Роберт Стоун - В зеркалах

— Само собой разумеется, — сказал Богданович, и Марвин с брюнеткой направились следом за ним к лестнице.

Ирвинг и Рейнхарт пересекли поле и прошли через лабиринт сетчатых оград, окружавших скопления накрытых столиков.

— Поглядите-ка на траву, — сказал Рейнхарт. — Это же настоящая трава.

В дальнем конце поля оркестр в форме континентальной армии играл «Сплотимся под знаменем нашим, ребята» [105] «Rally Round the Flag Boys» — из песни «Battle Cry of Freedom» («Боевой клич свободы»), написанной в 1862 г. американским композитором Джорджем Ф. Рутом. Эта патриотическая песня северян была настолько популярной, что композитор Г. Шрайнер и поэт У. Барнс сочинили южную, конфедератскую переделку. .

— И розы, — сказал Ирвинг.

Рейнхарт, стараясь не глядеть на трибуны, показал свой пропуск охраннику перед эстрадой, поднялся на нее и направился ко входу в шатер.

— А мы опоздали, — сказал Ирвинг.

— Да, — сказал Рейнхарт.

— Пожалуй, я займусь звуком.

Ирвинг подошел к краю эстрады и посмотрел вверх, на прожекторы. Рейнхарт сделал жест, словно поправляя галстук, и вошел в шатер.

Трава под брезентом была не такого цвета, как на поле; земля здесь была влажной и скверно пахла. В траве были вытоптаны грязные тропинки. Рейнхарту вдруг все это напомнило какое-то совсем другое место. Он сорвал одуванчик, а когда выпрямился, под его веками пробежали разноцветные вспышки. Он уставился сквозь них на седого старца, который глядел на него с насмешливым добродушием.

«Что еще?» — подумал он.

Снаружи раздавался оглушительный шум, округленный нарастающий звук, который рябил брезентовые стены. Рейнхарт смотрел на старика и старался вспомнить, где было это другое место.

— Кафе «Мятежник», — сказал Рейнхарт.

— Кафе «Мятежник»? — вежливо переспросил сенатор Арчи Райс. — Вы, по-видимому, немало времени провели в этом кафе. Или там виски разбавляют десять к одному?

На складном столе посреди шатра стояла бутылка с готовым коктейлем «Олд-фэшнд» [106] Old Fashioned («старомодный») — коктейль из американского виски с горькой настойкой и тростниковым сахаром. . Рейнхарт подошел и стал смотреть, как свет керосинового фонаря просачивается сквозь жидкость, отбрасывая волнистые тени на стопки бумаги рядом с бутылкой. От шума снаружи стены и потолок надувались огромными противными пузырями текучего брезента. Рейнхарт потрогал пальцами грудь и ничего не почувствовал. Он смотрел на бутылку.

— Рейнхарт! — позвал чей-то голос.

Кто это крикнул «Рейнхарт»? Он повернулся на звук и в его исходной точке увидел Бингемона и Кинга Уолью, которые смотрели на него.

— Поди-ка сюда, приятель, — сказал Бингемон.

Мистер Бингемон — это зрелище, подумал Рейнхарт. Лицо Бингемона было красным и черным — красные блики, черные тени. Зубы выглядели весьма функционально. Злой король Плохих Бобров.

— Какого черта, дружок? — ласково спросил мистер Бингемон. — Вы же не пьяны, а?

— Нет, — сказал Рейнхарт. — Я не пьян. Вот увидите.

Мистер Бингемон замигал, уставился на него и расхохотался.

— Сукин ты сын, — сказал он Рейнхарту. — Можешь быть уверен, я с тебя глаз не спущу. Бьюсь об заклад, ты себя покажешь.

— Да, покажи себя, дружок, — хрипло сказал Кинг Уолью, — и мы тебя расцелуем.

Красные и белые зловещие кольца угрозы плавали над их головами. Рейнхарт смотрел на них хмуро.

— Он сегодня полон прыти, — сказал Бингемон. — Черт подери, с этими сукиными детьми надо держать ухо востро, когда они слишком развеселятся. Я хочу сказать, что ты опоздал на час, пьянь!

