Элизабет Гаскелл - Север и Юг

— Слава богу! — сказал мистер Торнтон, увидев, что они уходят. — Не лучше ли вам подняться наверх, мисс Хейл?

Губы Маргарет произнесли «нет!», но он не услышал, что она говорит, — ее голос заглушили топот бесчисленных ног у самой стены дома и свирепый хор грубых, разъяренных голосов, словно рычавших от удовлетворения, более ужасный, чем сердитые крики несколько минут назад.

— Не беспокойтесь! — сказал он, желая приободрить ее. — Я очень сожалею, вас, должно быть, напугал этот беспорядок. Но это скоро закончится, еще несколько минут, и солдаты будут здесь.

— О боже! — внезапно вскрикнула Маргарет. — Там Баучер. Я узнаю его, хотя его лицо искажено яростью; он пытается пробраться вперед, смотрите, смотрите!

— Кто этот Баучер? — спокойно спросил мистер Торнтон, подходя ближе к окну, чтобы посмотреть на человека, привлекшего внимание Маргарет.

Как только толпа увидела мистера Торнтона, она издала вопль, в котором не было ничего человеческого, — это был голодный рык какого-то ужасного, дикого чудовища, требующего пищи. Даже мистер Торнтон отшатнулся, потрясенный силой ненависти, которую он вызвал.

— Пусть вопят! — сказал он. — Еще пять минут… Я только надеюсь, что мои бедные ирландцы не сойдут с ума от такого адского шума. Крепитесь, еще пять минут, мисс Хейл.

— Не беспокойтесь за меня, — поспешно сказала она. — Но что будет через пять минут? Разве вы не можете ничего сделать, чтобы успокоить этих бедняг? Ужасно их видеть в таком состоянии.

— Скоро здесь будут солдаты, они образумят их.

— Образумят! — воскликнула Маргарет. — Как образумят?

— Так, как можно образумить людей, которые превратились в диких животных. О боже! Они поворачивают к фабрике!

— Мистер Торнтон, — сказала Маргарет, дрожа от обуревавших ее чувств, — немедленно спуститесь к ним, если вы не трус. Идите и поговорите с ними как мужчина. Спасите этих бедных ирландцев, которые из-за вас оказались в ловушке. Поговорите с вашими рабочими как с людьми. Поговорите с ними по-доброму. Не позволяйте солдатам прийти и перебить этих обезумевших бедняг, словно животных. Я понимаю, каково им. Если у вас есть мужество и благородство, выйдите и поговорите с ними лицом к лицу.

Мистер Торнтон повернулся и смотрел на нее, пока она говорила. Его лицо потемнело. Услышав ее слова, он стиснул зубы.

— Я пойду. Возможно, мне придется попросить вас проводить меня до дверей и запереть за мной дверь. Моей матери и сестре понадобится эта защита.

