Виктор Гюго - Ган Исландец

— Само собою разумѣется. Тропинка эта, начавшись въ лѣсу, куда мы сейчасъ выйдемъ, по некрутой отлогости поднимается къ самой голой вершинѣ утеса, гдѣ продолжается уступами, высѣченными въ скалѣ товарищами Вермунда Изгнанника, вплоть до замка, у котораго и оканчивается. Развалинами замка вы можете полюбоваться при лунномъ свѣтѣ.

— Ну, старина, укажи мнѣ тропинку. Мы переночуемъ въ развалинахъ, откуда видна Мункгольмская башня.

— Что за фантазія, милостивый государь? — сказалъ Спіагудри: — Усталости этого дня…

— Я помогу тебѣ, старина, взобраться; никогда еще не чувствовалъ я себя такимъ бодрымъ.

— Но, милостивый государь, терновникъ, которымъ поросла эта давно заглохшая тропинка, размытые дождемъ камни, ночь…

— Я пойду впередъ.

— Но какой-нибудь зловредный звѣрь, гадина, какое-нибудь гнусное чудовище…

— Я пустился въ путь не для того, чтобы избѣгать чудовищъ.

Мысль остановиться невдалекѣ отъ Оельмё совсѣмъ не нравилась Спіагудри; мысль же взглянуть на Мункгольмскій маякъ, быть можетъ увидѣть свѣтъ въ окнѣ комнаты Этели восхищала и влекла Орденера.

— Милостивый господинъ, — взмолился Спіагудри: — послушайтесь меня, откажитесь отъ вашего намѣренія. У меня есть предчувствіе, что оно надѣлаетъ намъ бѣды.

Но что значила его просьба сравнительно съ желаніемъ Орденера.

— Довольно! — нетерпѣливо перебилъ его Орденеръ: — Не забудь, что ты обязался вѣрно служить мнѣ. Я хочу, чтобы ты указалъ тропинку, гдѣ она?

— Сейчасъ мы придемъ къ ней, — отвѣтилъ Спіагудри, принужденный повиноваться.

Дѣйствительно, они скоро нашли тропинку и стали подниматься по ней, но Спіагудри примѣтилъ съ удивленіемъ, смѣшаннымъ съ ужасомъ, что высокая трава была помята, что кто-то недавно прошелъ по древней тропинкѣ Вермунда Изгнанника.

Генералъ Левинъ Кнудъ сидѣлъ въ глубокой задумчивости передъ столомъ, на которомъ лежало нѣсколько бумагъ и только-что распечатанныя письма. Стоявшій возлѣ него секретарь повидимому ожидалъ его приказаній.

Генералъ, то стучалъ шпорами по роскошному ковру находившемуся подъ его ногами, то разсѣянно игралъ украшеніями орденской цѣпи Слона, висѣвшей на его шеѣ. Время отъ времени онъ раскрывалъ ротъ, какъ бы намѣреваясь что-то сказать, но останавливался и потиралъ лобъ, снова устремляя глаза на распечатанныя депеши, лежавшія на столѣ.

— Что за чортъ!.. — вдругъ вскричлъ онъ.

Послѣ этого энергичнаго восклицанія снова на минуту воцарилось молчаніе.

— Кто бы могъ вообразить, — продолжалъ онъ; — что эти дьявольскіе рудокопы поднимутся на такія штуки?.. Очевидно, кто нибудь тайно подстрекаетъ ихъ къ возмущенію… Но знате ли, Ваферней, дѣло-то совсѣмъ не шуточное? Пятьсотъ или шестьсотъ негодяевъ подъ начальствомъ стараго разбойника Джонаса уже сбѣжали съ Фарорскихъ рудниковъ; какой то молодой фанатикъ Норбитъ сталъ во главѣ возмутившихся гульдбрансгальцевъ; да и головорѣзы Зунд-Моёра, Губфалло, Конгсберга, которые ждутъ лишь сигнала, быть можетъ уже взбунтовались. Знаете-ли, что въ это дѣло впутались и горцы подъ предводительствомъ смѣлой кольской лисицы, стараго Кеннибола? Знаете ли, наконецъ, что, если вѣрить донесеніямъ синдиковъ, на сѣверѣ Дронтгеймскаго округа носится слухъ, что руководитъ этимъ инсуррекціоннымъ движеніемъ страшный Ганъ, знаменитый разбойникъ, голову котораго мы только что оцѣнили? Ну, что вы скажете на это, любезный Ваферней?

