Виктор Гюго - Ган Исландец

Вдругъ онъ вздрогнулъ; слуха его коснулся голосъ, который казалось выходилъ изъ камня:

— Юноша, одной ногой стоишь ты уже въ могилѣ.

Орденеръ быстро выпрямился и схватился за рукоять сабли, между тѣмъ какъ отголосокъ, слабый какъ стонъ умирающаго, явственно повторилъ въ глубинѣ пещеры:

— Юноша, одной ногой стоишь ты уже въ могилѣ.

Въ ту же минуту страшная рыжеволосая голова съ дикимъ хохотомъ появилась по ту сторону друидическаго жертвенника.

— Да, безумецъ, — повторила она: — одной ногой стоишь ты уже въ могилѣ.

— А рукой хватаюсь за саблю, — отвѣтилъ молодой человѣкъ, не двигаясь съ мѣста.

Чудовище показалось изъ за жертвенника, обнаруживая свои мощные жилистые члены, дикую, окровавленную одежду и кривыя руки, вооруженныя тяжелымъ каменнымъ топоромъ.

— Это я, — сказало оно съ рычаніемъ хищнаго звѣря.

— Это я, — отвѣтилъ Орденеръ.

— Я ждалъ тебя.

— Ну, я трудился больше, — невозмутимо замѣтилъ молодой человѣкъ: — я искалъ тебя.

Разбойникъ скрестилъ руки на груди.

— Знаешь ты, кто я?

— Да.

— И не боишься?

— Теперь нѣтъ.

— А, значитъ ты боялся, идя сюда?

Чудовище вскинуло голову съ торжествующимъ видомъ.

— Да, боялся не найти тебя.

— Ты не боишься меня, а между тѣмъ ноги твои только что спотыкались о человѣческіе трупы?

— Завтра, быть можетъ споткнутся о твои.

Малорослый вспыхнулъ отъ гнѣва. Орденеръ, не шевельнувшись, надменно хранилъ присутствіе духа.

— Берегись! — пробормоталъ разбойникъ: — Я обрушусь на тебя какъ норвежскій градъ на зонтикъ.

— Мнѣ не нужно другаго щита противъ тебя.

Что то во взорѣ Орденера обуздывало чудовище, которое принялось царапать ногтями шерсть своей одежды подобно тигру, который взрываетъ траву, прежде чѣмъ ринуться на добычу.

— Ты внушаешь мнѣ что то вродѣ жалости, сказало оно.

— А ты мнѣ — презрѣніе.

— Дитя, твой голосъ нѣженъ, лицо твое свѣжо какъ у молодой дѣвушки: выбирай, какую смерть предпочтешь ты?

— Твою.

Малорослый захохоталъ.

— Ты не знаешь, что я демонъ, что въ меня вселился духъ Ингольфа Истребителя.

— Я знаю, что ты разбойникъ, для золота убивающій людей.

— Ошибаешься, — перебило чудовище: — для крови.

— Развѣ Алефельды не заплатили тебѣ за убійство капитана Диспольсена?

— Что такое? Что это за люди?

— Ты не знаешь капитана Диспольсена, котораго ты убилъ на Урхтальскомъ берегу?..

— Очень можетъ быть, но я забылъ его, какъ черезъ три дня забуду тебя.

— Ты не знаешь графа Алефельда, который заплатилъ тебѣ за то, что ты отнялъ у капитана желѣзный ящикъ?

— Алефельдъ! Постой; да я знаю его. Вчера еще я пилъ кровь его сына черепомъ моего.

Орденеръ содрогнулся отъ ужаса.

— Развѣ тебя недостаточно наградили?

— Наградили? — переспросилъ разбойник.

— Слушай, мнѣ омерзительно смотрѣть на тебя, кончимъ скорѣе.

— Восемь дней тому назадъ ты нашелъ желѣзный ящикъ на тѣлѣ одной изъ твоихъ жертвъ, у офицера мункгольмскаго полка.

При послѣднихъ словахъ разбойникъ вздрогнулъ.

— У офицера мункгольмскаго полка! — пробормоталъ онъ сквозь зубы, затѣмъ продолжалъ съ движеніемъ изумленія: — Да ты самъ не офицеръ ли мункгольмскаго полка?

— Нѣтъ, — отвѣтилъ Орденеръ.

— Жаль!

Лицо разбойника омрачилось.

