Чарльз Диккенс - Рождественская песнь в прозе (пер.Врангель)

— Господи! — сказалъ Бобъ, — конечно, никто не можетъ ручаться ни за то, ни за другое. Это такое дѣло, которое можетъ случиться и на дняхъ, хотя, дитя мое, времени у насъ впереди еще и много. Но какъ и когда бы мы ни разстались другъ съ другомъ, я убѣжденъ, что никто изъ насъ не забудетъ бѣднаго Крошку Тима. Неправда ли, мы всегда будемъ помнить эту первую разлуку?

— Всегда, отецъ! — отвѣтили всѣ.

— И я знаю, — продолжалъ Бобъ, — знаю, друзья мои, что вспоминая его любовь и терпѣнье, хотя онъ былъ совсѣмъ маленькимъ, маленькимъ ребенкомъ, никакая ссора не будетъ возможна между нами, потому что иначе пришлось бы забыть бѣднаго Крошку Тима.

— Нѣтъ, никогда, отецъ! — опять повторили всѣ.

— Вы меня дѣлаете очень счастливымъ, — сказалъ маленькій Бобъ, — да, очень счастливымъ!

М-ссъ Кречитъ поцѣловала его; поцѣловали его и двѣ дочери и двое меньшихъ дѣтей, а Петеръ пожалъ ему крѣпко руку.

Одухотворенный дѣтскій образъ Крошки Тима, какъ духъ Божій виталъ надъ ними!

— Призракъ, — сказалъ Скруджъ — что то мнѣ говоритъ, что часъ нашей разлуки приближается. Я предчувствую ее, хотя и не знаю какъ она произойдетъ. Скажи мнѣ, кто былъ тотъ человѣкъ, котораго мы видѣли лежащимъ на своемъ смертномъ одрѣ?

Духъ грядущихъ святокъ перенесъ Скруджа, какъ и тотъ разъ въ кварталъ, гдѣ собирались биржевики и дѣльцы. Духъ несся прямо; нигдѣ не останавливаясь, никуда не заворачивая, какъ бы стремясь возможно скорѣе достигнуть цѣли своего путешествія, такъ что, наконецъ, Скруджъ сталъ молить его остановиться, хоть на минуту.

— Въ этомъ дворѣ, черезъ который мы такъ быстро несемся, — сказалъ Скруджъ — находится моя контора, и здѣсь сосредоточены всѣ мои занятія. А вотъ я вижу и самый домъ. Духъ, покажи мнѣ мое будущее!

Призракъ остановился, указывая рукою въ другую сторону.

— Вѣдь мой домъ тамъ! — вскричалъ Скруджъ. — Зачѣмъ же ты указываешь мнѣ другое мѣсто и заставляешь идти дальше?

Но неумолимый Духъ не мѣнялъ направленіе руки.

Скруджъ бросился къ своей конторѣ и черезъ окно сталъ жадно всматриваться во внутрь ея. Комната по прежнему оставалась конторою, но уже не его. Мебель была чья то чужая, въ креслѣ сидѣлъ не онъ. Призракъ продолжалъ указывать ему все тоже. Скруджъ вновь вернулся къ нему и не переставая размышлять, почему онъ не видѣлъ себя въ конторѣ и что могло съ нимъ случиться, послѣдовалъ за Духомъ. Вдругъ они остановились передъ какой то желѣзной оградой. Прежде чѣмъ войти въ нее, Скруджъ внимательно оглянулся вокругъ.

Кладбище! Вотъ здѣсь, подъ землей, на глубинѣ нѣсколькихъ футовъ, очевидно, лежитъ тотъ несчастный, имя котораго онъ сейчасъ узнаетъ. Это было мѣсто, окруженное безконечными каменными стѣнами сосѣднихъ домовъ, заросшее травами и бурьяномъ, растеніями смерти, а не жизни, которыя гнили отъ черезчуръ обильнаго удобренія.

Духъ, стоя среди могилъ, указывалъ на одну изъ нихъ. Скруджъ дрожа приблизился къ ней. Призракъ продолжалъ быть тѣмъ же, чѣмъ онъ былъ и раньше, но Скруджу казалось, что въ его торжественномъ обликѣ есть что-то новое, что трогало его.

— Прежде, чѣмъ я сдѣлаю шагъ къ этому надгробному камню, который ты мнѣ указываешь, — сказалъ Скруджъ, — отвѣть мнѣ на единственный вопросъ, который я тебѣ сдѣлаю:- Все, что я вижу, есть ли картина того, что должно свершиться, или же только того, что можетъ быть?

