Бернард Шоу - Карьера одного борца

Все старания были направлены к розыску Молесворта, так как из рассказа мистера Уилсона явствовало, что он расстался с Кэшелем, еще не доходя до деревни. Сведения о Джулли были вскоре получены. Крестьяне со всех концов сообщали, что видели малого, «который, наверное, был он самый». Поиски прекратились к пяти часам вечера, когда сам Джулли возвратился в школу, пристыженный и раскаявшийся. Расставшись с Кэшелем и пройдя две мили, он испугался и решил вернуться. Но на полпути устыдился своей трусости и стал вновь-удаляться от Панлея. В восьми милях от Монкриф Хауза, чтобы сократить путь, он пошел по проселку и заблудился. Проплутав до утра, он встретил наконец какую-то женщину, работавшую в поле, спросил у нее кратчайший путь в Шотландию. Но она не знала даже, что такое Шотландия. Когда же он просил указать ему дорогу в Панлей, она отнеслась к нему в высшей степени подозрительно и натравила на него свою собаку. Это так испугало Молесворта, что он уже не решался больше обращаться к встречным. Держа путь по солнцу, он шел то в Шотландию, то опять в сторону Панлея, смотря по степени бодрости своего духа. Наконец, обессилев от голода, усталости и отчаяния, он решил из последних сил, не меняя уже направления, добраться до Монкриф Хауза. Кое-как дотащился он до Панлея и явился с повинной к доктору, который пригрозил ему немедленным исключением из школы. Джулли был страшно огорчен перспективой принудительного расставания с тем местом, откуда несколько часов назад бежал по своей воле. Он смиренно попросил доктора наложить на него другое наказание. Начальство снизошло к его просьбе. После длинной и торжественной речи в присутствии остальных школьников, в которой указывалось, что Джулли был совращен дурным примером, но выказал искреннее раскаяние, вернувшись назад, а главное — не участвовал в дерзком нападении на многоуважаемого мистера Уилсона, которому грозят теперь все гибельные последствия сотрясения мозга, доктор согласился поверить Джулли в его желание исправиться и простил его. Джулли решил на первое время, для улучшения своего положения, представиться прилежным и послушным учеником; но похвалы, доверие старших и самоудовлетворение так прельстили его, что он остался таковым до самого конца своего учения. Он сумел при этом не лишиться любви своих товарищей, так как при всяком удобном случае убеждал их, что его видимое исправление — только ловкий обман против общего врага — старого Монка.

Миссис Байрон получила письмо доктора Монкрифа в то самое время, когда собиралась выйти из дому, и, не приписывая ему большого значения, оставила письмо непрочитанным до более досужего часа. Она бы и совсем забыла о нем, если бы не второе письмо, пришедшее через два дня. Узнав о пропаже сына, она немедленно поехала в Монкриф Хауз и наговорила доктору столько неприятных вещей, скольких он, пожалуй, не слышал за всю свою жизнь. Затем, извинившись в своей горячности, она со слезами просила помочь ей отыскать ее мальчика. Когда же он посоветовал ей объявить, что она вознаградит того, кто доставит ей сведения о сыне, она сначала с негодованием объявила, что не потратит и фартинга на негодного мальчишку; затем заплакала, обвиняя себя в недостаточной заботливости и нежности к сыну; потом опять стала осыпать доктора упреками за жесткое, по ее мнению, обращение с Кэшелем и кончила тем, что обещала дать сто фунтов тому, кто приведет его обратно, но тут же заявила, что никогда в жизни не скажет сыну больше ни одного доброго слова. Доктор поспешил дать со своей стороны обещание посодействовать розыскам. Он способен был в эту минуту пообещать все, что угодно, лишь бы избавиться от своей посетительницы. После некоторого совещания, они остановились на награде в 50 фунтов. Но потому ли, что опасение судебного преследования за покушение на убийство Уилсона побуждало Кэшеля к особенной осторожности, или потому, что он уже успел покинуть Англию за те четыре дня, которые протекли со времени его бегства из школы до назначения награды, розыски ни к чему не привели, и доктор сообщил госпоже Байрон о неудаче. Она приятно удивила его чрезвычайно любезным письмом, в котором выражала свое огорчение и жалела, что не в силах высказать доктору всей благодарности за его хлопоты. На этом дело и кончилось.

В это время, по ту сторону океана, в городе Мельбурне, в Австралии, над дверью одного невзрачного деревянного здания, красовалась вывеска: «Гимназия и Военная школа». У входа за стеклом висел пожелтевший листок, доводивший до сведения проходивших мимо, что Нед Скин, бывший чемпион Англии и колоний, обучает джентльменов искусству самообороны. Были упомянуты также и часы, в которые мистер Скин при сотрудничестве опытных профессоров, дает уроки танцев, салонных манер и гимнастики.

Однажды вечером какой-то человек сидел на простом кухонном стуле у порога этого дома и курил трубку. Рядом с ним лежал молоток. Он только что прибил к двери над ящиком для писем записку, на которой женским почерком было начертано: «Нужна мужская прислуга, могущая вести счета. Справиться здесь». Куривший был крепко сложен, и сразу бросался в глаза его широкий, плоский затылок. На его лице негра не было заметно глаз, но зато сильно выделялись крупные зубы, которые почти никогда не скрывались за вечно раскрытыми в добродушно-хитрую улыбку губами. Сквозь темные, коротко стриженные волосы просвечивала кожа; бритый подбородок был туп, а переносица почти не выступала над общей плоскостью лица. Одним словом, нельзя было ничего возразить против его наружности. Она носила отпечаток крайнего добродушия, мало гармонировавшего с чрезвычайной силой и крепостью его сложения, и указывала, что в трезвом и ничем не раздраженном состоянии это был спокойный и добрый малый. Ему было, по-видимому, лет пятьдесят; на голове его красовалась соломенная шляпа, а сам он был одет в белый полотняный костюм.

Прежде чем он докурил свою трубку, записка над дверью привлекла внимание проходившего мимо юноши в матросской куртке и серых коротких штанах, из которых он явно вырос.

— Ищете занятия? — спросил экс-чемпион Англии и Колоний.

Юноша покраснел и ответил:

— Да, я с удовольствием принялся бы за какое-нибудь дело.

Мистер Скин уставился на него с любопытством. Во время своего профессионального бродяжничества он прекрасно научился распознавать манеры и речь коренных англичан: он тотчас же узнал в юном матросе эмигранта из метрополии.

— Может быть, вы умеете порядочно писать? — спросил атлет, после минуты раздумья.

— Я учился в школе, но недолго. Все же я умею вести двойную бухгалтерию.

— Двойная бухгалтерия! Что это такое?

— Это способ, каким ведутся торговые книги. Он называется двойным потому, что все вносится в книги два раза.