Виктор Гюго - Отверженные

Дядюшка Мадлен обеспечивал всех работой. Его требования ограничивались одним: будь честным человеком! Будь честной девушкой!

Как мы уже сказали, посреди этого общего благоденствия, источником и рычагом которого был дядюшка Мадлен, он нажил большое состояние, но — явление, странное в коммерческом человеке, — это не составляло, по-видимому, главной его цели. Он, казалось, думал много о других и мало о себе. В 1820 году знали, что у него положен у Лаффитта капитал в шестьсот тридцать тысяч франков, но, раньше чем отложить эту сумму для себя, он израсходовал более миллиона на городские нужды и бедных.

Городская больница была бедна — он устроил в ней десять кроватей. Монрейль состоит из двух частей: верхнего и нижнего города. В нижнем городе, где он жил, была всего одна школа, помещавшаяся в несчастном полуразвалившемся доме. Он построил две школы: одну для мальчиков, другую для девочек. Учителям обеих школ он назначил жалованье из собственного кармана, превышавшее вдвое скудный казенный оклад, и однажды ответил кому-то удивлявшемуся такой щедрости: «Важнейшие слуги государства: кормилица и школьный учитель». Он устроил, опять-таки за собственный счет, детский приют, в то время когда они были почти неизвестны во Франции, и вспомогательный фонд для престарелых и убогих работников. Его фабрика была центром; она создала новый квартал, заселившийся быстро бедным рабочим людом, и дядя Мадлен устроил там бесплатную аптеку.

В первое время его деятельности добрые люди говорили: «Вот человек, стремящийся к богатству». Когда увидели, что он заботится об обогащении края более, чем о собственном кармане, добрые люди стали поговаривать: «Это честолюбец». Последнее казалось тем более вероятным, что он был религиозен и даже до некоторой степени набожен, что в ту эпоху создавало человеку благонамеренную репутацию. Он каждое воскресенье ходил к обедне. Местный депутат, видевший всюду соперников, не замедлил встревожиться такой набожностью. Этот депутат, бывший член законодательного корпуса при Империи, разделял религиозные убеждения патера Оратории, известного под именем Фуше {130} 130 Фуше Жозеф (1763–1830) — французский государственный деятель, министр полиции с 1799 г. Помог Наполеону совершить переворот в 1799 г. и прийти к власти. Прекрасно организовал работу полиции, создал тайную полицию для контроля всех слоев общества. Благодаря своему таланту, сохранил пост министра и при Людовике XVIII. , герцога Отрантского, креатурой и другом которого он был. В дружеских беседах он подшучивал над религией. Но, увидев, что богатый фабрикант ходит к утренней обедне, и сообразив, что он может составить ему опасную конкуренцию, он тотчас решил превзойти его. Он взял в духовники иезуита и стал усердно посещать обедню и вечерню. В то время честолюбие принимало охотно форму набожности. Бедным тоже, как и религии, оказалась выгода от честолюбия депутата: он тоже учредил в госпитале две кровати, и таким образом их там стало двенадцать.

В 1819 году разнесся слух, что на основании представления префекта и ввиду услуг, оказанных господином Мадленом краю, король хочет назначить его мэром города Монрейля. Все, угадывавшие в пришельце честолюбца, с радостью ухватились за этот случай, от которого, между прочим, никто из кричавших не отказался бы и сам, и все заголосили хором: «А что мы говорили?» Весь Монрейль был в волнении. Слух оказался верным. Через несколько дней назначение появилось в официальной газете. Дядюшка Мадлен на следующий день послал отказ.

В том же 1819 году стеклярусные изделия, изготовленные по новому способу, изобретенному дядюшкой Мадленом, фигурировали на промышленной выставке. По решению жюри, король пожаловал изобретателю орден Почетного легиона. Новые толки в городе: «Он добивался креста!» Дядюшка Мадлен отказался от креста.

Положительно, этот человек был живой загадкой. Добрые люди разрешили затруднение, провозгласив: «Он, в конце концов, какой-нибудь авантюрист». Как мы видели, край был обязан ему многим, бедные были обязаны всем. Он был настолько полезен, что поневоле вызывал уважение, и был до того добр, что заставлял поневоле любить себя; в особенности любили его рабочие, и он принимал это обожание с какой-то грустной серьезностью. Когда его богатство стало несомненным фактом, «люди хорошего общества» начали кланяться ему при встрече и в городе стали звать его: «мсье Мадлен». Рабочие и дети продолжали называть его «дядюшка Мадлен», и это вызывало у него самую приветливую улыбку. По мере того как он возвышался, ему посыпались приглашения. «Общество» предъявило на него свои права. Чопорные гостиные Монрейля, несомненно захлопнувшие бы свои двери перед работником, распахивались настежь перед миллионером. Ему делали всевозможные авансы. Он уклонялся. И на этот раз добрые люди нашли что сказать. «Это невежда и неуч. Бог знает, откуда он вылез. Он бы не сумел даже держать себя в гостиной. Неизвестно еще, умеет ли он читать».

Когда видели, что он богатеет, говорили: «Это торгаш». — Когда увидели, что он сорит деньгами, сказали: «Это честолюбец». — Когда он отказался от почестей, сказали: «Это авантюрист». Когда он отказался от любезностей света, решили, что «он неуч».

В 1820 году, пять лет спустя по приезде его в Монрейль, услуги его краю были до того очевидны, желание всего населения так единодушно, что король вторично назначил его мэром города. Он отказался во второй раз, но префект не принял его отказа, все нотабли явились просить его, и народ на улицах упрашивал его не отказываться. Просьбы были так настойчивы, что он уступил. Было замечено, что, по-видимому, сильнее всего на него подействовал сердитый упрек одной старухи, закричавшей ему со своего порога: «Добрый мэр вещь хорошая. Разве позволительно отказываться делать добро, когда можешь?»

Это была третья фаза его возвышения. Дядюшка Мадлен сначала превратился в мсье Мадлена. Мсье Мадлен превратился в господина мэра.

Впрочем, он остался все таким же простым, каким был сначала. Загорелый цвет лица работника, серьезные глаза, седые волосы, задумчивое выражение философа, шляпа с широкими полями и длинное пальто из толстого сукна, застегнутое на все пуговицы. Он исполнял свои обязанности мэра, но не изменил отшельнический образ жизни. Он разговаривал с весьма немногими. Уклонялся от любезностей, кланялся бочком и старался как можно скорее уходить от людей. Он улыбался во избежание разговора и раскошеливался во избежание необходимости улыбаться. Женщины говорили о нем: «Какой добрый медведь!» Он любил уходить на далекие прогулки в поля.

Он обедал всегда один и во время еды читал развернутую на столе книгу. У него была хорошо подобранная небольшая библиотека, но составленная с выбором. Он любил книги; книги верные, хотя и холодные друзья.