Вмѣсто всякаго отвѣта, Духъ опустилъ руку къ могилѣ, возлѣ которой онъ стоялъ.

— Конечно, — продолжалъ Скруджъ, — жизнь каждаго человѣка, идущаго извѣстными путями неизбѣжно приведетъ его къ одному извѣстному результату. Но, если человѣкъ сойдетъ съ своего прежняго пути, вѣдь и результатъ будетъ иной? Это ли хотѣлъ ты доказать мнѣ своими картинами?

Духъ попрежнему оставался неподвижнымъ. Скруджъ дрожа отъ страха, почти ползкомъ приблизился къ могилѣ и, слѣдуя указанію руки Духа, прочелъ на ея камнѣ свое собственное имя:

— Такъ это значитъ я себя видѣлъ лежащимъ на смертномъ одрѣ? — воскликнулъ онъ, опускаясь на колѣни. Палецъ Духа указывалъ то на него, то на могилу.

— Нѣтъ, призракъ, нѣтъ, нѣтъ!

Палецъ продолжалъ то же движеніе.

— Духъ! — закричалъ Скруджъ, цѣпляясь за его одежды. — Выслушай меня! Я болѣе не тотъ человѣкъ, какимъ былъ до встрѣчи съ тобою. Зачѣмъ показываешь ты мнѣ все это, если для меня ужъ нѣтъ никакой надежды на спасеніе?

Впервые рука Духа, какъ будто дрогнула.

— Добрый Духъ, — продолжалъ Скруджъ, все еще распростертый у его ногъ, съ лицомъ повернутымъ къ землѣ,- заступись за меня и сжалься надо мною! Скажи мнѣ, что въ моихъ силахъ измѣнить тѣ образы, которые ты мнѣ показалъ, если я измѣню свою жизнь!

Рука одобрительно зашевелилась.

— Я всею своею душою буду чтить Рождество и въ теченіе всего года съ благоговѣніемъ буду ждать его. Я буду жить въ прошломъ, настоящемъ и будущемъ; и всѣ три Духа вѣчно будутъ жить во мнѣ, такъ какъ я никогда не забуду полученныхъ отъ нихъ уроковъ. О, Духъ, скажи, мнѣ, что я могу стереть надпись съ этого камня!

Въ тоскѣ схватилъ онъ руку призрака. Рука какъ бы сдѣлала попытку освободиться, но Скруджъ крѣпко держалъ ее. Однако Духъ, будучи сильнѣе его, освободилъ ее. Простирая руки, въ послѣдней мольбѣ объ измѣненіи своей судьбы, Скруджъ вдругъ замѣтилъ, что мантія и капюшонъ призрака стали уменьшаться, съеживаться и наконецъ обратились въ столбикъ кровати.

Да, это былъ столбикъ кровати!

Да притомъ, его собственной кровати, въ его собственной комнатѣ! Но еще счастливѣе и радостнѣе было сознаніе, что и время также его собственное, и что его было достаточно, чтобы исправить и передѣлать свою жизнь.

— Я хочу жить въ прошломъ, настоящемъ и будущемъ! — повторилъ Скруджъ, вскакивая съ кровати. Духи всѣхъ трехъ временъ завоевали меня. О, Джэкобъ Марли! Да прославится Небо и Рождество за ихъ благодѣянія! На колѣняхъ произношу я эти слова, Джэкобъ Марли, да, на колѣняхъ!

Онъ такъ былъ возбужденъ, такъ воодушевленъ всѣми наполнявшими его добрыми намѣреніями, что его слабый, дрожащій голосъ совершенно не соотвѣтствовалъ силѣ переполнявшихъ его чувствъ. Отъ неудержимыхъ рыданій во время борьбы съ призракомъ, лицо его было мокро отъ слезъ.

— Онѣ цѣлы, онѣ на мѣстѣ! — восклицалъ Скруджъ, цѣлуя занавѣски своей кровати. — Ни онѣ, ни кольца не сорваны! Все цѣло, все на мѣстѣ! Онъ здѣсь и я здѣсь, и тѣни того, что могло случиться, я знаю, могутъ разсѣяться! Я знаю, что онѣ исчезнутъ, я увѣренъ въ этомъ!

Руки его, однако, путались въ его платьѣ; онъ надѣвалъ вещи на изнанку; волнуясь, онъ ихъ рвалъ, ронялъ, словомъ, продѣлывалъ съ ними всякія несообразности.

— Не понимаю, что я дѣлаю! — восклицалъ Скруджъ, плача и смѣясь одновременно и въ совершенствѣ изображая изъ себя, съ чулками на рукахъ, фигуру Лаокоона со змѣями.