Эмма Донохью - Падшая женщина

У смотрительницы вдруг сделались точно такие же глаза, как у Сьюзан Дигот в ту, последнюю ночь на Черинг-Кросс-Роуд. Мэри отвернулась. Она была не в силах выдержать этот взгляд. Повисла долгая тяжелая тишина. Когда сестра Батлер заговорила снова, ее голос звенел, словно натянутая струна.

— Через месяц или два, Мэри Сондерс, когда ты, истерзанная и нагая, будешь валяться на Флит-Дитч…

— Я больше не шлюха, — перебила Мэри с силой, удивившей ее саму.

Смотрительница едва заметно приподняла брови.

— Все это кончено, — почти умоляюще сказала Мэри. — Я просто хочу… лучшей жизни.

Взгляд сестры Батлер немного смягчился. Она пододвинула стул чуть ближе и облокотилась на стол.

— Мэри, — мягко сказала она. — Ты — девушка с большими способностями. Ты хорошо образованна, умна от природы, и у тебя сильная воля. Всего за два месяца ты на моих глазах превратилась в замечательную швею. Но над тобой все еще висит тень прошлого.

Мэри отвела взгляд.

— Если ты искренне хочешь исправиться и забыть о своих бывших так называемых друзьях, ты должна остаться здесь еще на некоторое время. До тех пор, пока твои прежние привычки окончательно не переломятся.

— Все уже забыто, — бросила Мэри.

Сестра Батлер грустно покачала головой:

— Пока еще нет. Ты все еще неспокойна и испорченна. Я видела, как ты берешь в руки работу, а минуту спустя бросаешь ее. Каждый раз, когда ты слышишь слово Божье, твое лицо меняется — оно закрывается, словно книга. Иногда ты говоришь неправду — взять хоть эту несусветную историю с Монмутом. Возможно, семена уже легли в почву, моя дорогая, но время урожая еще не наступило.

Мэри упрямо смотрела в стену.

— Всего несколько месяцев. — Ладонь сестры Батлер накрыла ледяные пальцы Мэри. — Чтобы подготовиться к этой самой лучшей жизни, тебе нужно остаться еще ненадолго здесь, в надежной и безгрешной…

— Я не могу. — Мэри сбросила руку смотрительницы. — Это не жизнь.

Они снова замолчали. Сестра Батлер смотрела на Мэри так, будто между ними пролегал бурный широкий поток.

— Очень хорошо, — проговорила она наконец, встала, достала большую тяжелую книгу в кожаном переплете и водрузила ее ровно в середину стола. — Значит, ты из третьих.

— Из третьих?

Смотрительница положила руки на книгу.

— С тех пор как было основано это заведение, мы приобрели некоторый опыт. И согласно ему, мы можем спасти только одну девушку из трех.

Странное, похожее на сожаление чувство кольнуло Мэри прямо в сердце.

— Но я и в самом деле хочу исправиться, — пролепетала она.

Сестра Батлер, не отвечая, раскрыла книгу — двумя руками, словно это было Священное Писание.

— Сара Шор, — тихо прочитала она. — Милостью Божьей вернулась к благочестивой жизни: получила место прачки в Глазго.

Бог в помощь Саре Шор, мрачно подумала Мэри. Должно быть, теперь у нее уже идет кровь из-под ногтей.

— Бетти Вэйл. Отослана в больницу, — пробормотала она.

Мэри прекрасно помнила Бетти — каким-то чудом ей удавалось скрывать свой живот до тех пор, пока прямо во время проповеди у нее не отошли воды. Преподобный Доддс пережил неприятнейшие минуты.

— Молл Гаттерли. Отчислена за несоблюдение правил.

Несоблюдение правил? Значит, вот как это называется. Молл угрожала младшим девочкам иголкой и требовала у них их нищенский заработок.

— Джесси Хейвуд. Милостью Божьей вернулась к благочестивой жизни. Вышла замуж за ремесленника, человека умеренного и доброго нрава. Люси Шепард. Скончалась, покаявшись перед смертью в грехах.

