Элизабет Гаскелл - Север и Юг

— Мама все еще очень красивая. Бедная мама!

— Ну, или вы куда-нибудь пойдете прогуляться, или я в конце концов рассержусь, — решительно сказала Диксон (всхлипывая при этом). — В таком состоянии вы ни за что не выдержите, когда хозяин придет домой и начнет расспрашивать вас. Пойдите и прогуляйтесь, а придете — там посмотрим, как поступить. Много раз мне хотелось прогулкой развеять мысли о том, что происходит с ней и чем все это должно закончиться.

— О Диксон! — сказала Маргарет. — Как часто я спорила с тобой, не зная, какую страшную тайну ты хранишь.

— Благослови вас Бог, дитя! Мне нравится видеть, что вы сохраняете присутствие духа. Это старая добрая кровь Бересфордов. Ведь последний сэр Джон дважды стрелял в своего управляющего, не сходя с места, когда ему рассказали, как управляющий обращался с арендаторами, — а он просто обдирал их, пока не обобрал до нитки.

— Ну, Диксон, я не собираюсь стрелять в тебя и постараюсь больше не спорить с тобой.

— Вы никогда не спорите. Если я и говорю так временами, то только наедине с собой, просто чтобы немного поболтать, потому что здесь нет никого, с кем бы можно было словом перемолвиться. А когда вы сердитесь, вы очень похожи на мастера Фредерика. Я вижу, как гнев застит ваш взгляд, словно темное облако, так же бывало и с ним. Но теперь уходите, мисс. Я присмотрю за миссис. А что до хозяина… если он придет, книги составят ему компанию.

— Я пойду, — ответила Маргарет.

Она немного постояла рядом с Диксон, словно опасаясь или сомневаясь, а потом внезапно поцеловала ее и быстро вышла из комнаты.

— Благослови ее Бог! — сказала Диксон. — Она такая славная. Только троих я люблю — миссис, мастера Фредерика и ее. Только троих. Это все. Остальные пусть проваливают, потому что я не знаю, для чего они нужны на этой земле. Хозяин родился, как я полагаю, чтобы жениться на миссис. И может, если бы он любил ее как подобает, я могла бы полюбить и его со временем. Но вместо того чтобы лелеять ее, он только и делал, что читал да читал, думал да думал. И вот что из этого вышло! Многие из тех, кто вовсе не читает и не думает, становятся викариями, или даже пресвитерами, или еще кем-нибудь. Смею сказать, и хозяин сумел бы многого достичь, если бы побольше заботился о миссис и поменьше времени тратил на тоскливое чтение и раздумья. Вот она идет. — Диксон выглянула в окно, услышав, как хлопнула входная дверь. — Бедная барышня! Ее одежда выглядит поношенной по сравнению с той, в которой она приехала в Хелстон год назад. Тогда среди ее вещей не нашлось бы и пары штопаных чулок или стираных перчаток. А теперь!..

Маргарет вышла из дому очень неохотно и с тяжелым сердцем. Но длинная и суетливая милтонская улица взбодрила ее, прежде чем она дошла до первого поворота. Походка стала легче, а губы заалели. Она отвлеклась от тяжелых мыслей и начала обращать внимание на то, что происходило вокруг. Прежде всего Маргарет заметила, что сегодня на улицах много праздношатающихся: мужчины, засунув руки в карманы, прохаживались по улице, молодые девушки, собравшись вместе, громко смеялись и болтали, очевидно находясь в приподнятом настроении, словно опьяненные свободой. Люди дурного нрава околачивались возле ступенек пивных, куря и довольно бесцеремонно обсуждая каждого прохожего. Маргарет это совсем не понравилось. Сначала она намеревалась прогуляться по полям, расположенным за городом, но теперь решила навестить Бесси Хиггинс. Эта прогулка будет не настолько живительной, как загородная, но все же, возможно, пойдет ей на пользу.

Когда она вошла, Николас Хиггинс сидел у огня и курил. Бесси качалась в своем кресле.

Николас вынул трубку изо рта и, поднявшись, подвинул свой стул Маргарет. Он стоял у камина и слушал, как гостья расспрашивала Бесси о ее здоровье.

— У нее слишком подавленное настроение, но чувствует она себя лучше, — сказал он Маргарет. — Ей не нравится эта забастовка. Она бы много отдала за то, чтобы мы успокоились.

— Это третья забастовка на моей памяти, — сказала Бесси, вздыхая, как будто это было лучшим объяснением.

— Ну, третий раз окупит все. Вот увидите, мы пошлем к черту хозяев на этот раз. Вот увидите, они еще придут и попросят нас вернуться на работу за плату, которую мы требуем. Так и будет. Прежде не все шло гладко, я согласен, но на этот раз мы подготовились очень серьезно.

— Почему вы бастуете? — спросила Маргарет. — Забастовка — это прекращение работы до тех пор, пока вы не получите требуемый заработок, не так ли? Вы не должны удивляться моему невежеству, там, откуда я приехала, о забастовках и не слыхивали.

— Как бы я хотела оказаться там, — сказала Бесси уныло. — Я смертельно устала от забастовок. Это последняя забастовка в моей жизни. До того как она закончится, я буду в Великом Граде — Небесном Иерусалиме.

— Она все время об этом говорит и совсем не хочет думать о нашем грешном мире. Но я-то сделаю все, что смогу. Я думаю, лучше синица в руке, чем журавль в небе. Поэтому мы с ней никак не можем сойтись насчет этой забастовки.

— Но, — сказала Маргарет, — если у нас на юге наемные рабочие — это в основном батраки — начнут бастовать, то хлеб не будет посеян, сено не будет убрано, а урожай не будет собран.

— Ну и что? — спокойно сказал Николас.

— В этом случае, — продолжила она, — что будет с фермерами?

Он выпустил дым:

— Я полагаю, им придется либо бросить свои фермы, либо предложить работникам справедливый заработок.

— А что, если они просто не смогут? Они не смогут бросить свои фермы в одночасье. А если у них не будет ни сена, ни зерна, чтобы продать в этом году, тогда откуда у них появятся деньги, чтобы заплатить работникам?

Продолжая пускать дым, он наконец сказал:

— Я ничего не знаю о жизни на юге. Я слышал, ваши работники просто кучка слабаков. Они страдают от голода. Но они слишком носятся со своим страданием и не хотят понимать, что их надувают. Здесь же совсем не так. Мы знаем, когда нас надувают, и мы не хотим этого терпеть. Мы просто останавливаем свои ткацкие станки и говорим: «Вы можете уморить нас голодом, но вы не обманете нас, хозяева!» И будь они прокляты, в этот раз у них ничего не выйдет!

— Я хотела бы жить на юге, — повторила Бесси.

— Там жизнь тоже не сахар, — сказала Маргарет. — Везде есть горе, которое нужно терпеть. Труд там очень тяжел, а еды, чтобы восстановить силы, очень мало.

— Но это труд на открытом воздухе, — возразила Бесси. — И вдали от этого бесконечного, несмолкаемого шума и противной жары.