Бернард Шоу - Карьера одного борца

— Странно, что это только обыкновенная женщина, подобная многим из нас, с теми же самыми узкими границами существования, с теми же прозаическими заботами и мыслями, странно, что она сейчас сядет в вагон метрополитена, поедет домой в обычную английскую семью. Разве не естественнее было бы, если бы ее ожидала у подъезда большая раковина, запряженная белыми лебедями, которые увезли бы ее на заколдованный остров. Ее игра напомнила мне те годы, когда я сама жила в зачарованной стране и ничего не знала о существовании иных стран.

— Говорят, — заметила Алиса, — что муж сильно ревнует ее, и что она сделала ему жизнь невыносимой.

— Говорят… Люди говорят о других только то, что находится на уровне их собственного понимания. Они замечают в других только то, что похоже на них самих… Но, может быть, и правду говорят… Я не встречалась с мистером Гербертом, но я видела его картины. По ним можно судить, что это человек, который много читает, но ничего не видит. Все они теперь берут сюжеты из какой-нибудь поэмы. Если бы только можно было найти развитого и умного человека, не прочитавшего ни одной книги. Какой бы это был восхитительный собеседник!

После окончания концерта, они не сразу поехали домой. Лидии хотелось прогуляться по окружавшим Кристал Палас садам. К концу прогулки они подошли к одному из вокзалов городской железной дороги, сели в подошедший поезд и через несколько минут уже вышли на станции, где им предстояла пересадка. Настал прелестный летний вечер, и поэтому Алиса, которая считала, что девушки должны остерегаться вечерней железнодорожной публики, не решилась приставать с уговорами к Лидии, прохаживавшейся по более пустынному концу платформы, примыкавшему к цветущему саду.

— По-моему, — промолвила долго молчавшая Лидия, — это место у станции самое красивое в Лондоне.

— Разве? — лукаво заметила Алиса. — Я думала, что все поклонники искусства считают железные дороги и вокзалы уродством, искажающим красоту природы.

— Да, некоторые держатся такого мнения. Но это художники уже отжившего времени. Они твердят все одно и то же, как попугаи. Если почти всякое радостное воспоминание моего детства, всякий выезд из серого города в зеленые поля и леса связаны с железной дорогой, то, естественно, что мои чувства к ней не похожи на чувства моего отца, в детские годы которого железные дороги были только чудовищным и неслыханным нововведением, безобразным для непривыкших к нему глаз. А теперь паровоз приводит в восторг всякого ребенка. Дети висят на перилах моста, чтобы посмотреть, как под ним проходит поезд. Мальчики бегают вдоль дорожек парков, пыхтя и свистя в подражание паровозу. Этот детский романтизм войдет скоро новым элементом в отношение взрослых к нововведениям цивилизации, когда подрастут все эти дети. Мечты детства не проходят бесследно. Да разве поезд, кроме тех минут, когда он спрячется в отвратительный лондонский туннель, не восхитительно прекрасен в своей жуткой мощи? Тянущиеся за ним полосы белого пара и дыма оживляют каждый пейзаж. А говор колес, доносящийся издали! Стояли ли вы когда-нибудь, Алиса, на морском берегу возле железнодорожной линии и вслушивались ли в нарастающий гул мчащегося к вам поезда? Сперва его едва отличаешь от говора волн, но мало-помалу вы распознаете своеобразный ропот колес: то раздается глухое роптанье, — это поезд вошел в глубокую котловину пути; но вот он вылетел на простор полей, — а соседние холмы отражают своим эхом его дерзкий гул, разрывающий молчание природы. Он шлет к вам издали лишь смутный шум, ритмическим грохотом колес завораживает вас, и грохот все растет, все приближается. Наконец поезд пролетает мимо, грохоча и обдавая вас вихрем своего движения, как неведомое чудище, как неизъяснимое в своей мощи видение. Хорошо укрыться в туннель и, прижавшись к стене, ожидать его прихода. Я решилась однажды на это. Поезд летел, и мне казалось, будто я слышу финальные аккорды Бетховенской увертюры, в тысячу раз увеличенной в своей молниеносной стремительности. Только сентиментальная глупость может не видеть красот железной дороги. Я уверена, что есть миллионы людей в Англии, для которых гул далекого поезда так же мил, как щебетание полевого жаворонка. Посмотрите — вдруг оборвала Лидия, — это не лорд Вортингтон стоит вон там, на третьей отсюда платформе? Кажется, он?

Она остановилась. Алиса посмотрела, куда ей указала Лидия, но не заметила лорда и не могла понять причины перемены, происшедшей с Лидией, которая быстро проговорила:

— Он, верно, с тем же поездом, что и мы. Пойдемте внутрь вокзала.

Говоря это, она быстро пошла вдоль платформы. Алиса с трудом поспевала за ней. Они уже подошли к входу в залы первого класса, когда до них донеслись шумные голоса пьяной группы мужчин. Едва успели обе девушки скрыться за стеклянной дверью, как перед ними появился один из них и стал отплясывать самый неожиданный пьяный танец, горланя циничную песню. Лидия подошла к окну и молча наблюдала эту сцену. Алиса последовала ее примеру, и, вглядевшись в пьяницу, узнала в нем Меллиша. С ним были еще три приятеля, одобрительно смеявшиеся над выходкой своего товарища, но сами более трезвые, чем он. Вскоре к этой компании подошел Кэшель Байрон, в элегантном светлом костюме, который хорошо обрисовывал его крепкие мышцы. Он был совсем трезв, но прическа его была в беспорядке и левый глаз, украшенный огромным синяком, был полузакрыт. Кэшель решительно приблизился к Меллишу, который, продолжая свою пляску, звал приятелей в буфет подкрепиться за его счет, и, схватив его за шиворот, потребовал, чтобы тот прекратил свою пляску. Меллиш в ответ старался обнять Кэшеля.

— Милый мой мальчик, — кричал он в приливе пьяной нежности. — Ты мой лучший друг. Ты победишь всех боксеров мира; это так же верно, как то, что я Боб Меллиш!

— Молчи, старый дурак, — успокаивал его Кэшель, таща за воротник к скамейке и усаживая его. — Можно подумать, что ты на своем веку не видел, как люди выигрывают.

— Погоди, Байрон, — сказал один из приятелей. — Вот идет его светлость.

Действительно, к этой странной группе подошел лорд Вортингтон, возбужденный и довольный.

— Молодец! — воскликнул он, хлопнув Кэшеля по плечу. — Молодчина, вы выиграли для меня сегодня порядочный куш, и вы получите из него свою долю, мой милый.

— Я, я тренировал его, — закричал Меллиш, опять вылезая вперед. — Вы знаете меня, милорд? Знаете старого Боба Меллиша? На пару слов по с-с-секрету, милорд.

— Да берегитесь вы, старый черт! — испуганно воскликнул лорд, заметив, что пьяный Меллиш, пошатываясь, побрел к рельсам. — Не видите разве поезда?

— Вижу, — важно ответил Меллиш. — Я все вижу. Знаете, кто я такой? Я — Боб Меллиш…