Виктор Гюго - Ган Исландец

— Я отказался помогать имъ.

— Въ такомъ случаѣ, зачѣмъ же скрывать свое имя, если ты вѣрноподданный короля?

— Что мнѣ за дѣло до короля?

Полковникъ надѣялся добиться у этого страннаго вѣстника еще какихъ-нибудь свѣдѣній и спросилъ:

— Скажи мнѣ, правда-ли, что разбойниками предводительствуетъ знаменитый Ганъ Исландецъ.

— Ганъ Исландецъ! — повторилъ малорослый, дѣлая страшное удареніе на этомъ словѣ.

Баронъ повторилъ свой вопросъ. Но взрывъ хохота, который можно было принять за вой дикаго звѣря, былъ ему единственнымъ отвѣтомъ.

Полковникъ пытался было еще развѣдать о численности и начальникахъ рудокоповъ, но малорослый принудилъ его замолчать.

— Полковникъ Мункгольмскихъ стрѣлковъ, я сказалъ тебѣ все, что нужно было тебѣ знать. Устрой сегодня-же засаду въ ущельяхъ Чернаго Столба со всѣмъ твоимъ полкомъ, и ты уничтожишь всѣ мятежническіе отряды.

— Ты не хочешь открыть своего имени и тѣмъ лишаешь себя королевской милости; но справедливость требуетъ, чтобы баронъ Ветгайнъ вознаградилъ тебя за оказанную услугу.

Съ этими словами полковникъ кинулъ свой кошелекъ къ ногамъ малорослаго.

— Сохрани для себя твое золото, полковникъ, — сказалъ тотъ презрительно: — я въ немъ не нуждаюсь. А если бы, — прибавилъ онъ, указывая на толстый мѣшокъ, висѣвшій у его веревочнаго пояса: — тебѣ самому понадобилась награда за уничтоженіе этихъ людей, у меня найдется, полковникъ, достаточно золота, чтобы заплатить тебѣ за ихъ кровь.

Прежде чѣмъ полковникъ успѣлъ прійти въ себя отъ удивленія, которымъ поразили его непонятныя слова таинственнаго существа, малорослый исчезъ.

Баронъ Ветгайнъ медленно вернулся въ городъ, размышляя — можетъ-ли онъ положиться на свѣдѣніе, доставленное такимъ страннымъ образомъ. Когда онъ входилъ въ свое жилище, ему подали пакетъ, съ печатью великаго канцлера. Письмо дѣйствительно оказалось отъ графа Алефельда и полковникъ съ легко понятнымъ изумленіемъ нашелъ въ немъ то же извѣстіе и тотъ же совѣтъ, который только что получилъ у городскихъ воротъ отъ таинственнаго незнакомца въ широкой шляпѣ и въ толстыхъ перчаткахъ.

Нѣть возможности описать панику, распространившуюся въ безъ того уже нестройныхъ рядахъ бунтовщиковъ, когда роковое ущелье вдругъ выказало имъ свои вершины, усѣянныя штыками, свои пещеры, переполненныя неожиданными врагами. Оглушительный крикъ тысячи голосовъ такъ внезапно раздался среди пораженной ужасомъ толпы, что трудно было различить крикъ ли это отчаянія, испуга или бѣшенства.

Убійственная пальба отовсюду выступавшихъ взводовъ королевскихъ войскъ усиливалась съ каждой минутой и прежде чѣмъ бунтовщики успѣли сдѣлать первый залпъ послѣ гибельнаго выстрѣла Кеннибола, густое облако огненнаго дыма окружило ихъ со всѣхъ сторонъ, поражая градомъ шальныхъ пуль. Каждый видѣлъ только себя, съ трудомъ различая въ отдаленіи стрѣлковъ, драгуновъ и улановъ, смѣішавшихся на вершинахъ скалъ и опушкѣ лѣса подобно злымъ духамъ въ пеклѣ.

Отряды бунтовщиковъ растянулись на цѣлую милю по узкой извилистой дорогѣ, къ которой съ одной стороны примыкалъ глубокій потокъ, а съ другой скалистая стѣна, и не могли быстро сплотиться, напоминая собою разрубленную на части змѣю, еще живыя звенья которой долго извиваются въ пѣнѣ, пытаясь соединиться.

