Дюла Ийеш - Избранное

Несовершеннолетний батрак до восемнадцатилетнего возраста, как говорится в последнем абзаце 3-го параграфа статьи XIV закона 1907 года, должен подчиняться дисциплине, установленной хозяином. Описание этого мы находим, почти как обмолвку законодателя, несколько ниже — в пункте «б» 46-го параграфа; там говорится, что договор между батраком и хозяином может быть немедленно расторгнут, «если хозяин, член семьи хозяина или лицо, им уполномоченное, наносит оскорбление действием батраку, не подчиненному дисциплине, установленной хозяином, или же подвергает опасности жизнь и здоровье батрака или членов его семьи».

Таким образом, в духе действующего закона и практически по его предписанию хозяин может подвергнуть опасности жизнь и здоровье работника моложе восемнадцати лет. И лишь за указанным возрастным пределом хозяин теряет право подвергать опасности жизнь и здоровье батрака. Это явно традиция. «Man kann behaupten, daß in keinen der bis jetzt entdeckten Länder unseres Planeten so viel und so con amore geprügelt wird, als im Lande der Magyaren» [92] «Можно утверждать, что ни в одной из открытых до сих пор стран нашей планеты не избивают людей так сильно и с такой страстью, как в стране мадьяр» (нем.). , — пишет немецкий путешественник Эльрих в своей книге «Die Ungarn wie Sie sind» («Венгры как они есть»), вышедшей в свет в 1843 году. Как в свое время святой Геллерт [93] Святой Геллерт (ок. 980–1046) — монах-бенедиктинец, по призыву короля Иштвана I обращавший язычников-венгров в христианскую веру. не мог уснуть от песни, так этот путешественник нигде на обширном пространстве венгерских пуст не мог сомкнуть глаз от воплей избиваемых людей.

Разумеется, эти обычаи в разных местах имеют свои особенности и оттенки. В комитате Верхний Шомодь, например, небезопасно применять телесные наказания именно к молодежи: очень уж «трудно привыкают». В районе О. с вечера субботы до полуночи воскресенья от наказания батраков вообще лучше воздерживаться. Насколько кротки и покладисты они в будни, настолько буйны и обидчивы в воскресенье, а также и в некоторые другие праздничные дни, например на Петра и Павла, в день святого Иштвана; интересно было бы дознаться, почему именно в эти дни. Почти везде побои сносят молча. Есть даже поговорка: «Батрак пикнет, лишь когда богу душу отдает». Вот только район П. известен тем, что там даже мужики, когда их бьют, кричат так, «будто их режут»; поэтому о них даже батраки всюду отзываются с некоторым Презрением и насмешкой. Протестанты, вообще говоря, чаще нарушают дисциплину, чем католики, вот почему и на работу их принимают менее охотно. Якобы именно протестанты распространили дух противления. Ведь после войны уже случалось, когда на удар батрак отвечал ударом. Таких, естественно, незамедлительно увольняли. Опять же после войны батраки иногда стали обращаться с жалобами в суд или в ближайшую жандармерию. Но от этого они быстро отвыкли. Жандармы довольно часто гостят в пусте, но не у батраков. Их принимают хозяева, нередко отводя для них в отдельном домике постоянное помещение, которое в зависимости от ситуации можно приспособить для разных целей. Батраки зовут его «камерой допросов».

К представителям администрации обитатели пусты относятся с недоверием. Они с трудом находят дорогу в высшие инстанции, чему, кроме вполне понятных, есть еще и причина, коренящаяся в специфике самих пуст. Дело в том, что многие поместья являются одновременно и административной единицей, отдельной, так называемой в принципе «самоуправляющейся общиной», бурмистр которой обычно один из администраторов поместья. В свое время поместья объявлялись «самоуправляющимися общинами», несомненно, для того, чтобы не нести расходов на содержание школы и другие общественные нужды, эти расходы соседние с поместьем сельские общины распределяют между своими членами пропорционально имуществу. Такая община существует только на бумаге, она автономна, то есть может назначать налоги только исходя из своей выгоды, по усмотрению независимых членов представительного органа: последние также принадлежат к администрации поместья. Они-то и рассматривают всевозможные дела батраков, стремясь найти справедливое, объективное решение, если даже жалоба затрагивает интересы поместья, а может, и их самих лично.

Совершенно верно, что с обитателями пуст все спорные вопросы решаются лишь на повышенных тонах. Постороннему в пусте кажется, что воздух там имеет иную, повышенную плотность и едва подчиняется закону распространения звука; там все словно бы глуховаты и вынуждены объясняться несколько громко, повторяя фразы дважды или трижды, и главным образом сверху вниз. С невозмутимым, каменным лицом выслушивает батрак крикливые приказания и двигается будто спросонья, как, наверно, двигался Адам, когда был еще наполовину из глины.

От одного батрака я слышал, что прежде, в пору его детства, выстроенных на охоте цепочкой загонщиков отправляли в путь, наддав как следует двум крайним. «Такой сигнал был понятен всем!» — пояснил рассказчик, заражая своим громким смехом слушателей. Этот метод надзиратели применяли обычно при начале какой-либо работы или для ускорения ее темпа. Работа идет под строгим контролем. На трех-четырех батраков с мотыгами приходится один надзиратель с палкой, единственная обязанность которого — погонять людей. Занятие это не из легких, да и не особенно эффективно. Очень может быть, что один такой надзиратель сделал бы больше, чем — трое его подчиненных, если бы всю энергию, затрачиваемую на непрерывное понукание, брюзжание и ругань, вложил бы в непосредственный труд. Ну а чрезмерный контроль всегда приводит к тому, что люди, как только почувствуют, что за ними не следят, сейчас же прекращают работу. Как утверждают распорядители, тут батраками руководит некое шестое чувство.

Почти вошло в поговорку, что батрака словом с места не сдвинешь. Да и не принято. Не случайно и без малейшего намерения обидеть, говоря о них, прибегают к примерам из животного мира. Тот, кто всю жизнь ходит за медлительными, как улитка, волами, поднять которых из лежачего положения удается лишь железными вилами, тот, кто с утра до вечера сидит в повозке, запряженной волами, которые, как известно, так и норовят остановиться и лечь в первую же лужу, как только сзади перестает щелкать острый бич и утихают крики погонщиков, — тот рано или поздно перенимает темп движения этих животных, особенно если целыми неделями не общается с людьми. Вол трогается с места лишь после того, как на него несколько раз прикрикнут, и погонщик, который в известном смысле точно так же запряжен, как все тягловые животные, непроизвольно начинает уподобляться этим животным, поведение которых не лишено определенной мудрости, более глубокого подхода к жизни. Это инстинктивная самозащита наподобие мимикрии, которая сама по себе небеспричинна и небесполезна.