Жорис-Карл Гюисманс - Геенна огненная

Над философским камнем бьются и сейчас! Правда, большинство чернокнижников отрицают его божественные целительные свойства. По их мнению, это всего лишь фермент, который, если добавить его в плавящийся металл, вызывает перестройку их структуры, подобно тому, как дрожжи заставляют бродить органические вещества.

Де Герми, знавший этот мир не понаслышке, утверждал, что во Франции существует более сорока алхимических лабораторий и что особенно много адептов этого учения в Ганновере и в Бавьере.

Удалось ли им приоткрыть завесу тайны? Маловероятно, хотя многие претендуют на это. Еще не нашлось мастера, который бы сумел создать этот камень, чье происхождение весьма сомнительно и более чем необычно. В ноябре 1886 года в Париже состоялось судебное разбирательство между господином Поппом, изобретателем пневматических часов, и его финансистами, на котором химики из Школы горнодобытчиков, инженеры, заявили, что можно извлекать золото из строительного камня, что оно замуровано в стены, а мансарды выложены буквально слитками!

«И все-таки не очень-то выгодное дело», — улыбнулся Дюрталь. Он представил себе старца, оборудовавшего лабораторию на шестом этаже в доме по улице Сен-Жак.

Этот человек, Огюст Редутэ, каждый вечер приходил в Национальную библиотеку и просиживал часами над опусами Николаса Фламеля. Большую часть дня он проводил у своих печей.

16 марта прошлого года он вышел из библиотеки вместе со своим случайным соседом по столу в читальном зале и сообщил ему, что владеет великой тайной. Они пришли в его кабинет, алхимик бросил в реторту кусочек железа, и вскоре появились кристаллы кроваво-красного цвета. Его спутник изучил их, а затем высмеял старика. Тот, вне себя от ярости, подскочил к нему и изо всех сил ударил его молотком, после чего алхимика скрутили и тут же отвезли в больницу Сент-Анн.

В XVI веке в Люксембурге чернокнижников поджаривали в железных клетках; веком позже в Германии их вешали на золоченых столбах. Теперь их оставили в покое, но они теряют разум! Как бы то ни было, их участь всегда печальна. Дюрталь вздохнул, придя к этому заключению.

Из-за входной двери донеслось робкое позвякивание. Дюрталь вышел в прихожую и тут же вернулся с письмом, которое принес консьерж.

Он вскрыл конверт. «Что бы это могло быть?» — удивился он.

Он погрузился в чтение.

«Месье, я не искательница приключений, не сумасбродка, не эмансипированная особа, предпочитающая болтовню ликерам и духам. И я никак уж не из тех любопытствующих, сгорающих от желания вызнать, похож ли автор на своих героев. Все эти, а также множество других предположений, которые могут прийти вам в голову, далеки от истины. Только что я кончила читать ваш последний роман…»

— Однако она не очень спешила с этим, мой последний роман вышел год назад, — пробурчал Дюрталь.

«…мучительный, как биение плененного сердца…»

«А, к черту комплименты, они вечно мешают главному!»

«…Конечно, месье, я понимаю, что было бы наивно и глупо мечтать об исполнении своих тайных желаний, но все-таки, может быть, вы решитесь на встречу с одной из ваших сестер, уставшей, как и вы. Место выберите сами, мы проведем вместе вечер, а затем разойдемся по домам и снова станем обреченными одиночками, не желающими занять место в общем строю. Всего доброго, месье, и примите мои заверения в том, что я считаю вас личностью, какую редко можно встретить в наш ничтожный век.

Не знаю, ответите ли вы мне, и предпочитаю пока не открывать своего имени. Сегодня вечером горничная зайдет к вашему консьержу узнать, не будет ли записки на имя мадам Мобель».

«Мда! — Дюрталь сложил письмо. — Представляю себе! Какая-нибудь престарелая дама, обделенная вниманием, с невостребованной душой! Ей лет сорок пять, не меньше. Проводит время в окружении юнцов, довольных уже тем, что им не нужно платить за угощение, или литераторов, расплодившихся в последнее время. Уродство возлюбленных, которых они себе заводят, уже вошло в поговорку. Не исключено, что это просто-напросто мистификация. Но кто за этим стоит? И для чего все это затеяно? Я почти ни с кем не общаюсь. Ну да ладно, не отвечать же на эту галиматью!»

Но он невольно снова потянулся к письму. «В конце концов чем я рискую?» — подумал он.

«Если эта дама предложит мне свое одряхлевшее сердце, то никто не заставляет меня принять этот дар. Я отделаюсь одним свиданием. Да, но мне поручено выбрать место… Только не у меня дома! Пусти ее один раз — и все… Не так-то просто выставить женщину за дверь. Уж лучше сбежать от нее где-нибудь на улице. А что, если назначить ей свидание на углу де Севр и де ля Шез, у стен Аббей-о-Буа? Там довольно пустынно, и к тому же это совсем близко от моего дома. Ладно, для начала я набросаю ответное послание, но не буду указывать точного места встречи. С этим мы разберемся позже, если завяжется переписка». И он сочинил письмо, в котором рассуждал о душевной усталости, говорил о том, что считает их встречу бессмысленной, так как он уже ничего не ждет от жизни.

«Пожалуй, стоит добавить, что я страдаю, это всегда производит хорошее впечатление и, кроме того, может послужить в дальнейшем оправданием, если возникнут какие-нибудь сложности».

Он закурил.

«Ну вот, готово. В целом не очень-то обнадеживающий ответ. Что еще? Да, чтобы избежать неприятностей, намекну-ка я на то, что серьезная и прочная связь со мной невозможна, так как я обременен семьей. На первый раз, пожалуй, хватит…»

Он запечатал письмо и надписал конверт.

Некоторое время он пребывал в нерешительности. «А не совершаю ли я глупость? Кто знает, в какую ловушку заведет меня этот поступок?» Он был твердо убежден, что любая женщина привносит в жизнь целый сонм проблем и горестей. Порядочные женщины часто глупы, или болезненны, или слишком плодовиты, чуть только до них дотронься. Если же женщина обладает скверным характером, то тут уж готовься ко всему! И в том и в другом случае того и гляди нарвешься на неприятности.

Он с отвращением вспомнил опыт своей молодости, бесконечные ожидания, ложь, уловки, измены, грязь, в которой барахтались души совсем юных особ. «Нет, все это мне уже не по силам. И потом, я не нуждаюсь в женском обществе!»

Но что-то в этой незнакомке заинтересовало его. «Кто знает? Возможно, она не такая уж дурнушка. И, по чистой случайности, незлая. Мне не составит большого труда проверить все это самому». Он еще раз перечитал письмо, «Пишет без ошибок. И почерк не вульгарный. Рассуждения о моей книге самые примитивные, но, черт побери, нельзя требовать многого. О, пахнет гелиотропами», — заметил он, взяв в руки конверт.

«Ну, с Богом!» Отправляясь в город позавтракать, он оставил свой ответ у консьержа.