Скорее, скончалась, бредя о червях, вспомнила Мэри. Неужели в этой Книге судеб содержатся сведения обо всех, кто жил в Святой Магдалине, с самого дня основания приюта?

— И Мэри Сондерс, — произнесла смотрительница. Ее перо оставило на странице маленькую кляксу. — Отпущена по ее собственному желанию. Причина? — Она сухо посмотрела на Мэри.

— Не выдержала жизни в заключении, — угрюмо предложила Мэри.

Сестра Батлер помедлила, но все же записала это в свой фолиант.

— Ты уйдешь в конце этой недели.

— Нет, — выдохнула Мэри. — Сегодня.

Где-то в миле над головой с оглушительным шумом взорвалась ракета. Мэри почувствовала, как что-то дернулось в спине, в ушах хрустнуло и зачесалось. Еще одна и еще — звезды с золотыми хвостами медленно падали на землю, словно желтые осенние листья. Высоко-высоко, на стене Тауэра, бешено вертелось «огненное колесо» — будто душа грешника в аду. В небо взлетали шутихи, похожие на огненных змей; они старались убежать, скрыться в темноте, но не выдерживали и тоже взрывались, выпуская фонтаны сверкающих брызг. В воздухе висел густой белый дым, и растворенные в нем искры фейерверка казались золотым дождем.

Было невероятно холодно. Морозный воздух охлаждал нос и рот, словно пучок свежей дикой мяты, но Мэри уже не кашляла; ее легкие снова окрепли. Сажа падала ей прямо в глаза, и она прикрыла их рукой, поглядывая из-под ладони на небо, расцвеченное красками, которых она никогда не видела, для которых не придумали слов в этом мире. Мэри не представляла, как можно сотворить такое волшебство, почему воздух взрывается, не причиняя вреда зрителям, и откуда появляются звезды всех цветов радуги.

У стен Тауэра метались обнаженные до пояса мужчины. Их тела поблескивали от пота. Они поджигали снаряды и отбегали на безопасное расстояние.

— В прошлом году один побежал не в ту сторону и наступил на ракету, — сказал старик, стоявший прямо впереди Мэри.

— Я помню, — с удовольствием заметила его спутница. — Я слышала, в нем прожгло здоровенную дыру.

Каждый раз, когда небо освещали всполохи серебристого света, из темноты выступали лица — сотни, тысячи лиц, словно густо усеянный примулами весенний луг. Никто не смотрел на Мэри, все взгляды были прикованы к магическому представлению. Краем глаза она увидела маленького мальчика с широко раскрытым от изумления ртом и тут же заметила, как его крохотная ручонка опустилась в карман стоящего рядом джентльмена. Мэри громко расхохоталась. Кажется, она засмеялась первый раз за всю зиму.

Накатила белая волна дыма, и толпа отшатнулась назад. Женщина впереди наступила ей на ногу, и Мэри отпихнула ее локтем. Горячий пепел опустился на шляпки и парики; раздались визги и вскрики. Люди сжимали ее со всех сторон, так что порой перехватывало дыхание; несколько тычков — и Мэри отвоевала себе немного места.

Дым рассеялся. Неужели это все?

— Еще! — загудела толпа.

Повисла тишина. Еще через пару секунд раздался тоненький жалобный свист. Все замерли в предвкушении; казалось, люди даже затаили дыхание. Сухой треск, похожий на выстрел, — и темноту снова разорвала ослепительная вспышка. Дюжины алых огней засочились из неба, словно кровь из невидимых ран. «Римская свеча» выплюнула сотни звезд. Мир перевернулся с ног на голову. У Мэри затекла шея, но она не могла оторваться. В это мгновение она почти верила тем проповедникам, что считали землетрясение знаком божьего гнева. У всемогущего Господа отняли гром и молнии — кто бы на его месте не разгневался?