Жорис-Карл Гюисманс - Геенна огненная

Всю неделю он провел в полном одиночестве, погруженный в грезы. Он не мог работать, книги падали у него из рук, так как на каждой странице неизбежно проступал ее образ.

Ему хотелось отогнать от себя это видение, он представлял себе незнакомку во всей неприглядности телесных недугов, пытался вызвать омерзительные непристойные галлюцинации, но все эти ухищрения, удававшиеся ему в былые времена, когда он хотел обладать женщиной, не принадлежащей ему, в этот раз ни к чему не привели. Незнакомка просто не могла рыскать по городу в поисках какой-нибудь ткани или белья. Она рисовалась ему страдающей, томимой желанием, она окидывала его взглядом, прикосновения ее тонких рук будоражили его.

В это трудно было поверить. Его душа была уже на подступах к празднику Всех Святых, да и тела коснулось дыхание ноября, и вдруг его опалил жар знойного лета. Обрюзгший, утомленный, он жил спокойно, не испытывал никаких сильных желаний, целыми месяцами не вспоминал о том, что вокруг бурлит мир, и неожиданно воспрянул, подстегиваемый загадочными, странными письмами.

— Все, хватит, — воскликнул он и стукнул кулаком по столу.

Он нахлобучил шляпу и вышел, громко хлопнув дверью.

«Пора покончить с этим и успокоиться!» Быстрым шагом он направился к знакомой проститутке, жившей в Латинском квартале.

«Я слишком долго вел праведный образ жизни и поэтому слегка спятил», — бормотал он на ходу.

Он застал проститутку дома. Все было из рук вон плохо. Она была довольно красивой брюнеткой. Но вся ее привлекательность исчезла, как только глаза ее загорелись плотоядным огнем и она оскалила в улыбке острые хищные зубы.

Она была высокой, сильной, парализовывала способность мыслить, дышать, ее поцелуи действовали разрушительно.

Она принялась упрекать его за то, что он долго не появлялся, осыпала ласками, поцелуями. Ему стало грустно, он задыхался от невозможности ответить на ее пыл. В конце концов он рухнул на ложе, взвинченный, готовый кричать от отчаяния, и претерпел до конца всю пытку надрывных вымученных усилий исчерпать свое вожделение.

Никогда еще он не чувствовал себя таким обессиленным. Он ушел, переполненный отвращением и ненавистью к своему телу. Он брел наугад по улицам, и незнакомка повсюду следовала за ним, еще более соблазнительная, чем прежде.

«Кажется, я начинаю понимать, что испытывают люди, которых преследуют демоны в женском обличье. Что ж, не прибегнуть ли к брому в качестве формы экзорсизма? Нужно выпить на ночь несколько капель разведенного бромистого калия, это приведет меня в чувство». Но он отдавал себе отчет в том, что бунт его плоти был вторичен, что это всего лишь следствие необычного душевного состояния.

Да, взыгравшая чувственность, инстинкт воспроизводства — все это не главное. Стремление пробиться к чему-то неотчетливому, потустороннему обычно заставляло его обращаться к искусству, но теперь желание отряхнуть от своих ног прах обыденности, земных забот нашло свое воплощение в образе женщины. «Все дело в этих проклятых изысканиях, в том, что мои мысли постоянно заняты чертовщиной, таинственными культами, они повергли меня в это состояние», — решил он. И был по-своему прав, так как упорный труд, которому он предавался, усилия проникнуть в тайны мистицизма, к которым никто не прикасался до сих пор, толкали его смятенную душу на поиски иной реальности, к новым наслаждениям и горестям.

Плетясь по улице Суфло, он пытался собрать воедино все, что он знал об этой женщине. Она замужем, блондинка, богата, раз у нее есть своя спальня и она держит горничную, живет где-то в этом квартале, так как часто заходит на почту, расположенную на улице Литтре, носит фамилию Мобель. Как ее зовут? Генриетта? Гортензия? Онорина? Элен?

Что еще? Она вращается среди художников, где они и встречались. Светское общество он давным-давно забросил. Она католичка и имеет некоторое представление о демонах, которое выдает ее, возможно, искушенную душу. Вот, пожалуй, и все. Да, еще есть муж, который что-то подозревает, потому что она, по собственным ее признаниям, не могла скрыть того, что ее мысли заняты другим.

«А я-то закусил удила! Ведь сначала я развлекался, сочиняя письма, затхлые, пахнущие пылью, жучками, засиженные мухами, и неожиданно включился во все это. Мы оба раздули потухшие угли. Да, обоюдное желание добиться своего всегда плохо кончается. Ведь если судить по ее страстным посланиям, и ей сейчас не сладко».

«Что делать? Барахтаться в этом тумане? Нет, только не это. Я должен увидеть ее. Если она действительно хороша собой, то пересплю с ней, по крайней мере тогда я успокоюсь до некоторой степени. Нужно написать ей и хотя бы один раз быть до конца откровенным и искренним. Что, если я назначу ей свидание?»

Он огляделся по сторонам. Сам того не замечая, он забрел в Ботанический сад. Подумав немного, он припомнил, что ближе к набережной есть кафе, и отправился туда.

Ему хотелось, чтобы его послание было страстным и исполненным решимости, но перо дрожало в его руке. Он торопливо написал, что жалеет о том, что отказал ей в свидании, и, не в силах сдержаться, буквально взмолился: «Мы должны увидеться! Ведь то, что мы прячемся друг от друга, боясь разочарований, дурно! Заклинаю вас, бедный мой друг, подумайте, ведь все в наших руках…»

Он назначил ей место и время встречи. Это оказалось не таким уж простым делом. «Мне не хотелось бы приглашать ее к себе, — размышлял он, — это слишком опасно. Лучше всего было бы пригласить ее к Лавеню и угостить вином и пирожными. Это недурное кафе, и, кроме того, при нем есть комнаты. Я обо всем договорюсь, все-таки это не так пошло, как какая-нибудь частная услуга или меблированная комната, нанятая на несколько часов. Но тогда удобнее всего встретиться не на углу улицы де ля Шез, а в зале ожидания на вокзале Монпарнас, там обычно бывает мало народу. Вот, готово».

Он заклеил конверт и почувствовал облегчение.

— Да, чуть было не забыл! Гарсон, принесите «Боттен».

Он принялся искать в справочнике фамилию Мобель, опасаясь, что она может быть вымышленной. «Вряд ли она получает корреспонденцию на свое настоящее имя. Но с ее темпераментом можно ожидать от нее подобной неосторожности. Я мог сталкиваться с ней, но не знать ее имени».

Он обнаружил одного Мобэ и одного Мобэка, но фамилия Мобель отсутствовала. «Ну, это еще ни о чем не говорит», — он пожал плечами и захлопнул книгу. Выйдя из кафе, он бросил письмо в почтовый ящик. «Больше всего меня заботит муж. Ну да ладно, я не собираюсь надолго похищать его жену».

Он хотел было идти домой, но понял, что все равно не сможет работать и, чего доброго, снова погрязнет в своих фантазиях. «Кажется, сегодня де Герми принимает больных у себя, не отправиться ли мне к нему?»