Элизабет Гаскелл - Север и Юг

— Ох, Маргарет, как бы мне хотелось вывозить тебя на ассамблеи старого Баррингтона, так же как когда-то леди Бересфорд вывозила меня!

Маргарет поцеловала мать, умилившись этому всплеску материнского тщеславия, но едва смогла улыбнуться, потому что была подавлена.

— Я бы лучше осталась с тобой… Право, мне было бы куда приятнее, мама.

— Вздор, дорогая! Обращай внимание на все, что там происходит. Мне бы хотелось услышать, как у них в Милтоне проходят приемы. Особенно обрати внимание, чем они заняты вместо игр.

Миссис Хейл была бы чрезвычайно удивлена, если бы увидела все великолепие обеденного стола. Маргарет, с ее утонченным лондонским вкусом, заметила, что количество предложенных гостям деликатесов было явно чрезмерным. Половины блюд было бы вполне достаточно, и обед стал бы более легким и изысканным. Но у миссис Торнтон были свои представления о гостеприимстве: каждое блюдо следовало подавать на стол в таком количестве, чтобы все гости получили по солидной порции — по мере их аппетита. Она не заботилась о воздержанности в еде в обычные дни, а уж устроить настоящий пир для своих гостей было для нее предметом гордости. Ее сын был с нею полностью согласен. Возможно, будь обед организован по-иному, более скромно и непринужденно, он доставил бы мистеру Торнтону больше наслаждения, но он даже не задумывался об этом и был доволен той избыточной щедростью, с которой его мать принимала гостей. И даже теперь, хотя себе он не позволял потратить лишние шесть пенсов и не раз сожалел, что приглашения на этот прием уже разосланы, тем не менее он был рад видеть стол, сервированный с былым размахом.

Маргарет с отцом прибыли первыми. Мистер Хейл был очень пунктуален. В гостиной наверху не было никого, кроме миссис Торнтон и Фанни. Все покрывала с мебели были сняты, и желтый дамасский шелк мебельной обивки и многоцветный ковер словно осветили комнату. Казалось, что каждый угол заполняли украшения, так что глаза уставали от этого многообразия, а сама гостиная представляла странный контраст с огромным и пыльным фабричным двором. Его широкие ворота были распахнуты, чтобы впустить подъезжающие экипажи. Из окон виднелось пепельно-серое в летних сумерках здание фабрики, которое отбрасывало длинную тень, отчего казалось, что на дворе стемнело раньше времени.

— Мой сын до последнего момента занят делами. Но он скоро будет. Мистер Хейл, могу я предложить вам присесть?

Мистер Хейл стоял у одного из окон. Услышав слова миссис Торнтон, он обернулся и спросил:

— Вы не находите, что такое близкое соседство с фабрикой временами неудобно?

Она выпрямилась:

— Ничуть. Я еще не стала настолько утонченной, чтобы забыть, как мой сын достиг богатства и власти. Кроме того, вы не найдете другой такой фабрики в Милтоне. Один цех занимает двести двадцать квадратных ярдов.

— Я имел в виду, что дым и шум, постоянный поток выходящих и входящих рабочих могут беспокоить.

— Я согласна с вами, мистер Хейл! — заметила Фанни. — Этот постоянный запах дыма и машинного масла… А шум просто оглушает.

— Я слышала шум намного оглушительней, который называли музыкой. Машинное отделение находится в другом конце фабрики. Мы едва слышим шумы, разве что летом, когда все окна открыты. А что касается голосов рабочих, то они беспокоят меня не больше, чем жужжание роя пчел. Когда я думаю обо всем этом, я думаю о своем сыне, о том, что все это принадлежит ему и что он управляет всем этим. Но сейчас ни один звук не доносится с фабрики. Неблагодарные рабочие забастовали, возможно, вы слышали. Мой сын собирается предпринять кое-какие шаги, чтобы поставить их на место, именно этим он сейчас и занят.

Всегда строгое лицо миссис Торнтон потемнело от гнева. Не прояснилось оно и тогда, когда мистер Торнтон вошел в комнату. Она сразу заметила, что он обеспокоен и не может полностью отрешиться от своих забот, хотя радостно и сердечно приветствовал своих гостей. Здороваясь с Маргарет, он пожал ей руку и тут же с удивлением осознал, что сегодня в первый раз их руки встретились. Сама же Маргарет не придала этому значения. Мистер Торнтон спросил о здоровье миссис Хейл и услышал от мистера Хейла, что опасность миновала. Взглянув на Маргарет, чтобы узнать, разделяет ли она мнение отца, он не заметил на ее лице ни тени сомнения. Увидев ее сегодня вечером, он был заново поражен ее величественной красотой. Он никогда раньше не видел ее в таком платье и теперь подумал, что такой элегантный наряд лучше всего соответствует ее горделивому спокойствию, что именно так ей и пристало одеваться. Она разговаривала с Фанни, он не слышал о чем, но видел, как Фанни то и дело оправляла платье, а ее взгляд бесцельно блуждал по сторонам. И он невольно сравнил глаза сестры с большими мягкими глазами гостьи, что неотрывно смотрели на собеседника, и сияние, исходящее от них, излучало покой. Изгиб алых губ, которые приоткрылись, оттого что Маргарет с интересом вслушивалась в то, что говорил собеседник; голова, чуть наклоненная вперед, — можно было провести плавную линию от пробора в блестящих, цвета воронова крыла волосах, к гладкому, цвета слоновой кости плечу. Округлые белые руки, тонкие ладони, спокойно лежащие на коленях одна поверх другой. Мистер Торнтон вздохнул, охватив все сразу одним быстрым всеобъемлющим взглядом. А затем повернулся к девушкам спиной и заставил себя сосредоточиться на разговоре с мистером Хейлом.

Гости все прибывали. Фанни оставила Маргарет, чтобы помочь матери встречать гостей. Мистер Торнтон заметил, что никто из пришедших не заговаривает с Маргарет, и был обеспокоен таким явным пренебрежением. Но сам он не подходил к ней. Он даже не смотрел на нее. Тем не менее он знал, что она делает и чего не делает, едва ли не лучше, чем передвижения тех людей, что находились у него перед глазами. Маргарет же рассматривала незнакомых людей и не задумывалась о своем одиночестве. Кто-то проводил ее к столу; она не запомнила имени своего соседа, да и он не очень интересовался ею. Джентльмены вели оживленный разговор. Дамы молчали, мысленно составляя реестр недочетов в организации обеда и в нарядах. Маргарет уловила суть общего разговора, заинтересовалась и слушала внимательно. Мистер Хорсфолл, незнакомец, чей приезд в город и положил начало разговору, задавал вопросы относительно торговли и промышленности города. Остальные джентльмены — все из Милтона — отвечали и давали пояснения. Вскоре завязался спор. Мистер Торнтон, который мало говорил до сих пор, высказал свое мнение, подкрепив его такими вескими доводами, что даже оппоненты согласились. Внимание Маргарет было приковано к хозяину. Его манеры были естественными и полными достоинства. Маргарет подумала, что никогда прежде не имела возможности увидеть его в таком выгодном свете. В доме Хейлов он всегда говорил с излишней пылкостью или с досадой и раздражением. Он не пытался понравиться, он желал, чтобы его принимали таким, каков он есть, со всеми его недостатками. Но теперь, среди своих, ему не нужно было защищаться, не нужно было завоевывать уважение — его положение было совершенно определенным. Здесь его уважали за сильный характер, за умение управлять и властвовать. И уверенность придала величественное спокойствие голосу и манерам мистера Торнтона, чего Маргарет не замечала прежде.