Элизабет Гаскелл - Север и Юг

— Это письмо от тети Шоу, папа. Она приехала в Неаполь и находит, что там очень жарко, поэтому она сняла квартиру в Сорренто. Но я не думаю, что ей нравится Италия.

— А о диете он ничего не говорил?

— Еда должна быть питательной и легко усваиваемой. У мамы хороший аппетит.

— Да! И это все очень странно, ему следовало подумать о диете.

— Я спросила его, папа. — Пауза. Потом Маргарет продолжила: — Тетя Шоу говорит, что послала мне несколько украшений из кораллов, папа, но, — добавила Маргарет, чуть улыбаясь, — она боится, что милтонские диссентеры [13] Раскольники, или диссентеры — распространенное в Англии в XVI–XVII вв. название лиц, не согласных с культом и вероучением Англиканской церкви. не оценят их. Она набралась своих идей о раскольниках от квакеров, [14] Квакеры — последователи протестантского религиозного течения, проповедующего пацифизм и благотворительность; возникло в Англии во второй половине XVII в. правда?

— Если ты случайно услышишь или заметишь, что твоя мама в чем-то нуждается, сразу сообщи мне. Я так боюсь, что она не всегда говорит мне, что ей нужно. Прошу, найди девушку, о которой говорила миссис Торнтон. Если бы у нас была умелая служанка, Диксон могла бы постоянно заботиться о маме, и я уверен, вскоре мы бы поставили ее на ноги. Она так устала за последнее время от жаркой погоды и от этих поисков прислуги. Небольшой отдых пойдет ей на пользу, да, Маргарет?

— Надеюсь, что так, — ответила Маргарет, но так печально, что мистер Хейл заметил это.

Он потрепал ее по щеке:

— Ну-ну, перестань. Если ты будешь такой же бледной, как сейчас, придется тебя немного подрумянить. Побереги себя, доченька, иначе следующей, кому понадобится доктор, будешь ты.

В этот вечер он не мог усидеть на месте. Он постоянно ходил туда-сюда в напряженном ожидании и смотрел, спит ли его жена. Сердце Маргарет болело из-за его беспокойных попыток подавить ужасный страх, что поселился в глубине его сердца.

Наконец он вернулся, немного успокоенный:

— Она проснулась, Маргарет. Она улыбнулась, когда увидела, что я стою возле нее. Улыбнулась, как прежде. И сказала, что сон освежил ее и она желает выпить чаю. Где записка для нее? Она хочет посмотреть ее. Я прочту ей, пока ты готовишь чай.

Записка оказалась официальным приглашением от миссис Торнтон для мистера, миссис и мисс Хейл на обед, который должен был состояться двадцать первого числа этого месяца. Маргарет была удивлена, узнав, что они намерены принять приглашение, несмотря на все печальные известия и события сегодняшнего дня. Но мысль о том, чтобы ее муж и дочь пошли на этот обед, полностью завладела воображением миссис Хейл, прежде чем Маргарет узнала содержание записки. Этот прием обещал внести такое разнообразие в монотонную жизнь больной, что она ухватилась за эту идею с прямо-таки пугающей настойчивостью, когда Маргарет ей возразила.

Когда на следующий день Маргарет готовилась написать ответную записку миссис Торнтон, мистер Хейл полностью поддержал супругу:

— Почему бы и нет, Маргарет? Если она желает этого, конечно, мы оба с удовольствием пойдем. Она бы никогда не пожелала этого, если бы не чувствовала себя лучше, намного лучше, чем мы думали, да, Маргарет? Так ведь, Маргарет? — спросил он, нервно размахивая руками.

Было бы жестоко отказать ему в утешении, которого он так жаждал. К тому же его страстная вера в лучший исход едва ли не обнадежила саму Маргарет.

— Я и правда думаю, что ей стало лучше с прошлой ночи, — ответила она. — И глаза блестят, и лицо прояснилось.

— Да благословит тебя Бог, — с чувством произнес ее отец. — Но это правда? Вчерашний день был таким душным, неудивительно, любой мог почувствовать себя больным. Это был самый неудачный день для визита доктора Дональдсона.

Затем он ушел заниматься своими ежедневными обязанностями; теперь к ним добавилась подготовка к лекциям, которые он обещал прочитать рабочим в соседнем лектории. Он выбрал темой лекции церковную архитектуру, в большей мере сообразуясь со своим собственным вкусом и знаниями, чем с местными особенностями или пожеланиями своих слушателей. Лекторий, обремененный долгами, был только рад получить бесплатный курс лекций от такого образованного и культурного человека, как мистер Хейл, и предоставил выбор темы ему самому.

— Ну, мама, — спросил мистер Торнтон тем же вечером, — кто принял твое приглашение на двадцать первое?

— Фанни, где записки? Сликсоны приняли, Коллингбруксы приняли, Стивенсы приняли, Брауны отказались. Хейлы — придут отец и дочь, мать слишком больна; Макферсоны придут, и мистер Хорсфолл, и мистер Янг. Я подумала — может, пригласить Портеров, если Брауны не могут прийти?

— Очень хорошо. Ты знаешь, я действительно боюсь, что миссис Хейл не совсем здорова, судя по тому, что сказал доктор Дональдсон.

— Странно, что они приняли приглашение, если она очень больна, — сказала Фанни.

— Я не сказал «очень больна», — ответил брат довольно резко. — Я только сказал «не совсем здорова». Они могут даже не знать этого.

Затем он вспомнил, как доктор Дональдсон рассказал ему, что Маргарет, во всяком случае, должна знать правду о состоянии здоровья матери.

— Очень возможно, что они знают о том, что ты сказал вчера, Джон, то есть о возможности быть представленными таким людям, как Стивенсы и Коллингбруксы. Большое преимущество для них, я имею в виду мистера Хейла.

— Я уверен, они об этом не думали. Нет! Только не они.

— Джон! — сказала Фанни с нервным смешком. — Как мы можем верить тебе, когда ты говоришь, что понимаешь этих Хейлов, если ты никогда не позволишь, чтобы мы что-то о них узнали? Они и в самом деле так отличаются от большинства людей, с которыми мы знакомы?

Она не хотела рассердить его, но если бы намеревалась сделать это, то не могла бы придумать ничего лучше. Он негодовал про себя, не удостаивая ее ответом.

— Они не кажутся мне необыкновенными, — сказала миссис Торнтон. — Он, вероятно, вполне достойный человек, хотя и не понимает в торговле — возможно, из-за того, что сначала был священником, а теперь служит учителем. Она — настоящая леди, хоть и больна, а что касается девушки, она — единственная, кто озадачивает меня. Правда, я не особенно о ней и думала. По-моему, она держится чересчур высокомерно, и я не могу понять почему. Может, она считает, что слишком хороша для нас? К тому же они небогаты и никогда таковыми не были, судя по тому, что я слышала.

— И она не слишком образованна, мама. Она не умеет играть.

— Продолжай, Фанни. Чего еще ей недостает согласно твоим стандартам?

— Ну-ну, Джон! — сказала мать. — Фанни не имела в виду ничего плохого. Я сама слышала, как мисс Хейл сказала, что не умеет играть. Если бы ты не заставлял нас, мы, возможно, полюбили бы ее и увидели ее достоинства.