Виктор Гюго - Отверженные

Таков Париж. Дым его труб разносит идеи по всей вселенной. Париж не только велик — он необъятен. А почему? Потому что он дерзает.

Дерзать — этой ценой достигается прогресс. Все великие победы более или менее являются наградой за смелость.

Для того чтобы зажегся пожар революций, мало предугадывания Монтескье {308} 308 Монтескье, Шарль Луи (1689–1755) — французский просветитель, правовед, философ. Выступал против абсолютизма. Стремился вскрыть причины возникновения того или иного государственного строя. Основными произведениями Монтескье являются «Персидские письма» (1721), «О духе законов» (1748). , мало пропаганды Дидро, мало декламаций Бомарше {309} 309 Бомарше, Пьер Огюстен (1732–1799) — французский драматург, автор комедий «Севильский цирюльник» (1775), «Женитьба Фигаро» (1784) и др. , аргументов Кондорсе {310} 310 Кондорсе, Жан Антуан Никола (1743–1794) — французский философ-просветитель, математик, социолог, политический деятель, маркиз. Принимал участие в издании «Энциклопедии». В 1791 году избран в Национальное собрание, в Конвенте примыкал к жирондистам, после падения которых заключен в тюрьму, где покончил с собой. , подготовки Аруэ {311} 311 Аруэ — имеется в виду Вольтер, Франсуа-Мари-Аруэ (1694–1778). и замыслов Руссо — нужны были дерзость Дантона и его инициатива.

Возглас: «Смелее!». Это fiat lux! [63] Да будет свет! (лат.). Для движения вперед человечеству нужно, чтобы оно постоянно видело перед собой на вершинах великие уроки мужества. Смелость придает блеск истории и является одним из самых ярких лучей, просвещающих человека. Заря дерзает, когда загорается. Пробовать, осмеливаться, настаивать, упорствовать, быть верным самому себе, бороться с судьбою, не испытывать страха перед катастрофой и удивлять ее этим, смело нападать на несправедливость, надругаться над опьяневшей победой, твердо стоять на своем — вот примеры, которые нужны для человечества, вот свет, воодушевляющий его. Та же самая грозная молния исходит от факела Прометея и от трубки Камбронна.

Что касается парижского народа, то он и в образе взрослого человека остается все тем же гаменом. Обрисовывая ребенка, мы тем самым обрисовываем город. Вот почему мы изучали этого орла под видом простодушного воробушка.

Парижская раса — повторяем это еще раз — проявляется больше всего в рабочих предместьях. Там — ее настоящее лицо, там — самая чистая кровь. Там народ работает и страдает, а страдание и труд — это весь человек.

В предместьях великое множество неведомых закоулков, где кишат разные странные типы, начиная с грузчика в Рапэ и кончая живодером на Монфоконе. «Fex urbis!» [64] Отбросы столицы (лат.). — восклицает Цицерон; «чернь», добавляет возмущенный Берк {312} 312 Берк (Борк), Эдмунд (1729–1797) — английский политический деятель и писатель. Был сторонником мирного решения конфликта с североамериканскими колониями. Выступил решительно против Великой французской революции. . Чернь, подонки, сброд, — все это очень легко сказать. Но если даже и так, то что же из этого? Что из того, что они ходят босые? Они неграмотны — тем хуже. Неужели вы из-за этого покинете их? Обратите в проклятие их страдания? Разве не может свет проникнуть сквозь эти массы? Повторим снова наш возглас: «Света!» Будем упорно стоять на этом: «Света! Света!» Кто осмелится утверждать, что эта темнота не рассеется? Ступайте, философы, учите, просвещайте, думайте вслух, говорите громко, выходите на свет солнца, братайтесь с беднотой, возвещайте добрые вести, щедро раздавайте буквари, провозглашайте его права, пойте «Марсельезу», внушайте энтузиазм, срывайте зеленые ветки с дубов. Превратите идею в вихрь. Народ можно возвысить. Сумейте только воспользоваться этими вспышками принципов и добродетелей, этим пожаром, который трещит и пылает в иные минуты. Эти босые ноги, голые руки, лохмотья, это невежество, унижение, темнота — все это может быть употреблено на достижение идеала. Смотрите внимательно на народ, и вы увидите истину. Бросьте в горнило этот презренный песок, который вы попираете ногами. Он расплавится, перекипит и превратится в чудный кристалл, благодаря которому Галилей и Ньютон будут открывать светила небесные.

Восемь или девять лет спустя после событий, описанных во второй части этого романа, на бульваре Тампль и в Шато-д'О можно было часто встретить мальчика одиннадцати-двенадцати лет. Он как раз подходил бы под сделанное нами выше описание гамена, если бы сердце его не было так пусто и мрачно, несмотря на то, что он не прочь был посмеяться, как настоящий ребенок. Он носил мужские штаны, но не отцовские, и женскую кофту, но не материнскую. Чужие люди одели его из милости в эти лохмотья. А между тем у него были и отец и мать. Но отец совсем не думал о нем, а мать не любила его. Он принадлежал к числу тех беспризорных детей, больше всех остальных заслуживающих сострадания, у которых есть и отец и мать, но которые все-таки остаются сиротами.

Этот мальчик чувствовал себя лучше всего на улице. Мостовая была для него не так жестка, как сердце его матери.

Родители вытолкнули его в жизнь пинком.

И он полетел.

Это был шумливый, бледный, веселый, проворный, насмешливый мальчик, с живым, но бледным лицом. Он бегал то туда, то сюда, пел, играл в бобы, рылся в канавах, немного воровал, но весело, как кошки или воробьи, смеялся, когда его называли мальчишкой, и сердился, когда его называли негодяем. У него не было ни крова, ни хлеба, ни тепла, ни любви, но он был весел, потому что чувствовал себя свободным.

Когда эти несчастные создания вырастают, жернова социального строя почти всегда захватывают и перемалывают их; но в детстве им удается спастись. Они еще так малы, что могут ускользнуть в каждую дырочку.

Однако, как ни покинут был этот ребенок, он все-таки изредка, один раз в два или три месяца, говорил себе: «Пойду-ка я к своей маме!» Тогда он покидал бульвар, проходил мимо цирка и ворот Сен-Мартен, спускался на набережную, шел по мостам, достигал предместий, добирался до больницы Сальпетриер и подходил — куда? Да к тому самому дому с двойным номером 50–52, который уже знаком читателю, — к дому Горбо.

В это время в доме под № 50–52, всегда пустом и вечно украшенном объявлением «Сдаются комнаты», было, против обыкновения, довольно много жильцов, которые, как это всегда бывает в Париже, не поддерживали друг с другом никаких отношений и связей. Все они принадлежали к тому бедному классу, который начинается с мелкого, стесненного в средствах буржуа и, постепенно спускаясь все ниже и ниже к самым подонкам общества, заканчивается двумя существами, к которым приходит вся материальная сторона цивилизации: мусорщиком, вывозящим нечистоты, и тряпичником, подбирающим лохмотья.