— Ваше превосходительство, — началъ Ваферней: — вамъ извѣстно какія мѣры…

— Во всей этой кутерьмѣ я не могу объяснить себѣ только одно обстоятельство, именно то, что въ нашемъ узникѣ Шумахерѣ подозрѣваютъ зачинщика смуты. Этому никто не удивляется, меня же это изумляетъ донельзя. Я не могу допустить, чтобы человѣкъ, котораго уважаетъ мой честный Орденеръ, могъ быть измѣнникомъ. А между тѣмъ утверждаютъ, что рудокопы взбунтовались за него, его имя служитъ имъ лозунгомъ и паролемъ; они даже величаютъ его король… Это еще понятно… но какимъ образомъ всѣ эти подробности были уже извѣстны графинѣ Алефельдъ шесть дней тому назадъ, когда только первые признаки мятежа проявились въ рудокопняхъ? Тутъ что то неладно… Но все равно, надо принять предосторожности. Дайте мою печать, Ваферней.

Генералъ написалъ три письма, запечаталъ ихъ и вручилъ секретарю.

— Этотъ приказъ вы передадите барону Ветгайну, командиру стрѣлковъ, стоящихъ гарнизономъ въ Мункгольмѣ; пусть полкъ его немедленно выступитъ противъ мятежниковъ… Вотъ предписаніе коменданту Мункгольма, чтобы онъ усилилъ надзоръ за бывшимъ великимъ канцлеромъ. Мнѣ необходимо самому повидаться и переговорить съ Шумахеромъ…

Наконецъ, это письмо вы отправите въ Сконгенъ, маіору Вольму, чтобы онъ отрядилъ часть своего гарнизона на мѣсто возстанія. Ступайте, Ваферней, надо какъ можно скорѣе привести въ исполненіе мои приказанія.

Секретарь вышелъ, а губернаторъ снова погрузился въ размышленія.

— Однако, — думалъ онъ: — дѣла дѣйствительно неутѣшительны. Тамъ бунтуютъ рудокопы, здѣсь интригуетъ канцлерша, а сумасшедшій Орденеръ Богъ вѣсть куда запропастился! Быть можетъ онъ слоняется теперь среди этихъ разбойниковъ, оставивъ здѣсь подъ моимъ покровительствомъ Шумахера, составляющаго заговоръ противъ государства, и его дочь, для безопасности которой я заблагоразсудилъ удалить роту, гдѣ находится Фредерикъ Алефельдъ, обвиняемый Орденеромъ… Право, мнѣ сдается, что эта рота сумѣетъ разсѣять первые отряды мятежниковъ. Она отлично расположена для этого и Вальстромъ, гдѣ она стоитъ гарнизономъ, какъ разъ близъ Сміазенскаго озера Арбарскихъ развалинъ. Безъ сомнѣнія, мятежники двинутся именно въ эту сторону…

Тутъ размышленія генерала прерваны были стукомъ отворившейся двери.

— Ну-съ, что вамъ надо, Густавъ?

— Генералъ, къ вашему превосходительству прибылъ гонецъ…

— Что тамъ еще такое? Вотъ наказаніе-то!.. Пошлите его сюда.

Вошедшій гонецъ вручилъ губернатору пакетъ.

— Ваше превосходительство, — сказалъ онъ; — отъ его свѣтлости вице-короля.

Генералъ поспѣшно распечаталъ конвертъ.

— Клянусь святымъ Георгіемъ, — вскричалъ онъ удивленнымъ тономъ: — они всѣ перебѣсились! Не угодно-ли, вице-король приглашаетъ меня явиться къ нему въ Бергенъ! По весьма важному дѣлу и по приказанію самого короля… Нечего сказать, важное дѣло случилось какъ разъ во время. «Великій канцлеръ, находящійся теперь въ Дронтгеймскомъ округѣ, замѣнитъ васъ во время вашего отсутствія»… Ну эта замѣна совсѣмъ мнѣ не нравится… «Епископъ будетъ его помощникомъ»… Однако, славныхъ же правителей выбралъ Фредерикъ для возмутившейся страны: двухъ приказныхъ крысъ, канцлера и епископа! Ну дѣлать нечего, приглашеніе именное, и по приказанію короля… Надо повиноваться. Впрочемъ до отъѣзда я все-же увижусь и переговорю с Шумахеромъ. Я чувствую, что меня хотятъ запутать въ какую то грязную интригу, но у меня есть надежный путеводитель… моя совѣсть.