Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 85

Чертков отвечает на это письмо из Лизиновки письмом от 17 сентября, в котором говорит: «Вчера вечером я получил от вас коротенькое письмо и очень обрадовался тому, что вы говорите о правильном ходе вашей болезни. Третьего дня я узнал из Петербурга, что с вами было ухудшение; но не узнал до вашего письма, что вам опять стало лучше. Теперь буду рассчитывать на то, что Татьяна Львовна будет мне доставлять сведения о ходе вашей болезни. На пути в Петербург непременно, если Бог даст, заеду к вам. Я уже написал отцу А[нны] К[онстантинов]ны, прося его согласия на нашу женитьбу. Моя мать совсем согласна. — Вероятно, недели через две поеду. — Я совершенно согласен с вами относительно недостатков «Цветника». Мы с Ивановым уже набираем второй сборник, и я надеюсь, что он выйдет удачнее... Вы правы были про мое взволнованное состояние... Теперь я чувствую себя совсем хорошо и спокойно. Мать вчера утром уехала в свою школу и вернется только сегодня вечером. По этому случаю я чувствую какую-то странную свободу — не нужно быть дома к сроку, не нужно сидеть в креслах, молчать и скучать, смотря, как два лакея во фраках и белых перчатках приносят нам маленькие чашки кофе... Обедаю и ужинаю с кучером и так это хорошо — эти деревянные ложки и общая миска, без приборов и всего остального. Впрочем, всё это вы сами знаете и понимаете»...

1886 г. Октября 3—4. Я. П.

Вчера получилъ ваши два письма — одно, что вы ѣдете, другое еще нѣтъ. Жду васъ съ большой радостью. Здоровье мое лучше, но я все еще инвалидъ и живу внѣ своихъ привычекъ, не только физическихъ, но и умственныхъ. 1Не скажу, чтобы это было мнѣ тяжело. Многое я пріобрѣлъ во время этой болѣзни. Вчера получилъ письма отъ Озмидовыхъ очень хорошіе — вы ихъ прочтете. 2Отъ Ан[ны] Конст[антиновны] давно уже получилъ длинное хорошее письмо 3и вмѣсто того, что[бы] коротко отвѣтить, началъ по пунктамъ на всѣ ея мысли. А такъ [какъ] одна изъ мыслей была о жизни и смерти, то, о чемъ я такъ много заново думалъ, то и началъ объ этомъ и до сихъ поръ все пишу, т. е. думаю и записываю. Напишите ей, чтобъ она на меня не обижалась. Впрочемъ я это передалъ ей съ Бирюков[ымъ], к[оторый] пожилъ у насъ дня 4. И мнѣ такъ радостно б[ыло] съ нимъ.

Надѣюсь, что вы здоровы совсѣмъ. Очень радъ извѣстію о томъ, какъ приняла ваше намѣреніе Лиз[авета] Ив[ановна]. Я совсѣмъ привыкъ къ мысли о вашей женитьбѣ, и мнѣ теперь это кажется еще лучше, чѣмъ прежде. Иванова я очень радъ б[уду] видѣть и желаю этаго; но какъ бы ему не было или неловко въ нашей большой семьѣ чуждыхъ ему людей или непріятно обѣдать и т. п. не со всѣми. 4Видѣться же мы бы могли достаточно. Вы рѣшите. Я отъ Ге получилъ письмо. Онъ пишетъ о его работѣ. Все, что до него касается, мнѣ очень близко. 5И вы вѣрно судите о немъ въ одномъ изъ вашихъ писемъ. Прочли бы и Дикенса его передѣлку. 6У меня кое что (не мое), но хорошее есть для Посредника и готовое, и въ планахъ. 7Обо многомъ нужно переговорить. Теперь ваша совѣсть можетъ быть спокойна. 8Пріѣзжайте ко мнѣ. — До свиданья, дорогой другъ.

Л. Т.

Полностью печатается впервые. Отрывки напечатаны в ТЕ 1913 г., отд. «Письма Л. Н. Толстого», стр. 40. На подлиннике рукой Черткова пометка: «4 окт. 86». Датируем расширительно.