Когда прошла первая минута замѣшательства, единодушное отчаяніе воодушевило этихъ отъ природы свирѣпыхъ и неустрашимыхъ людей. Видя себя беззащитными, безжалостно истребляемые, они пришли въ страшную ярость, испустивъ вопль, заглушившій торжествующіе крики непріятеля. Солдаты, отлично вооруженные, размѣщенные въ стройномь порядкѣ и въ безопасности, и нетерявшіе ни одного товарища, съ ужасомъ взирали какъ ихъ враги, не имѣвшіе предводителя, почти безоружные, безпорядочно лѣзли подъ опустошительнымъ огнемъ залповъ на острые утесы, руками и зубами цѣпляясь за терновникъ, нависшій надъ пропастью, грозя молотами и желѣзными вилами.

Многіе изъ этихъ освирѣпѣвшихъ людей влѣзали по грудамъ мертвыхъ тѣлъ, по плечамъ товарищей, образовавшихъ на скалистой стѣнѣ живую лѣстницу, до самыхъ вершинъ, занятыхъ непріятелемъ. Но лишь только успѣвали они вскрикнуть: — да здравствуетъ свобода! — поднять топоръ или суковатую дубину, лишь только показывали свое почернѣвшее отъ дыму и искаженное отъ ярости лицо, какъ въ ту же минуту были свергаемы въ бездну и при паденіи своемъ увлекали за собой отважныхъ товарищей, повисшихъ на кустѣ или уцѣпившихся за выступъ скалы.

Всѣ попытки бунтовщиковъ къ бѣгству или оборонѣ оставались тщетными. Всѣ выходы изъ ущелья были заняты, всѣ доступныя мѣста густо усѣяны солдатами. Многіе изъ злосчастныхъ бунтовщиковъ, сломавъ на гранитномъ утесѣ топоръ или ножъ, умирали, грызя песчаную дорогу. Другіе, скрестивъ руки на груди, потупивъ взоръ въ землю, садились на камни у края дороги и въ молчаливой неподвижности ожидали, когда шальная пуля низвергнетъ ихъ въ потокъ.

Тѣ изъ нихъ, которыхъ предусмотрительный Гаккетъ снабдилъ негоднымъ оружіемъ, сдѣлали на удачу нѣсколько выстрѣловъ въ вершину скалъ и въ отверстіе пещеръ, откуда сыпался на нихъ непрерывный градъ пуль. Смутный шумъ, въ которомъ можно было различить яростные крики начальниковъ бунтовщиковъ и спокойная команда офицеровъ, сливался то и дѣло съ громомъ перемѣжающейся и учащенной пальбы, между тѣмь какъ кровавый паръ поднимался, разстилаясь надъ мѣстомъ кровопролитной схватки и отбрасывая на вершины скалъ дрожащій свѣтъ. Пѣнящійся потокъ, какъ врагъ, мчался среди непріятельскихъ отрядовъ, унося съ собой свою кровавую добычу.

Въ началѣ схватки, или вѣрнѣе сказать кровопролитной рѣзни самый сильный уронъ понесли Кольскіе горцы, бывшіе подъ начальствомъ храбраго, но неосторожнаго Кеннибола. Читатель помнитъ, что они составляли авангардъ бунтовщиковъ и вошли уже въ сосновую рощу, которою оканчивалось ущелье Чернаго Столба.

Лишь только неосмотрительный Кенниболъ сдѣлалъ выстрѣлъ изъ мушкета, какъ роща, словно по волшебству оживившись отъ непріятельскаго огня, замкнула ихъ въ огненный кругъ. Съ высоты эспланады, расположенной подъ нависшими скалами, цѣлый баталіонъ мункгольмскаго полка, выстроившись угломъ, сталъ осыпать ихъ пулями.

Въ эту ужасную критическую минуту, Кенниболъ растерялся и взглянулъ на таинственнаго великана, ожидая спасенія только отъ сверхъестественной силы Гана Исландца. Однако этотъ страшный демонъ не развертывалъ своихъ огромныхъ крыльевъ, не взлеталъ надъ сражающимися, изрыгая громъ и молнію на королевскихъ стрѣлковъ, не выросталъ разомъ до облаковъ, не опрокидывалъ горъ на нападающихъ, не топалъ ногой по землѣ, пробивая пропасти подъ ногами баталіоновъ засѣвшихъ въ засаду. Этотъ грозный Ганъ Исландецъ попятился, подобно ему, при первомъ залпѣ мушкетовъ и почти растерявшись приблизился къ нему, прося карабина и говоря самымъ обыкновенннымъ голосомъ, что въ такую минуту его топоръ безполезнѣе веретена старой бабы.