— Да, — сказал Рейнхарт, посмотрев на часы, которых, как он прекрасно знал, на его левом запястье не было. Когда-то у него были часы, вспомнил он, но он их заложил. — Извините.

Бингемон и Уолью вышли на эстраду. На их месте возник Джек Нунен. Он будто перекроил себе лицо, подумал Рейнхарт, сырость вокруг глаз, а рот и нос словно заново наклеены.

— Я решил подождать, пока они уйдут, чтобы сказать вам вот что, — объявил Джек Нунен. — Вы здорово вляпались. Знаете, что сказал Бингемон? Он сказал, что убьет вас, если вы его сегодня подведете. Так и сказал: «Я его убью». И вполне возможно, что это — не для красного словца, Рейнхарт. Вы же его знаете. Он может и вправду вас убить!

— Джек, — сказал Рейнхарт.

— Что? — слезливо спросил Джек Нунен.

— Ничего, Джек. Ничего.

Он прошел в тот угол шатра, где Фарли-моряк нервно перелистывал пачку исписанных листов.

— А! — сказал Фарли. — Рейнхарт, старина, ты впал в немилость, приятель. Тебя недолюбливают. Берегись Бингемона. — Он быстро посмотрел по сторонам. — Шиза. Полная шиза.

— Шиза, говоришь? Ты послушай оркестр.

— А, да, — сказал Фарли. — Оркестр. — Он помахал папкой с заметками. — Мое воззвание. Воззвание! Какая прискорбная насмешка над Живой Благодатью.

— Плюнь, — утешил его Рейнхарт. — Человек спотыкается, но Церковь стоит.

— Верно, — сказал Фарли. — В точку. И мы постоим друг за друга. Вместе ввязались, а?

— Конечно, — сказал Рейнхарт. — Нас водой не разольешь.

Он вышел на эстраду и уставился на толпу, проходившую по яркой траве. Ирвинг стоял у края эстрады с проводом в руке.

— Видишь? — сказал Ирвинг, кивая в сторону горелок на перекрещенных лопастях. — Это крест. Они здесь сегодня зажгут крест.

— Знаю.

— Это уже не смешно. И всегда-то эта штука была не слишком веселой, но, знаешь, когда такое… — Он обвел рукой трибуны. — Такое собирается вместе, чтобы зажечь крест, я теряю sang froid [107] Спокойствие духа (фр.). . Видишь ли… крест! Это же для меня.

— Брось, Ирв, — сказал Рейнхарт. — Только увидел крест и уже думаешь, что он для тебя. А он отчасти и для меня.

Над прожекторами во мраке невидимой толпы бился гул, падавший на поле, как волны черного снега, или тень крыльев, или перекличка хищных птиц на ветру. Рейнхарт посмотрел на прожекторы и увидел мертвые побелевшие глаза, подергивание тощих шей, окровавленную кость, терзаемую добычу — огромный стонущий птичник, клювы и когти.

— Ирвинг, — сказал он, — как ты думаешь, кого они здесь собрали?

Ирвинг пожал плечами:

— Твоих поклонников.

— Верно, — задумчиво сказал Рейнхарт. — Абсолютно верно.

— Да, — сказал Ирвинг, рассматривая изоляцию провода, который держал в руке. — По-моему, это уже не смешно.

Она шла за толпой вверх по бетонной лестнице под звуки старой песни, которую играл оркестр на поле. Толпа вела себя как в деревенской церкви: в приподнятом настроении, но серьезные, люди занимали места на скамьях.

Джеральдина подумала, что вот уже три дня она не просыхает. В сумке у нее было четыре доллара и косяк, который ей дали калифорнийцы, жившие под ними на Сент-Филип-стрит. Еще у нее была четвертинка с жидкостью под названием «Мексиканский коньяк» и пистолет, купленный за восемь долларов в аптеке «Альянс». Это был однозарядный малокалиберный «даррел-ворлис», и каждый раз, когда она дотрагивалась до сумочки или перекладывала ее из руки в руку, она ощущала под винилом железные косточки машинки.