— О! Мистер Торнтон! Я не знаю, я, может быть, ошибаюсь… только…

Но он уже ушел, он был внизу в холле и отпер входную дверь. Все, что Маргарет могла теперь сделать, — побежать вслед за ним и запереть дверь; потом она снова поднялась наверх, потрясенная и с тяжелым сердцем. Она снова заняла место у дальнего окна. Мистер Торнтон стоял на ступеньках внизу, она поняла это по направленным на него тысячам озлобленных глаз. Но она не могла ни видеть, ни слышать ничего, кроме ропота дикого удовлетворения, прокатившегося по толпе. Она шире распахнула окно. Многие в толпе были всего лишь мальчишками, злыми и неразумными, злыми от своего неразумия, другие были мужчинами — голодными, как волки, жаждущие добычи. Она знала, как они стали такими. У них, как у Баучера, так же голодали дома дети. Готовые на что угодно, лишь бы добиться повышения жалованья, теперь они были взбешены сверх меры, обнаружив, что хозяин привез ирландцев, чтобы лишить их малышей хлеба. Маргарет все это поняла. Она прочитала это по лицу Баучера, полному безнадежного отчаяния и искаженному яростью. Если бы мистер Торнтон поговорил с ними, позволил им услышать себя… Ей казалось, что это было бы лучше, чем противостояние бешеного стука их сердец и его каменного молчания. С его губ не сорвалось ни слова — ни слова злости или упрека. Но может, он сейчас говорит с ними? Шум моментально стих, стал невнятным, будто под окном была не толпа людей, а стая животных. Маргарет сняла шляпку и наклонилась вперед, чтобы лучше слышать. Но она могла только видеть. Если мистер Торнтон и сделал попытку заговорить, то мгновенный порыв уже прошел и люди озлобились еще больше. Он стоял, скрестив на груди руки, не двигаясь, словно статуя. Его лицо побледнело от подавляемого волнения. Они пытались запугать его, заставить его отступить. Они подстрекали друг друга, чтобы кто-нибудь первым совершил насилие. Маргарет интуитивно почувствовала, что через мгновение они зашумят, что первый удар вызовет вспышку ярости среди сотен взбешенных мужчин и безрассудных мальчиков — и тогда жизнь мистера Торнтона окажется в опасности, потому что их негодование закипит, сметая все барьеры благоразумия. Маргарет увидела, как несколько парней в задних рядах наклонились, чтобы снять свои тяжелые деревянные башмаки — готовые метательные снаряды. Она поняла, что этой вспышки будет достаточно для взрыва, и с криком, который никто не услышал, она бросилась из комнаты вниз по лестнице, с силой подняла тяжелый железный засов, широко распахнула дверь и оказалась там, лицом к лицу с этими людьми, и ее глаза разили их пылающими стрелами укора. Башмаки так и остались в руках тех парней, их лица, такие свирепые минуту назад, теперь казались нерешительными, будто спрашивали, что все это значит. Она стояла между ними и их врагом. Она не могла говорить, но протянула к ним руки, силясь восстановить дыхание.

— Не надо насилия! Он один, а вас много. — Но ее слова едва ли кто-то услышал, она словно мгновенно лишилась голоса от волнения и могла лишь еле слышно шептать.

Мистер Торнтон шагнул в сторону и выступил вперед: он не мог никому позволить встать между ним и опасностью.

— Уходите! — сказала она еще раз (теперь в ее голосе слышалась мольба). — Солдаты уже едут. Идите с миром. Уходите. Все ваши жалобы будут удовлетворены.

— Пусть он уберет своих мерзких ирландцев! — с угрозой в голосе крикнул кто-то из толпы.

— По вашему требованию — никогда! — ответил Торнтон.

И мгновенно разразилась буря. Новые выкрики заполнили воздух, но Маргарет не слышала их. Она наблюдала за группой парней, которые заранее вооружились тяжелыми башмаками. Она увидела их движения, она поняла, что это значит, она поняла, что они хотят сделать. В следующее мгновение они обрушат свои «снаряды» на мистера Торнтона, которого она заставила выйти на это опасное место. Маргарет думала теперь только о том, как спасти его. Она обвила руками его шею и встала так, чтобы защитить его своим телом. Он попытался стряхнуть ее руки.

— Уходите, — сказал он низким голосом. — Это не место для вас.

— Нет! — ответила она. — Вы не видели того, что видела я!

Если Маргарет думала, что ее пол послужит ей защитой, если наивно полагала, что стоит ей зажмурить глаза, и безумная ярость этих людей просто перестанет существовать, прежде чем она снова на них посмотрит, они уже затихнут, одумаются, крадучись разойдутся по домам, — она ошибалась. Их уже ничто не могло остановить, по крайней мере некоторые из них зашли слишком далеко. Те, кто возглавляет бунты, всегда исполнены жестокости и безрассудства и, не задумываясь, способны пролить чужую кровь. Башмак просвистел в воздухе. Маргарет, словно загипнотизированная, проследила за его полетом — он не попал в цель. Маргарет побелела от страха, но не сдвинулась с места, только уткнулась лицом в плечо мистера Торнтона. Затем повернулась к толпе и снова заговорила: