Мигель Сервантес Сааведра - Дон Кихот

— Нет, сеньор, — ответила мнимая принцесса, — я не встану с колен до тех пор, пока вы не пообещаете мне вашего покровительства.

— Даю рыцарское слово, прекрасная сеньора, что готов оказать вам помощь и покровительство, при условии, если это не принесет вреда и ущерба моему королю, моей родине и той, которая владеет ключами от моего сердца и моей свободы.

— Клянусь вам, что никакого вреда им от этого не будет, — отвечала Доротея.

В это время Санчо подошел к своему господину и шепотом сказал ему на ухо:

— Ваша милость свободно может обещать ей свое покровительство и помощь, потому что все это дело не стоит выеденного яйца: нужно всего-навсего убить какого-то великана, а девица, что об этом просит, — благородная принцесса Микомикон, королева великого королевства Микомикон в Эфиопии.

— Мне все равно, кто она такая: я для всякого готов сделать то, что повелевает мне моя совесть и закон моего рыцарского ордена.

И, обратившись к Доротее, он прибавил:

— Встаньте, прекраснейшая дама, я обещаю вам исполнить все, о чем вам будет угодно просить меня.

— В таком случае, великодушный рыцарь, — сказала, поднимаясь, мнимая принцесса, — я прошу вашу милость немедленно отправиться со мной на мою далекую родину. А кроме того, вы должны обещать мне не пускаться ни в какие предприятия и приключения, пока не отомстите предателю, захватившему мое королевство вопреки всем законам, божеским и человеческим.

— Даю вам это обещание, — торжественно произнес Дон Кихот. — Отныне, сеньора, вы можете откинуть гнетущую вас печаль и возвратить силу и крепость вашим ослабевшим надеждам, ибо, с помощью божьей и моего меча, вы вскоре вновь увидите себя на престоле вашего древнего и великого королевства. И горе изменникам, дерзнувшим оспаривать его у вас. Итак, скорее за дело, ибо, как говорят, в промедлении — опасность!

Доротея попыталась было поцеловать руку Дон Кихоту, но тот, будучи учтивым кавалером, не допустил ее до этого. С изысканной вежливостью он склонился к ней, поднял ее и сам поцеловал у нее руку. Затем он велел Санчо подтянуть подпругу у Росинанта и принести ему доспехи и оружие. Санчо снял доспехи, словно трофеи, висевшие на дереве, и в одно мгновение вооружил своего господина. Тогда наш рыцарь торжественно произнес:

— Итак, во имя божие выступим на защиту этой несчастной принцессы.

Между тем цирюльник все еще продолжал стоять на коленах, изо всех сил стараясь подавить душивший его смех и придерживая рукой бороду. Когда же он увидел, что Дон Кихот спешит тронуться в путь, он встал с колен и вместе с Дон Кихотом помог своей мнимой госпоже сесть на мула. Затем наш рыцарь вскочил на Росинанта, а цирюльник взобрался на своего мула. Одному Санчо пришлось плестись пешком.

Тут он поневоле вспомнил о бедном сером. Однако он недолго тосковал о своем верном товарище. Он утешался мыслью, что в ближайшем будущем его господин станет королем Микомикона и уж наверное назначит его правителем какой-нибудь провинции. Огорчало его только то, что царство это находится в стране негров и что все его будущие вассалы будут черными. Впрочем, он успокаивал себя такими рассуждениями: «Что за беда, что мои вассалы будут неграми? На худой конец, я погружу их на корабли и привезу в Испанию. Тут я смогу их продать, мне заплатят наличными деньгами, и тогда я приобрету себе какой-нибудь титул или должность и безбедно доживу свой век. У меня-то уж хватит сметки и сноровки, чтобы не проспать такой случай: ведь продать каких-нибудь тридцать или сорок тысяч негров — плевое дело. Ей-богу, я их мигом сбуду с рук, и больших и маленьких. Пусть кожа их будет чернее сажи, — я мигом превращу их в беленькие и желтенькие денежки. Не на такого дурака напали!» И, волнуемый этими приятными мыслями, Санчо забывал о всех неудобствах путешествия пешком.

