Джонатан Свифт - Путешествия Гулливера (в пересказе для детей)

Гулливер мог переходить от окошка к окошку и с трёх сторон осматривать окрестности.

В ящике была походная постель – гамак, подвешенный к потолку, – два стула и комод. Все эти вещи были крепко привинчены к полу, для того чтобы они не падали и не опрокидывались от дорожной тряски.

Когда Гулливер и Глюмдальклич отправлялись в город за покупками или просто так, погулять, Гулливер входил в свой дорожный кабинет, а Глюмдальклич садилась в открытые носилки и ставила ящичек с Гулливером к себе на колени.

Четыре носильщика неторопливо несли их по улицам Лорбрульгруда, а вслед за носилками шла целая толпа народа. Всем хотелось бесплатно посмотреть на королевского Грильдрига.

Время от времени Глюмдальклич приказывала носильщикам остановиться, доставала Гулливера из ящика и ставила его себе на ладонь, чтобы любопытным было удобнее его рассматривать.

Когда шёл дождь, Глюмдальклич и Гулливер выезжали по делам и на прогулку в карете. Карета была величиной с шестиэтажный дом, поставленный на колёса. Но это была самая маленькая из всех карет её величества. Остальные были гораздо больше.

Гулливер, который всегда был очень любознателен, с интересом осматривал различные достопримечательности Лорбрульгруда.

Где только он не побывал! И в главном храме, которым так гордятся бробдингнежцы, и на большой площади, где устраиваются военные парады, и даже в здании королевской кухни…

Вернувшись домой, он сейчас же раскрывал свой путевой журнал и вкратце записывал впечатления.

Вот что написал он после возвращения из храма:

«Здание действительно великолепное, хоть колокольня его вовсе не так уж высока, как говорят здешние жители. В ней нет и полной версты. Стены сложены из тёсаных камней какой-то местной породы. Они очень толстые и прочные. Если судить по глубине бокового входа, толщина их равняется сорока восьми шагам. В глубоких нишах стоят прекрасные мраморные статуи. Они выше живых бробдингнежцев по крайней мере в полтора раза. Мне удалось разыскать в куче мусора отломанный мизинец одной статуи. По моей просьбе Глюмдальклич поставила его стоймя рядом со мной, и оказалось, что он доходит мне до уха. Глюмдальклич завернула этот обломок в платок и принесла домой. Я хочу присоединить его к другим безделушкам моей коллекции».

После парада бробдингнежских войск Гулливер написал:

«Говорят, на поле было не больше двадцати тысяч пехотинцев и шести тысяч кавалеристов, но я ни за что не мог бы сосчитать их – такое огромное пространство занимала эта армия. Мне пришлось смотреть парад издалека, так как иначе я бы ничего не увидел, кроме ног.

Это было очень величественное зрелище. Мне казалось, что каски всадников касаются своими остриями облаков. Земля гудела под копытами коней. Я видел, как все кавалеристы по команде обнажили сабли и взмахнули ими в воздухе. Кто не бывал в Бробдингнеге, пусть даже не пытается вообразить себе эту картину. Шесть тысяч молний разом вспыхнули со всех сторон небесного свода. Куда бы ни занесла меня судьба, я не забуду этого».

О королевской кухне Гулливер написал в своём журнале всего несколько строк:

«Я не знаю, как изобразить словами эту кухню. Если я самым правдивым и честным образом буду описывать все эти котлы, горшки, сковородки, если я попробую рассказать, как повара поджаривают на вертеле поросят величиной с индийского слона и оленей, рога которых похожи на большие ветвистые деревья, мои соотечественники мне, пожалуй, не поверят и скажут, что я преувеличиваю по обычаю всех путешественников. А если я из осторожности что-нибудь преуменьшу, все бробдингнежцы, начиная от короля и кончая последним поварёнком, обидятся на меня.

Поэтому я предпочитаю промолчать».

Иногда Гулливеру хотелось побыть одному. Тогда Глюмдальклич выносила его в сад и пускала побродить среди колокольчиков и тюльпанов.

Гулливер любил такие одинокие прогулки, но часто они кончались большими неприятностями.

Один раз Глюмдальклич, по просьбе Гулливера, оставила его одного на зелёной лужайке, а сама вместе со своей учительницей пошла в глубь сада.

Неожиданно надвинулась туча, и сильный частый град посыпался на землю.

Первый же порыв ветра сбил Гулливера с ног. Градины, крупные, как теннисные мячи, хлестали его по всему телу. Кое-как, на четвереньках, ему удалось добраться до грядок с тмином. Там он уткнулся лицом в землю и, накрывшись каким-то листком, переждал непогоду.

Когда буря утихла, Гулливер измерил и взвесил несколько градин и убедился, что они в тысячу восемьсот раз больше и тяжелее тех, которые ему приходилось видеть в других странах.

Эти градины так больно исколотили Гулливера, что он был весь в синяках и должен был десять дней отлёживаться у себя в ящике.

В другой раз с ним случилось приключение более опасное.

Он лежал на лужайке под кустом маргариток и, занятый какими-то размышлениями, не заметил, что к нему подбежала собака одного из садовников – молодой, резвый сеттер.

Гулливер не успел и крикнуть, как собака схватила его зубами, опрометью побежала в другой конец сада и положила там у ног своего хозяина, радостно виляя хвостом. Хорошо ещё, что собака умела носить поноску. Она умудрилась принести Гулливера так осторожно, что даже не прокусила на нём платье.

Однако же бедный садовник, увидя королевского Грильдрига в зубах у своей собаки, перепугался до смерти. Он бережно поднял Гулливера обеими руками и стал расспрашивать, как он себя чувствует. Но от потрясения и страха Гулливер не мог выговорить ни слова.

Только через несколько минут он пришёл в себя, и тогда садовник отнёс его обратно на лужайку.

Глюмдальклич была уже там.

Бледная, вся в слезах, она металась взад и вперёд и звала Гулливера.

Садовник с поклоном вручил ей господина Грильдрига.

Девочка внимательно осмотрела своего питомца, увидела, что он цел и невредим, и с облегчением перевела дух.

Утирая слёзы, она стала укорять садовника за то, что тот впустил в дворцовый сад собаку. А садовник и сам был этому не рад. Он божился и клялся, что больше никогда не подпустит даже к решётке сада ни одной собаки – ни своей, ни чужой, – пусть только госпожа Глюмдальклич и господин Грильдриг не говорят об этом случае её величеству.

В конце концов на том и порешили.

Глюмдальклич согласилась молчать, так как боялась, что королева на неё рассердится, а Гулливеру совсем не хотелось, чтобы придворные смеялись над ним и рассказывали друг другу, как он побывал в зубах у разыгравшегося щенка.

После этого случая Глюмдальклич твёрдо решила ни на минуту не отпускать от себя Гулливера.

Гулливер давно уже опасался такого решения и поэтому скрывал от своей нянюшки разные мелкие приключения, которые то и дело случались с ним, когда её не было поблизости.