Джордж Мур - Эстер Уотерс

— Лучше бы спровадить их всех отсюда, — сказала Эстер.

— Так они ж переметнутся к кому-нибудь другому.

— И пусть. Они знают, что тут без обмана, и прибегут обратно.

— Ну, я не так уж в этом уверен, — чуть слышно прошептал Уильям. — Ты только поосторожней, Тедди, и все, думается мне, будет в порядке.

— Конечно, хозяин, зарываться не стану.

Как-то раз после полудня в пивную «Королевская голова» заглянул Фред Парсонс. На нем была куртка и фуражка Армии спасения. Его теперь уже величали «капитан Парсонс». В зале было пусто, в эти часы торговля замирала. Утренние клиенты, сделав свои ставки, разбрелись кто куда, и Уильям пошел прогуляться, зная, что новая волна посетителей нахлынет не раньше вечера, когда выйдет «Ивнинг стандард». В доме оставались только Эстер и мальчишка-подручный. Мальчишка подметал двор, а Эстер шила, сидя в гостиной. Услыхав шаги, она вышла в зал. Увидев ее, Фред растерялся; он явно был обескуражен.

— Ваш супруг дома? — спросил Фред. — Я бы хотел побеседовать с ним.

— Нет, муж ушел. Вернется через час, не раньше. Что ему передать?

Эстер хотела было спросить: «Как ты поживешь?» — но Фред держался так чопорно и голос его звучал так сухо, что она воздержалась от вопроса. Однако, по-видимому, это первое побуждение достаточно живо отразилось на ее лице, потому что внезапно в поведении Фреда произошла перемена. Испустив глубокий вздох, он меланхолично провел рукой по лбу, словно отгоняя какую-то невольно возникшую мысль, и сказал:

— Что ж, пожалуй, я могу изложить свое дело и тебе. Думал поговорить с твоим мужем, но, быть может, тебе я даже лучше сумею все объяснить. Речь идет об игре, которая тут у вас ведется. Мы намерены положить этому конец. Вот это я и хотел сообщить ему. С игрой надо кончать. Ни один уважающий себя человек… Короче говоря, так продолжаться не может.

Эстер молчала. Ничего не отразилось на ее суровом, хмуром лице. Фред же пришел в крайнее волнение. Руки у него беспокойно двигались, слова застревали в горле. Эстер подняла на него ясный взор. Маленькие бесцветные глазки Фреда убежали в сторону.

— Я пришел предупредить, — сказал он, — что мы прибегнем к помощи закона… Это очень мучительная обязанность для меня, но что-то предпринять необходимо. Весь наш приход отравлен этой заразой…

Эстер по-прежнему ничего не отвечала, и Фред спросил:

— Почему ты молчишь, Эстер?

— А что я могу сказать? Вы, значит, собираетесь натравить на нас полицию. Помешать вам я не могу. А слова твои я мужу передам.

— Это очень серьезный вопрос, Эстер. — Фред наконец овладел своим голосом и теперь говорил твердо, решительно. — Если мы добьемся постановления, вас не только подвергнут крупному штрафу за подпольное букмекерство, но и лишат патента. Мы же требуем от вас только одного: прикройте игру… Нет! — воскликнул он, прерывая ее возражения. — Не нужно отрицать, это совершенно бесполезно, нам известно все. Игра на скачках деморализовала весь приход. Никто ни о чем больше не думает, все только и делают, что собирают сведения о лошадях. Днем скачки, а вечером все ждут газет с последним скаковым бюллетенем. Ты сама не понимаешь, какой вред вы приносите людям. Что ни день, мы узнаем о каком-нибудь новом несчастье: разоряются целые семьи, матери попадают в работный дом, дочери — на панель, отцы — в тюрьму, а причина всему одна — игра на скачках. Ах, Эстер, это ужасно! Подумай о том, сколько зла вы приносите людям.

Звонким фальцетом Фред Парсонс яростно бичевал ненавистный порок. Высокий, выпуклый лоб его был грозно нахмурен, близорукие глаза выражали отвращение и страх.

Внезапно он осекся и с тревогой и недоумением поглядел на Эстер. Она все так же молча смотрела на него, и он спросил:

— Почему ты ничего не отвечаешь, Эстер?

— А что я могу тебе ответить?

— Ты всегда была добродетельной, благочестивой женщиной. Ты помнишь наши прогулки и беседы, когда ты еще работала на Эвондейл-роуд? Ты тогда соглашалась со мной, что нужно только сильно захотеть, и можно сделать много добра. Ты очень переменилась с тех пор.

Разбуженные словами Фреда воспоминания, казалось, взволновали Эстер. Она сказала тихо, раздумчиво:

— Нет, Фред, я не изменилась, но все повернулось по-другому. В жизни так не получается — делать то добро, к которому стремишься, и тогда стараешься делать добро там, где можно. У меня есть муж и сын, и я должна заботиться о них. Они для меня и есть добро, ради них я и живу. Во всяком случае, я так понимаю.

Фред смотрел на Эстер, и взгляд его выражал любовь и преклонение перед ее характером.

— Ради своих близких человек может и должен сделать многое, — сказал он, — но не все. Даже ради них нельзя причинять вред другим. А ты не можешь не понимать, что приносишь очень большое зло людям этим вашим букмекерством. Пивные сами по себе достаточно скверная штука, но когда к выпивке присоединяется еще и азартная игра, нам не остается ничего другого, как прибегнуть к помощи закона. Ты погляди, Эстер, ведь любой мальчишка-рассыльный, у которого и жалованье-то всего восемнадцать шиллингов в неделю, все время околачивается у вас здесь и норовит поставить полкроны на какую-нибудь лошадь. Ваш дом стал главным рассадником греха в нашем приходе. Вы берете деньги у всех подряд, никому нет отказа. Какой-нибудь юнец заложит отцовские часы и тащит денежки в «Королевскую голову», чтобы поставить на лошадь. Отец простит его раз, простит другой, а там, глядишь, мальчишка стянет что-нибудь у квартирантов. Один такой стащил полкроны у семидесятипятилетней старухи, которая зарабатывает девять шиллингов в неделю, присматривая за конторским помещением. Кончилось тем, что отец обратился в магистрат и заявил, что ничего не может поделать с сыном, с тех пор как тот пристрастился к игре на скачках. А мальчишке всего четырнадцать лет. Разве не ужасно? Нельзя допускать такого. И мы решили положить игре конец. Вот с этим я и пришел к твоему мужу.

— А ты уверен, — спросила Эстер, покусывая губу, — что хочешь возбудить против нас дело только потому, что печешься о ближних?

— Не думаешь же ты, что мною руководят какие-то другие побуждения, Эстер? Не думаешь же ты, что я делаю это потому… потому, что он тебя отнял у меня?

Эстер молчала. Молчал и Фред; когда он заговорил, в голосе его звучали страдание и мольба.

— Мне больно, что ты могла так дурно подумать обо мне. Не я возбуждаю против вас дело. И не могу этому помешать, если бы даже захотел… Просто мне известно, что решено прибегнуть к помощи закона, и в память прошлого я хочу выручить тебя из беды. Вот я и пришел предупредить тебя, что у вас будут крупные неприятности, если вы не прекратите принимать заклады. Я не имел права этого делать, но я готов на все, чтоб помочь тебе и твоим близким.