Л Н. Толстой - Полное собрание сочинений. Том 17

— Вы земли покидаете намъ неродимыя, — говорилъ Титъ, грозно хмурясь. — Отъ хорошихъ земель бы не ушли. А подати-то на насъ навалятся. Добро бы земли хорошія оставляли, а то кто идетъ? Голь. Давыдка Козловъ — его пашня ненавожена отъ роду. Не пахана второе лѣто лежитъ. Макарычевы еще того хуже. Болхина Гаврюхи? Такъ она и лѣсомъ заросла, а податями насъ не помилуютъ, не спросятъ, хороши ли, дурны [ли] земли, а денежки съ души по 7 рублей подай хорошія. Ты, небось, счетчикъ — учелъ, много ли тебѣ расхода станетъ проѣздъ, a мірское дѣло не учелъ.

Никифоръ давно собирался говорить, но Титъ все перебивалъ его. Теперь Макарычевъ Дмитрій, угрюмый, широкоплечiй мужикъ, съ рѣдкой бородой и въ оборванномъ зипунѣ, подпоясанномъ веревкой, перебилъ Тита. Дмитрій тоже уходилъ на новыя земли.

— Грѣхъ тебѣ, Титъ, — выступая на середку, сказалъ онъ дрожащими губами. — Отпустилъ насъ міръ православный, что же ты міръ колобродишь.

«Что же дѣлать, разобрать надо». «Титъ дѣло говоритъ». «Они уйдутъ, a отвѣчать мы будемъ», заговорили голоса.

Никифоръ выступилъ напередъ, запахивая свой <���дранный> новый кафтанъ.

— Велите слово сказать, старички, — проговорилъ онъ, по-старинному прямо и низко кланяясь на всѣ 4 стороны. — Титъ Евсеичъ насъ коритъ, что мы будто выходимъ, на міръ тяготу сваливаемъ. — Мы въ міру выросли, міромъ вскормлены, вспоены, намъ міръ забывать нельзя. Не мы съ своей головы вздумали на новыя мѣста идти. На то царскій указъ былъ, чтобы селился христіанскій народъ на татарскія земли. Положилъ намъ Богъ на душу идти — мы собрались и у міра спросились. Мы не тайкомъ шли, мы спрашивались. Что міръ приказалъ, то мы исполняли. Мы себя очистили, за годъ внесли, послѣдніе животы пораспродали. — Кто же заплатилъ? Я да дядя Дементій. Мы за всѣхъ отдали. Что пòтомъ да кровью собирали, послѣднее отдали за товарищей. Титъ Семенычъ говоритъ: «Вы, молъ, уйдете, а за васъ плати подати да рекрутства отбывай». Неправда, Титъ Семенычъ. Кто уходитъ? Дядя Дементій съ достаткомъ да я, можетъ тоже, пока Богъ грѣхамъ терпѣлъ, плателыцикъ былъ, а то кто же идетъ? Козловъ, Макарычевъ, Болхинъ Гаврюха да Савостьянъ. Что же, они развѣ дома плательщики были? И прежде за нихъ платили, а теперь мы вамъ за нихъ сполна выплатили. А что насчетъ рекрутства, то невѣрно. Мы развѣ изъ Россіи куда уйдемъ, мы тамъ, если Богъ позволитъ живыми быть, тамъ отбывать будемъ, a здѣсь наши души сложатся. Міръ православный, не накладывайте намъ тяготу лишнюю, грѣхъ будетъ. Что же намъ развѣ послѣдніе повозки да коней продать, такъ съ чѣмъ же и пойдемъ, а мы всѣ тутъ.

— Богъ съ ними. Грѣхъ, ребята! Что дѣло, то дѣло, — заговорили въ народѣ.

— Какъ же всѣ тутъ — заговорилъ, еще мрачнѣе хмурясь Титъ. — Дементій, небось, 100 колодокъ пчелъ продалъ. Я чай, сундукъ денегъ везетъ. Да что и говорить, мнѣ его денегъ не нужно. Дай Богъ ему. А только не пошелъ бы онъ на новыя мѣста, чего ему идти? Первый дворъ на селѣ былъ. Мы знаемъ, зачѣмъ онъ идетъ. Кабы у него не было 3-хъ сыновъ на очереди, онъ бы не пошелъ, а онъ нынче уйдетъ, а осенью за моего сына возьмутся, а не за моего, за другого черезъ очередь. Толкуй, ты!

— Оно дѣло! Дядя Дементей, небось, догадливъ. Что дѣло, то дѣло. Онъ очисти рекрутчину и иди, — заговорили въ народѣ. —

— Грѣхъ будетъ, православные!..

— Да вотъ грѣхъ. Онъ гдѣ, дядя Дементей? Чего онъ не пришелъ, — заговорилъ Титъ.