— Слушай, — продолжалъ настойчиво Орденеръ, — куда ты дѣвалъ ящикъ, взятый тобой у капитана?

Малорослый, казалось, размышлялъ одно мгновеніе.

— Клянусь Ингольфомъ! Вотъ странный ящикъ, которымъ всѣ интересуются. Ручаюсь, что не такъ ревностно станутъ искать гробъ съ твоими костями, если только кто нибудь соберетъ ихъ.

Эти слова показывали, что разбойнику извѣстенъ былъ ящикъ и вернули Орденеру надежду разыскать его.

— Скажи мнѣ, что ты сдѣлалъ съ ящикомъ. Можетъ быть онъ уже у графа Алефельда?

— Нѣтъ.

— Ты лжешь, потому что смѣешься.

— Думай что хочешь. Мнѣ что за дѣло?

Чудовище дѣйствительно приняло насмѣшливый видъ, внушавшій недовѣріе Орденеру. Онъ понялъ, что ему не остается ничего болѣе, какъ или привести въ ярость разбойника, или устрашить его, если возможно.

— Послушай, — сказалъ онъ, возвысивъ голосъ: — ты долженъ отдать мнѣ этотъ ящикъ.

Свирѣпый хохотъ былъ единственнымъ отвѣтомъ чудовища.

— Ты долженъ отдать мнѣ его! — повторилъ молодой человѣкъ громовымъ голосомъ.

— Развѣ ты привыкъ повелѣвать буйволами и медвѣдями? — спросило чудовище съ новымъ взрывомъ хохота.

— Да, даже демономъ въ аду.

— Такъ вотъ, попробуй теперь.

Орденеръ выхватилъ саблю, которая какъ молнія сверкнула въ темнотѣ.

— Повинуйся!

— Ого, — вскричалъ разбойникъ, взмахнувъ топоромъ, — мнѣ ничего бы не стоило раздробить твои кости и высосать твою кровь, какъ только ты вошелъ сюда. Но я удержался; мнѣ интересно было посмотрѣть какъ воробей станетъ нападать на ястреба.

— Презрѣнный, — вскричалъ Орденеръ, — защищайся!

— Въ первый разъ еще говорятъ мнѣ это, — пробормоталъ разбойникъ, скрежеща зубами.

Съ этими словами онъ вскочилъ на гранитный жертвенникъ и съежился тамъ подобно леопарду, поджидающему на вершинѣ скалы охотника, чтобы неожиданно кинуться на него.

Взоры его пристально устремились на молодаго человѣка, онъ какъ бы выбиралъ, съ какой стороны лучше напасть на противника. Еще одно мгновеніе и Орденеръ погибъ бы, но не давъ времени разбойнику размыслить, онъ стремительно бросился на него и ударилъ по лицу концомъ сабли.

Завязался поединокъ, ожесточеніе котораго трудно себѣ вообразить. Малорослый, стоя на жертвенникѣ, какъ статуя на пьедесталѣ, казался однимъ изъ тѣхъ ужасныхъ идоловъ, которымъ во времена варварства приносили здѣсь беззаконныя и святотатственныя жертвы.

Движенія разбойника до такой степени были проворны, что откуда Орденеръ ни нападалъ на него, всюду встрѣчалъ онъ звѣрскую физіономію и лезвіе топора. На первыхъ же порахъ онъ былъ бы изрубленъ въ куски, если бы по счастливому вдохновенію не накинулъ плаща на свою лѣвую руку, для того чтобы подставлять этотъ развѣвающійся щитъ безчисленнымъ ударамъ разъярившагося врага.

Въ продолженіе нѣсколькихъ минутъ неслыханныя усилія обоихъ противниковъ ранить другъ друга оставались тщетными. Сѣрые пылающіе какъ угли глаза малорослаго выкатились изъ орбитъ. Удивленный столь энергичнымъ и смѣлымъ сопротивленіемъ повидимому столь слабаго врага, онъ перешелъ отъ дикой насмѣшливости къ мрачному бѣшенству.

Свирѣпая неподвижность чертъ лица чудовища, невозмутимое спокойствіе физіономіи Орденера составляли страшный контрастъ съ проворствомъ ихъ движеній и стремительностью нападеній.

Въ залѣ не слышно было другого шума, кромѣ стука оружія, безпорядочныхъ шаговъ молодого человѣка и тяжелаго дыханія сражающихся, какъ вдругъ малорослый испустилъ страшный ревъ.