Элизабет Гаскелл - Север и Юг

— Я даже не могу выразить, насколько мне нравится эта идея, — ответила Маргарет сквозь слезы.

— Ну, раз так, докажите вашу благодарность и приберегите ваши слезы на следующие два дня. Иначе я буду чувствовать себя неважно из-за потоков слез, а я этого не люблю.

— Я не пролью ни слезинки, — ответила Маргарет, моргая, чтобы стряхнуть слезы с ресниц, и попыталась улыбнуться.

— Вот и умница. Тогда мы поднимемся наверх и все уладим.

Маргарет дрожала от нетерпения, пока мистер Белл обсуждал свой план с тетей Шоу, которая поначалу была удивлена, потом нерешительна и озадачена и в конце концов уступила больше напору мистера Белла, чем своему собственному убеждению. Она не могла решить для себя, правильно это или нет, прилично или неприлично, пока не получила достаточно заверений в безопасном возвращении Маргарет и благоприятном исходе задуманного, но, придя к решению, сказала, что была уверена в добрых намерениях мистера Белла и что она сама желает, чтобы Маргарет сменила обстановку после всего, что ей пришлось пережить.

Маргарет была готова задолго до назначенного часа, у нее было достаточно времени, чтобы тихо, втайне от всех поплакать, когда же кто-то находился рядом, она радостно улыбалась. Маргарет тревожилась, как бы они не опоздали на поезд. Но нет! Они прибыли вовремя, и она наконец вздохнула свободно и почувствовала себя совершенно счастливой, сидя в вагоне напротив мистера Белла и увлеченно рассматривая пробегающие мимо знакомые станции. Старые провинциальные южные городки и деревушки спали в лучах теплого солнца, которое окрасило в ярко-красный цвет их черепичные крыши, так отличавшиеся от холодных шиферных крыш севера. Стаи голубей парили над этими заостренными, причудливыми фронтонами, медленно садились то там, то здесь, ерошили свои мягкие блестящие перья, подставляя каждое перышко приятному теплу. На станциях было мало людей, и казалось, что они слишком ленивы, чтобы путешествовать. Не было ни суеты, ни суматохи, к которым Маргарет привыкла во время своих двух путешествий по Лондонской и Северо-Западной веткам. Позднее в этом же году эту железнодорожную линию наводнят богатые искатели удовольствий, но торговцев, постоянно снующих по своим делам, будет значительно меньше, чем на северных направлениях. Здесь почти на каждой станции стояли, засунув руки в карманы, один-два праздных наблюдателя, настолько увлеченных созерцанием, что путешественники гадали, что они будут делать, когда поезд уйдет. Разве что разглядывать опустевшие рельсы, несколько сараев, одно-два дальних поля. Горячий воздух дрожал над покоем золотых полей, фермы одна за другой оставались позади, напоминая Маргарет немецкие идиллии из «Германа и Доротеи» [57] «Герман и Доротея» — поэма И.-В. Гёте. и «Эванджелины». [58] «Эванджелина» — поэма американского поэта Генри Лонгфелло. Но и от этой иллюзии она очнулась. Настало время сойти с поезда, чтобы добраться до Хелстона. И теперь острые чувства сжимали ее сердце, боль это была или удовольствие, она едва ли могла сказать. Каждая миля вызывала у нее воспоминания, от которых она не отказалась бы ни за что на свете, но каждое воспоминание заставляло ее оплакивать «те дни, что больше не вернутся» с невыразимой тоской. Последний раз она видела эти места, когда уезжала с отцом и матерью: и день, и время года навевали тоску, в ней самой не осталось надежды, но тогда рядом с ней были родители. Теперь она одна, сирота, а они покинули ее, исчезли с лица земли. Ей было больно видеть хелстонскую дорогу, залитую солнечным светом: каждый поворот, каждое знакомое дерево сохранили летнюю красоту прежних лет. Природа не изменилась — она осталась вечно молодой.

Мистер Белл знал, о чем думает Маргарет, и благоразумно молчал. Они доехали до «Леннард Армз». Наполовину ферма, наполовину гостиница стояла немного в стороне от дороги, как бы говоря, что хозяин не так уж зависим от путешественников, чтобы навязывать им свои услуги. Они сами должны найти его. Дом стоял напротив деревенской лужайки, и прямо перед ним возвышалась вековая липа, обнесенная скамейкой, и густая крона скрывала грозный герб Леннардов. Дверь гостиницы была широко распахнута, но никто не торопился встретить путешественников. Когда появилась хозяйка — они уже многое успели рассмотреть, — она оказала им сердечный прием, как будто они были долгожданными гостями, извинилась, что задержалась, объяснив, что сейчас время сенокоса и мужчинам в поле нужно было отослать провизию. Она была слишком занята — укладывала еду в корзины — и не услышала шума экипажа, который, съехав с основной дороги, катил по мягкому дерну.

— Боже мой! — воскликнула она, когда солнечный луч осветил лицо Маргарет. — Это мисс Хейл! — воскликнула она, подбегая к двери, и позвала свою дочь: — Дженни! Иди сюда, иди сюда быстрее, это мисс Хейл!

А затем она подошла к Маргарет и пожала ей руки с материнской нежностью:

— Как вы все? Как викарий и мисс Диксон? Главным образом викарий! Господь благослови его! Мы никогда не перестанем жалеть, что он уехал.

Маргарет сделала попытку заговорить, чтобы рассказать ей о смерти отца — миссис Пуркис, видимо, знала о смерти миссис Хейл, поскольку не упомянула ее имени, — но у нее перехватило горло от нахлынувших эмоций, и она, указав на свой глубокий траур, смогла произнести только одно слово: «Папа».

— Конечно же, сэр, этого не может быть! — сказала миссис Пуркис, поворачиваясь к мистеру Беллу, чтобы тот подтвердил ее горькое сомнение. — Весной сюда приезжал джентльмен… возможно, не далее как прошлой зимой… он рассказывал нам о мистере Хейле и мисс Маргарет. И он сказал, что миссис Хейл умерла, бедняжка. Но он ни словом не обмолвился, что викарий болен!

— Как бы то ни было, это так, — ответил мистер Белл. — Он умер совершенно неожиданно, когда приехал ко мне в Оксфорд. Он был хорошим человеком, миссис Пуркис, многие из нас были бы рады уйти так же мирно, как он. Успокойтесь, Маргарет, дорогая! Ее отец был моим старинным другом, она — моя крестница, поэтому я решил, что мы поедем и посетим старые места. Я помню по прежним временам, что вы можете предоставить нам удобные комнаты и накормить превосходным обедом. Я вижу, вы не помните, меня зовут Белл, и раза два, когда пасторат бывал полон, я ночевал здесь и пробовал ваш прекрасный эль.