Толпа отъ угла стала раздвигаться. Дядя Дементей сидѣлъ на углу, на завалинкѣ, облокотясь на костыль, и слушалъ. Онъ всталъ во весь свой высокій ростъ и, опустивъ голову, хромая, вышелъ въ кругъ. Онъ снялъ большую старинную шапку съ сѣдѣвшихъ густыхъ волосъ и поклонился.

— Я здѣся, старички, — сказалъ онъ тихимъ, кроткимъ голосомъ.

Титъ замолчалъ, отступивъ, и всѣ молчали.

— Что жъ, старички, даете выпускъ или нѣтъ? — сказалъ онъ.

— А ты не ходи, дядя, — сказалъ ему, шутя, старикъ Игнатъ.

— Мнѣ нейти нельзя — отвѣчалъ Дементій. — Я собрался.

— Не выпустимъ тебя, дядя.

— А не выпустите, Богъ съ вами. —

— Слышалъ, дядя, что Титъ говоритъ, что ты сына отъ солдатчины уводишь.

— Что жъ, говорить все можно.

— Много ли налагаетъ міръ православный?

— Очисти подати за всѣхъ за три года, и съ Богомъ.

Старикъ прислонилъ къ ногамъ костыль и сталъ распоясываться. Распоясавшись, онъ вынулъ кошель изъ за пазухи.

— Считай, много ли будетъ! —

— Да, что, Богъ съ нимъ. Грѣхъ, ребята, — заговорили о дни.

— Такъ-то лучше будетъ. Идите въ избу. Считай, староста, — заговорили другіе.

Дементій отдалъ 234 рубля.

— Сочти, много ли за кого я отдалъ, — сказалъ онъ старостѣ.

Староста счелъ за Козлова 35, за Макарычева — 62, за Болхина — 17, за Савостьяна — 43, остальные за себя.

Старикъ поклонился на всѣ 4 стороны и пошелъ домой.

Въ 1818-мъ году мужики казеннаго села Излегощи, собравшись у крыльца дома 341 341 Зачеркнуто: Ивана Брыкина Ѳедора Резунова, толковали объ общемъ сельскомъ дѣлѣ — объ отбитой у нихъ сосѣдомъ помѣщикомъ, ихъ собственной Грецовской пустоши. Это не была мірская сходка по наряду; а самъ собой собрался народъ у крыльца Ѳедора. 342 342 Зач.: ходатая отъ крестьянъ по Грецовскому дѣлу. Сперва подошли сосѣдъ Митрій 343 343 Зач.: Хралковъ. Макарычъ, первый бѣднякъ въ селѣ. Онъ пришелъ просить серничковъ или сѣры взаймы, но еще не отошелъ, какъ подошелъ Базыкинъ старикъ, проходя домой изъ лѣса съ вырѣзанными имъ сѣнными вилами, показавъ вилы, пріостановился, хваля погоду. Рыжій Власъ, увидавъ вилки, перешелъ съ той стороны улицы къ нимъ же и, потрогавъ вилки, завелъ разговоръ о пахотѣ. Иванъ Брыкинъ ходатай по Грецовскому дѣлу шелъ изъ волостнаго правленія и остановился подлѣ мужиковъ. Пелагеюшкинъ печникъ, замѣтивъ народъ и полагая, что будетъ выпивка, кликнулъ невѣстку и, не входя въ избу, велѣлъ себѣ подать шапку и подошелъ къ нимъ — кликнувъ сосѣда Гаврюху Болхина. Старшина, увидавъ народъ, подошелъ къ нимъ, и у крыльца Брыкина собралось человѣкъ 15, и зашелъ споръ о Грецовской землѣ — пахать или не пахать ее въ нынѣшнюю весну. Пріѣзжалъ засѣдат[ель], объявлялъ, что земля отписана на Сомова. Но было подано прошеніе въ Сенатъ, и потому одни говорили, что надо пахать, другіе говорили, что не надо.

344 344 Зачеркнуто: Пути жизни. Азъ рекъ: Бози есте. (Отъ Іоан. гл. 10, ст. 34) 1818 г. — Наступило время весенней пахоты. Старикъ Михайла Ѳокановъ возвращался съ поля, куда онъ ходилъ смотрѣть, обсохла ли земля. Веселый, распахнутый.

— Ну благодать, — поровнявшись, проходя мимо <���избы Ивана Брыкина, засталъ у его крыльца человѣкъ 12 мужиковъ.> Онъ остановился съ жеребой кобылой въ поводу подлѣ мужиковъ и послушалъ то, что говорили мужики. Старику Михайлѣ, не любившему ссоры, не полюбилось то, что говорилъ кудрявый Иванъ Брыкинъ.