Элизабет Гаскелл - Жены и дочери

Все же, по пути к ней он ехал медленно, принуждая себя к спокойствию и терпению.

- Миссис Гибсон дома? Мисс Киркпатрик? — спросил он у служанки Марии, которая открыла дверь. Она была смущена, но он этого не заметил.

- Думаю, да… я не уверена! Вы не пройдете в гостиную, сэр? Мисс Гибсон там, я знаю.

Он поднялся наверх, все его нервы были натянуты перед грядущим разговором с Синтией. Он не знал, было ли то, что в комнате он застал только Молли, облегчением или разочарованием. Молли полулежала на кушетке в эркере окна, выходившего в сад. Укутанная в мягкую белую ткань, сама очень бледная и с повязанным кружевным платком на голове, чтобы оградить ее от любых нездоровых воздействий свежего воздуха, залетавшего в открытое окно. Он настолько готовился к разговору с Синтией, что едва ли знал, о чем говорить с кем-то еще.

- Боюсь, вы не очень здоровы, — сказал он Молли, которая села, чтобы принять его, и которая неожиданно начала дрожать от волнения.

- Я всего лишь немного устала, — ответила она, а затем замолчала, надеясь, что он, возможно, уйдет, и все же желая, чтобы он остался. Но он взял стул, поставил его рядом с ней, напротив окна. Он подумал, что Мария расскажет мисс Киркпатрик, что ее ожидают, и что в любой момент он может услышать звук ее легких шагов на лестнице. Он чувствовал, что ему следует говорить, но не мог придумать, что сказать. Розовый румянец выступил на щеках Молли; пару раз она готова была заговорить, но снова еще больше задумывалась, и паузы между их слабыми, несвязными замечаниями становились все длиннее и длиннее. Внезапно, в одной из таких пауз, веселый гул далеких счастливых голосов в саду стал доноситься все ближе и ближе. Молли становилась все более и более беспокойной и румяной, но вопреки себе, она продолжала наблюдать за лицом Роджера. Ему был виден сад поверх ее головы. Внезапно лицо его залилось краской, словно сердце пустило кровь бежать по жилам быстрее. В поле зрения появились Синтия и мистер Хендерсон; он пылко разговаривал с ней и, наклонившись вперед, вглядывался в ее лицо. Она, наполовину отвернувшись с прелестной робостью, явно кокетничала, они говорили о каких-то цветах, которые она то ли не подарила, то ли не взяла. Как раз в этот момент, когда влюбленные вышли из-за кустов на относительно открытое место, они заметили приближающуюся к ним Марию. По-женски тактично она убедила Синтию покинуть поклонника и отойти на несколько шагов, а затем шепотом сообщила ей, что мистер Роджер Хэмли в доме и желает поговорить с ней. Роджер заметил ее испуганный жест; она отвернулась, чтобы что-то сказать мистеру Хендерсону, прежде чем направиться к дому. Теперь Роджер заговорил с Молли — заговорил поспешно, заговорил хрипло.

- Молли, скажите мне! Мне слишком поздно разговаривать с Синтией? Я пришел поговорить. Кто этот человек?

- Мистер Хендерсон. Он приехал только сегодня… но теперь он ее признанный поклонник. О, Роджер, простите меня за боль.

- Передайте ей, что я был и ушел. Передайте ей эти слова. Не позволяйте ей прервать себя.

Роджер сбежал по лестнице быстрым шагом, и Молли услышала несдерживаемый лязг входной двери. Он едва успел покинуть дом, как Синтия вошла в комнату, бледная и решительная.

- Где он? — спросила она, оглядываясь по сторонам, словно он мог спрятаться.

- Ушел! — очень слабо ответила Молли.

- Ушел. О, какое облегчение. Кажется, что мне судьбой предначертано не расставаться с прежним поклонником до того, как появится новый, и все же я написала ему как могла решительно. Молли, что случилось? — Молли потеряла сознание. Синтия подлетела к колокольчику, вызвала Марию, наказала принести воду, нюхательные соли, вино и т. п. И как только Молли, задыхающаяся и несчастная, снова пришла в себя, Синтия написала маленькую записку мистеру Хендерсону, прося его вернуться в «Георг», откуда он приехал утром, и сообщив, что если он немедленно послушается ее, ему будет позволено снова прийти вечером, иначе она не увидится с ним до следующего дня. Записку она отправила с Марией, и этот несчастный человек полагал, что именно внезапное недомогание мисс Гибсон в первую очередь лишило его очаровательной компании. В эти долгие часы, проведенные в уединении, он утешился тем, что написал и рассказал друзьям о своем счастье, не забыв написать дяде и тете Кирпатрик, получившим его письмо с той же почтой, что и рассудительное послание миссис Гибсон, которое она осмотрительно подготовила, рассказав лишь то, что ей хотелось, не более.

- Он был очень ужасен? — спросила Синтия, сидя вместе с Молли в тишине гардеробной миссис Гибсон.

- О, Синтия, так больно было видеть его, он так страдал!

- Мне не нравятся люди с сильными чувствами, — заметила Синтия, надув губы. — Они не подходят мне. Почему он не мог позволить мне уйти без этой суеты? Я не достойна его заботы!

- У тебя есть счастливый дар заставлять людей любить тебя. Вспомни мистера Престона… он тоже не терял надежды.

- Сейчас мне не хочется, чтобы ты ставила Роджера и мистера Престона вместе в одном предложении. Один для меня слишком плох, тогда как другой слишком хорош. Сейчас я надеюсь, что тот мужчина в саду — золотая середина, как и я сама, поскольку не думаю, что я порочна, и не считаю, что я добродетельна.

- Он тебе действительно нравится настолько, что ты согласна выйти за него замуж? — настойчиво спросила Молли. — Подумай, Синтия. Не стоит продолжать отвергать своих поклонников. Ты причиняешь боль, хотя я уверена, что ты не желаешь этого… что ты не понимаешь.

- Возможно, не понимаю. Я не обижаюсь. Я никогда не выдаю себя за ту, кем не являюсь, и знаю, что я непостоянна. Я так и сказала мистеру Хендерсону… — она замолчала, краснея и улыбаясь при этом воспоминании.

- Сказала?! И что он ответил?

— Что я нравлюсь ему такой, какая я есть. Видишь, он честно предупрежден. Только он немного напуган, я полагаю… он хочет, чтобы я вышла за него очень скоро, почти немедленно. Но я не знаю, уступлю ли я… ты едва видела его, Молли… но он придет сюда вечером снова, запомни, я никогда не прощу тебя, если ты не посчитаешь его весьма очаровательным. Полагаю, я полюбила его, когда он сделал предложение несколько месяцев назад, но я старалась думать, что не люблю его. Только иногда я была так несчастна, я думала, что должна надеть железный обруч на свое сердце, чтобы оно не разорвалось, как Верный Йохан в немецкой сказке, помнишь, Молли? — Когда его хозяин обрел свою корону, богатство и возлюбленную после бесчисленных испытаний и унижений, и когда счастливая чета отъезжала от церкви, где их поженили, в экипаже, запряженным шестеркой лошадей, с Верным Йоханом на запятках, они услышали три последовательных щелчка, как оказалось это были железные обручи, сковывавшие сердце Верного Йохана все то время, пока страдал его хозяин, чтобы сердце не разорвалось. [133] Сказка «Король-лягушонок, или Железный Генрих» братьев Гримм. Гаскелл перепутала имя «Верный Йохан» с именем героя из другой сказки.