Франсуа Мориак - Черные ангелы

Она отчетливо услышала шаги Андреса на крыльце. Растущие вокруг сосны словно бы утратили реальность, изгородь и луг казались миражом, воспоминанием. «Ни за что не держаться» — какой огромный смысл приобретают в иные минуты эти простые слова! Разжал руку, выпустил ветку и больше ни за что не держишься.

Матильда не шевелилась, пораженная своим открытием: она уже двадцать лет, сама того не зная, жила в отчаянии. Неосознанное отчаяние может сделаться привычным состоянием. Она прислонилась спиной к стволу дуба, бессмысленно прислушиваясь к стуку удаляющейся повозки. Так она простояла некоторое время.

Андрес окликнул ее с крыльца. Он размахивал листком бумаги, и Матильда поняла, что сделка состоялась. «В ущерб Катрин», — подумала она и снова поборола в себе смутные укоры совести. Нет, дочь не забыта, отец, без преувеличения скажем, любит ее так сильно, как только способен любить человеческое существо. Он наверняка позаботился о том, чтобы не обделить девочку.

Любопытство заставило ее ускорить шаг. Андрес бежал ей навстречу.

— Все в порядке, — крикнул он. — Я подписал договор о продаже участков. Теперь займемся свадьбой. Вот проект брачного контракта: по-моему, вполне разумный. Ждем только твоего согласия.

Он запыхался, раскраснелся, глаза горели возбуждением и радостью. Матильда проглядела контракт: Катрин получала ежемесячную ренту в две тысячи франков, Андрес — проценты с продажи смолы и леса. Оговаривалось также, что молодожены живут на всем готовом, ничего не платят, а Андрес передает в семейную собственность принадлежащую ему половину неделимых дома и сада.

— Дядюшка непременно желает выпить шампанского по случаю нашей помолвки. К сожалению, он не может спуститься…

Еще только подойдя к двери, они услышали хриплое дыхание и почувствовали запах эвкалипта. Деба занимал самую маленькую комнату в замке, вечно задымленную всяческими окуриваниями. Его тощая фигура тонула в глубоком кресле. Устремив на Матильду и Андреса взгляд своих блестящих глаз, старик прошептал:

— От волнения у меня начался приступ.

Он сидел в свитере, надетом поверх ночной сорочки, ноги укутаны пуховиком. Говорили, что Катрин — копия отца, только выражение лица у нее иное — диковатое, животное. И действительно, Симфорьен Деба, как и дочь, был щуплым, смуглым и словно бы состоящим из одних острых углов: острый нос, череп, локти, колени, костлявые плечи. Он тяжело дышал.

— Ты прочитала проект брачного контракта, Матильда? Договор о продаже уже подписан: Сернес и Бализау будут моими… Бализау и Сернес… Но знаешь, я за них заплатил. Нужны же малышу наличные деньги на обручальное кольцо и все такое… Впрочем, у них не будет никаких расходов. Жерсента пошла в подвал за бутылкой «Редерера», которую я берег… это всем известно… до помолвки Катрин…

Градер стоял, чуть раскрасневшийся, и наблюдал за больным. Он поманил Андреса и что-то ему шепнул. Вошла Жерсента, неся на подносе бутылку шампанского и фужеры. Габриэль сказал:

— Все в сборе, кроме главного лица сегодняшнего праздника.

Симфорьен взглянул по сторонам:

— Надо же, и правда… Жерсента, позови скорей Катрин… Она, наверное, в соседней комнате.

Он закашлялся, не сводя глаз с двери в смежную комнату.

— А вот и она! Доченька, мы только тебя и ждали.

Удивление Катрин, не понимающей якобы, о чем речь, ее испуг, возглас: «Я ни с кем не помолвлена!» — все это походило на дешевый спектакль. Симфорьен же, напротив, превосходно играл свою роль. Он с изумлением обратился к Андресу:

— Скажи, мой мальчик, разве вы обо всем не договорились? Я думал, у вас все решено. Ты сам меня в этом уверил… А ты, Катрин, почему не развеяла моих заблуждений?

Андрес стоял бледный, как полотно, губы его дрожали, он поочередно смотрел то на отца, то на Матильду, то на Катрин. Девушка отвечала сухим безразличным голосом:

— Ты никогда не спрашивал моего мнения. Я ни с кем не помолвлена. Я не выйду за Андреса.

Старик Деба уже и не пытался играть, и на лице его, несмотря на мучительный приступ астмы, сияло неподдельное наслаждение, омраченное толикой страха.

— Деточка моя, никто не выдаст тебя замуж силой… Ты свободна…

Габриэль его перебил:

— Довольно, зря стараетесь. Хватит играть комедию.

— Но, дорогой мой, никто тут не играет комедию… Я больше вашего удивлен… Больше всех расстроен… Я свыкся с этой мыслью… Впрочем, я надеюсь, она все хорошенько обдумает и… (но тут вмешалась Катрин: «Я все обдумала!»). В любом случае, — добавил он поспешно, — я не намерен лишать Андреса оговоренных благ…

Юноша, оглоушенный происходящим и до сих пор не проронивший ни слова, прошептал:

— Если ты думаешь, что я здесь останусь хоть на один день… Я уже давно тут подыхаю…

Отец прервал его:

— Ничего подобного, сын мой, ты останешься в этом доме, он твой. У тебя все отняли, тебя обокрали, но дом по-прежнему общий. Ты здесь живешь, и, коль скоро ты готов меня принимать, я тоже пробуду тут, сколько понадобится.

Он впился в больного взглядом своих голубых глаз, а тот сидел, опустив голову, и наблюдал за ним исподлобья.

— Понадобится для чего?

— Чтобы заставить вас вернуть награбленное, — спокойно ответил Градер.

— Э-ге-ге, голубчик! Это кто же тут должен вернуть награбленное? Да вы наглец, как я погляжу! Не вынуждайте меня высказывать все открытым текстом. Я готов разорвать договор о продаже, если Андрес вернет мне деньги… Но может быть, вы уже заранее распорядились средствами вашего сына?

Последние слова слышали только Градер и Андрес. Градер мгновенно побледнел, а сын взял его за руку и сухо отчеканил:

— Что подписано, то подписано.

В наступившей тишине Матильда произнесла упавшим голосом:

— Я тоже, детка, полагала, что у вас с Андресом полное согласие: о вашей свадьбе уже толковано-перетолковано. Ты и сама так часто о ней говорила. Но я не стану оказывать на тебя давление…

Катрин парировала дерзко, что, дескать, и не стоит тратить силы понапрасну. Матильда пожала плечами и вышла, ничего не ответив, а за ней — Габриэль и Андрес.

Деба и Катрин некоторое время прислушивались. Старик велел дочери посмотреть, не стоят ли ушедшие в коридоре. Она приоткрыла дверь: никого.

— Вот видишь… Что я тебе говорил? Зачем дразнить людей? Ты хотела взглянуть на их лица? Ты довольна? Я тоже, не скрою. Но теперь… Ты слышала, что сказал Габриэль? Он отсюда не уедет!

— Подумаешь! — бросила Катрин, поправляя подушки больному.

— Разве ты не знаешь, что этот человек способен на все? — простонал он.

— Да что он может нам сделать?! — воскликнула она.

— Говори тише, — прошептал отец. — Ты его не знаешь. У меня есть о нем сведения. Я тебе не рассказал и половины того, что мне известно. Тебе еще рано слушать такие вещи.