Увидев, что Дон Кихот, мнимая принцесса со своим оруженосцем и Санчо Панса двинулись в путь, священник, наблюдавший за этой сценой сквозь кусты, решил, что наступил момент, когда он должен присоединиться к ним.

Он вышел из-за кустов и принялся всматриваться в Дон Кихота, словно вспоминая, кто это такой. Затем он с распростертыми объятиями кинулся к нашему идальго.

— В счастливый час я вас встретил, — воскликнул он, — о зеркало рыцарства, добрый мой земляк, благородный Дон Кихот Ламанчский, оплот и убежище обездоленных, цвет и слава странствующих рыцарей!

Говоря это, он прижимал к груди левую ногу Дон Кихота. Тот, изумленный его словами и поведением, стал пристально его разглядывать и наконец узнал. Крайне пораженный этой встречей, он сделал движение, чтобы слезть с лошади, но священник удержал его. Тогда Дон Кихот сказал:

— Дайте мне сойти с коня, сеньор лиценциат: не подобает мне ехать верхом, в то время как столь почтенная особа, как ваша милость, идет пешком.

— Я ни за что не допущу этого, — отвечал священник, — пусть ваша милость не слезает с седла. На этом славном коне вы совершили ваши блистательные подвиги. Я же, недостойный священнослужитель, удовольствуюсь и тем, если кто-нибудь из спутников вашей милости возьмет меня на круп своего мула. Мне будет казаться, что я, словно рыцарь, еду на коне Пегасе или на зебре, принадлежавшей знаменитому мавру Мусараке.

— Я об этом не подумал, сеньор лиценциат, — ответил Дон Кихот, — но я уверен, что сеньора принцесса из любви ко мне прикажет своему оруженосцу уступить вашей милости седло, а самому устроиться на крупе позади вас.

— Я думаю, — сказала принцесса, — что мне незачем приказывать, так как мой оруженосец столь учтив, что не согласится, чтобы духовная особа шла пешком, в то время как сам он едет верхом.

— Совершенно верно, — ответил цирюльник.

И, сойдя с мула, он предложил священнику сесть в седло, что тот и сделал, не заставляя себя долго просить. К несчастью, мул был наемный, а следовательно, никуда не годный, и потому, когда цирюльник собрался сесть к нему на круп, тот начал изо всех сил брыкаться. Хорошо еще, что не угодил мастеру Николасу в грудь или в голову, а то цирюльник, наверное, послал бы к черту всю эту затею. Но все же он порядком перепугался и так поспешно отскочил в сторону, что споткнулся и упал на землю; при этом от толчка у него отвалилась накладная борода. Растерявшись, бедняга не знал, как ему быть, и, закрыв лицо руками, закричал, что у него выбиты все зубы.

Между тем Дон Кихот, увидев валявшуюся на дороге бороду, пришел в неописуемое изумление и воскликнул:

— Клянусь богом, это прямо чудо! Мул так ловко сорвал у него бороду, словно ножом срезал!

Видя, что их обман может открыться, священник проворно соскочил на землю, быстро поднял бычий хвост, служивший цирюльнику бородой, и бросился к мастеру Николасу, который все еще лежал, закрывая лицо руками. Он положил голову цирюльника себе на грудь и, бормоча какие-то слова, снова прикрепил ему бороду. Спутникам он сказал, что произнес особое заклинание и борода сейчас прирастет. После этого он отошел, а оруженосец встал здравый, невредимый и бородатый, как прежде. Дон Кихот был чрезвычайно удивлен и попросил священника при случае сообщить ему это заклинание, так как, по его мнению, оно может оказаться полезным и в случае других несчастий. Ведь если человеку оторвать бороду, то у него на щеках и подбородке обязательно должны остаться раны. Между тем у оруженосца принцессы все сразу зажило. Следовательно, можно думать, что это заклинание не только приращивает волосы, но и исцеляет раны.