Толстой упоминает в своем письме о двух письмах, полученных от Черткова, с сообщением о времени его приезда в Ясную поляну. Оба против обыкновения не датированы, но по содержанию и соотношению упоминаемых им дней недели с числами месяца должны быть отнесены к 29 и 30 сентября. Но кроме этих двух писем и вышецитированного ответного письма от 17 сентября Толстой получил от него во второй половине сентября еще два письма — от 12 и от 15 сентября. Часть этого последнего дает ему материал для ответа в комментируемом письме. Заговорив о Н. Н. Иванове, который в это время гостил у него в Лизиновке, Чертков пишет: «Странное и новое для меня явление этот Иванов. Совсем молодой, почти еще мальчик, и полное согласие с нашею верою. Но согласие не выработанное жизнью, борьбою, ломкою, а повидимому усвоенное легко и просто по впечатлению. Из всего того, что он слышал, ему это показалось самым лучшим, и он усвоил всё наше понимание жизни и судит обо всем с этой точки зрения очень положительно, легко и без всяких сомнений. Я его наблюдаю, и мне странно. Или это всё поверхностно и пройдет. Но это навряд ли... Ведь он ни на что лучшее никогда не натолкнется. Скорее всего, что это тип тех молодых людей, которых, вероятно, скоро будет много. К ним не успело еще привиться ложное, обманное представление жизни, от которого нам приходилось отделываться... Разумеется, в свое время и у них будет своя борьба, свои затруднения и падения. Но мне представляется, что молодые люди этого назревающего поколения пойдут очень далеко, п. ч. пускаются они в путь с той точки, до которой мы с вами еле-еле добрались. Так ли это?»

В письме от 29 сентября Чертков сообщает, что 5 октября утром он надеется быть в Ясной поляне, а далее опять говорит об Иванове: «Молодой Иванов тоже едет со мною. Ему, во всяком случае, нужно вернуться в Москву. Ему очень нужно повидаться с вами, чтобы посоветоваться о дальнейших своих литературных работах и показать вам то, что он сделал за последнее время. (Между прочим он кончил переделку Диккенса)... Но может случиться, что в настоящую минуту неудобно, чтобы он навестил вас. Если это так, то, пожалуйста, сообщите телеграммою на мое имя на Ряжский вокзал [Сызрано-Вяземской ж. д., где путь из Воронежской губ. на Москву скрещивается с путем на Тулу] до востребования, что вам неудобно, чтобы он приехал к вам теперь вместе со мною». На следующий день, 30 сентября, Чертков пишет, что мать его попросила его отложить еще на несколько дней отъезд, чтобы, пользуясь временным отсутствием у нее одного гостя, побольше повидаться с ним перед его женитьбой. «Она вообще придает большое значение моей женитьбе, — говорит Чертков. — Она очень довольна моим выбором. Оказывается, что ей уже с разных сторон говорили об А[нне] К[онстантинов]не по тому случаю, что она работала с нами вместе в «Посреднике», и все отзывы, которые она слышала о ней, были самые сочувственные, благоприятные. Вчера моя мать написала А[нне] К[онстантинов]не очень доброе письмо, а сегодня она высказала мне, как она рада тому, что я в выборе жены, очевидно, принял также в соображение и ее желание. Одним словом, с этой стороны пока всё идет благополучно».

1В сентябре Толстой писал Озмидову, что принужден писать лежа, так как сидеть больно, а через неделю после настоящего письма, 11—12 октября, в письме к Бирюкову, сообщал о себе: «Я на костылях с болью передвигаюсь и опускать ногу не могу, а оттого дурно сплю, и оттого не могу хорошо, связно выражать всё то, что—много — набралось в голове и сердце». В письме к Озмидову, написанному, повидимому, в тот же день, как и настоящее письмо, он отмечал непривычную для него «жизнь... в тесном кружке людей и невозможность двигаться и переменять людей». Но в этом же письме, в связи с тем, что здоровье его поправляется, он говорит: «но мне кажется, что совершенно всё равно жить с большей или меньшей вероятностью близкой смерти или с большими или меньшими страданиями... Эти два месяца болезни дали мне много неизвестного мне прежде блага». Еще полнее высказана эта мысль в письме к гр. А. А. Толстой, написанном приблизительно в то же время: «... Очень большие и продолжительные телесные страдания и после них телесная смерть — это такое необходимое и вечное и общее условие жизни, что человеку, вышедшему из детства, странно забывать про это хоть на минуту. Тем более, что память об этом не только не отравляет жизни... но только придает ей твердость и ясность» (см. т. 63).