один из букмекеров.

— Это не самые классные скакуны, — прибавил другой.

После двух-трех фальстартов лошади пошли. Отыскав окошечко между множеством котелков и шляп, Эстер увидела пять-шесть стройных лошадок — они показались ей похожими на борзых. Они пронеслись мимо и растаяли, словно призраки, а Эстер вдруг прониклась сочувствием к гнедой лошадке, которая тихонько трусила позади, сбившись в сторону.

Это была последняя скачка. И снова фаворит остался за столбом. Выплачивать было некому, и букмекеры начали складывать свое снаряжение, тащить которое предстояло беднягам помощникам. Просто не верилось, что Тедди сможет дотянуть до вершины холма. Уильям стал протискиваться сквозь толпу, подхватив под руки Эстер и Сару. Особенно трудно было пробиться сквозь поток экипажей. Повсюду запрягали лошадей, и Сара все время боялась, что какая-нибудь лошадь укусит ее или лягнет. Какой-то молодой денди, сам правивший лошадьми, осыпал их бранью, грум затрубил в рожок, и кабриолет умчался. Так большое стадо внезапно снимается с места, подчиняясь могучему инстинкту. Все вокруг — и холмы, и долины, и пригородные селения — утопало в лучах заходящего солнца; над еще не остывшей дорогой висела белая пыль, и в облаках этой пыли двигалось в сторону Лондона все, что так или иначе могло двигаться, — от карет до тележек; торговцы апельсинами, мелкие разносчики, карманные воришки, бродяги, цыгане — все устремлялись каждый к своей цели: к придорожным харчевням, ригам, к живым изгородям или к железнодорожной станции. Огромная толпа людей сползала с пологого холма; кто поскромнее — пешком, кто поважнее — в карете, и все направлялись к одной цели — к перекрестку дорог. В «Летящем орле» делали привал и распивали последнюю прощальную кружку пива; здесь букмекеры переодевались в свою повседневную одежду, и отсюда толпа растекалась уже по двум руслам — одно вело к железнодорожной станции, другое — на лондонское шоссе. Отсюда же начинались традиционные дорожные шутки. Большая орава щеголей во вместительном ландо принялась обстреливать горохом из духовых ружей торговцев с тележками; те отругивались, а щеголи делали вид, что сейчас наедут на крайнюю тележку. Появилась линейка с двумя воткнутыми по бокам шестами, между которыми раскачивались на веревке миниатюрные ночные горшки. За линейкой шествовала лошадка, на передние ноги у нее были надеты дамские панталоны. Бедная лошадка, не понимавшая, во что ее обрядили, столь нелепо выступала в этом неподобающем одеянии, что Эстер и Сара прямо помирали со смеху.

На платформе Уильям заприметил старика Джона и окликнул его. Джон ставил на Султана, который вышел победителем, а выдача была сорок к одному. Это Кетли уговорил его рискнуть и поставить полсоверена на эту лошадь. Кетли был на дерби, они встретились возле лужка, и Кетли рассказал старику Джону потрясающую историю с коробкой турецкого рахат-лукума. На сей раз предзнаменование сбылось, и Джорнеймен был посрамлен.

— Можете говорить, что угодно, — сказал Уильям, — но все-таки что-то в этом, черт побери, есть. И если кто-нибудь научится распознавать эти предзнаменования, всем нам, букмекерам, тогда крышка. — Он говорил полушутя, полусерьезно, однако в душе жалел, что Кетли не попался ему на глаза. Поставь он хотя бы пять фунтов на эту лошадь — и получил бы двести!

На мосту Ватерлоо им повстречался Кетли собственной персоной, и все пожелали тотчас услышать историю с рахат-лукумом непосредственно из его уст. По этому случаю Уильям предложил всей компании зайти в «Королевскую голову» выпить пива. Они доехали на омнибусе до Пиккадилли, и тут туго набитая деньгами сумка побудила Уильяма, плюнув на расходы, пригласить всех поужинать.

— Где здесь лучше всего кормят? — осведомился он у швейцара в отеле.