Чарльз Диккенс - Сверчок за очагом (пер.Линдегрен)

Негодованіе Дотъ при этихъ хвастливыхъ словахъ не знало границъ. Что выдумаетъ еще этотъ человѣкъ? Ужъ не допускаетъ ли онъ возможности, что у нихъ родится точно такой же младенецъ? Чудакъ прямо спятилъ съ ума.

— Позвольте! На два слова, Джонъ, — пробормоталъ торговецъ игрушками, подтолкнувъ фургонщика локтемъ и отводя его немного въ сторону. Вы пожалуете ко мнѣ на свадьбу? Вѣдь мы теперь съ вами будемъ на одну стать, вы понимаете?

— Какъ это «на одну стать?» — удивился фургонщикъ.

— Маленькое несоотвѣтствіе лѣтъ, — буркнулъ Текльтонъ снова подталкивая его локтемъ. Пріѣзжайте провести съ нами вечерокъ еще до свадьбы.

— Зачѣмъ? — спросилъ Джонъ, не ожидавшій такого настойчиваго радушія.

— Зачѣмъ, — переспросилъ гость. — Вотъ новая манера принимать приглашеніе! Да просто ради удовольствія, — пріятной компаніи, знаете, и всего прочаго.

— Я думалъ, вы никогда не любили общества, — со свойственной ему прямотой замѣтилъ Джонъ.

— Пхэ, я вижу, съ вами нельзя говорить иначе, какъ только вполнѣ откровенно, — сказалъ Текльтонъ. — Дѣло въ томъ, что вы и ваша жена очень пріятные гости и видѣть васъ вдвоемъ настоящее удовольствіе. Мы понимаемъ лучше, знаете; однако…

— Нѣтъ, мы ровно ничего не понимаемъ, — перебилъ Джонъ. — О чемъ вы толкуете?

— Ну ладно! Значитъ мы не понимаемъ, — продолжалъ Текльтонъ. — Порѣшимъ на этомъ. Какъ вамъ угодно; тутъ нѣтъ никакой бѣды. Я хотѣлъ сказать: у васъ такой счастливый видъ, что ваше общество произведетъ самое благопріятное впечатлѣніе на будущую миссисъ Текльтонъ. И хотя ваша супруга едва ли расположена ко мнѣ, но въ этомъ дѣлѣ она невольно будетъ содѣйствовать моимъ планамъ, потомучто ея внѣшность говоритъ сама за себя. Такъ вы согласны пріѣхать?

— Мы условились провести день нашей свадьбы, по возможности, дома, — отвѣтилъ Джонъ. — Въ этомъ мы дали другъ другу слово полгода тому назадъ. Я думаю, вы понимаете, что домъ…

— Ба! Ну что такое домъ? — воскликнулъ Текльтонъ. — Четыре стѣны да потолокъ! (Зачѣмъ не убьете вы этого сверчка? Я непремѣнно убилъ бы. Я всегда такъ дѣлаю. Ненавижу ихъ трескотню.) Такъ четыре стѣны и потолокъ найдутся и въ моемъ домѣ. Пожалуйте ко мнѣ!

— Какъ, вы убиваете своихъ сверчковъ? — ужаснулся Джонъ.

— Я давлю ихъ, сэръ, — отвѣчалъ гость, стукнувъ каблукомъ объ полъ. — Такъ вы хотите сказать, что пріѣдете? Ваша прямая польза, какъ и моя собственная, въ томъ, чтобъ женщины убѣдили одна другую, что имъ спокойно, хорошо и не можетъ быть лучше. Я знаю ихъ повадки. Что бы ни говорила одна женщина, другая женщина непремѣнно хочетъ перенять у ней это. Такова ужъ въ нихъ дурь подражанія, сэръ, что если ваша жена скажетъ моей женѣ: «я счастливѣйшая женщина въ мірѣ и мужъ мой самый добрый человѣкъ, какого только можно найти, и я люблю его до безумія», то моя жена скажетъ тоже самое вашей, да еще прибавитъ, и на половину повѣритъ собственнымъ словамъ.

— Неужели вы хотите сказать, что на самомъ дѣлѣ этого нѣтъ? — спросилъ фургонщикъ.

— Нѣтъ?! — воскликнулъ Текльтонъ съ отрывистымъ рѣзкимъ смѣхомъ. — Нѣтъ чего?

У Джона мелькнула смутная мысль прибавить: «нѣтъ того, чтобъ она любила васъ до безумія». Но встрѣтивъ полузакрытый глазъ, какъ будто подмигивавшій ему надъ поднятымъ воротникомъ плаща, онъ почувствовалъ, что въ этомъ человѣкѣ такъ мало привлекательнаго, способнаго внушить безумную любовь, и дополнилъ свою фразу совсѣмъ иначе:

— Такъ развѣ она не вѣритъ тому, что говоритъ?

— Ахъ, вы собака! Вы шутите, — сказалъ Текльтонъ.

Однако фургонщикъ, хотя и не понялъ всего значенія сказанныхъ имъ словъ, но взглянулъ на него такъ серьезно, что гостю пришлось поневолѣ объясниться.

— Видите ли, — заговорилъ онъ, поднимая пальцы лѣвой руки и ударяя по указательному пальцу для вящшей внушительности. — Вотъ это я, Текльтонъ, собственной персоной. У меня есть намѣреніе жениться на молодой женщинѣ и красивой, — тутъ онъ дотронулся до мизинца, изображавшаго невѣсту; дотронулся не бережно, а грубо, съ сознаніемъ силы. — Я имѣю возможность осуществить свое намѣреніе и осуществляю его. Это моя причуда. Но… взгляните-ка туда!

Онъ указалъ на Дотъ, которая задумчиво сидѣла передъ огнемъ, опираясь полнымъ подбородкомъ на руку и не сводя глазъ съ яркаго пламени. Фургонщикъ посмотрѣлъ сначала на нее, потомъ на своего собесѣдника, потомъ опять на жену и опять на него.

— Она, конечно, почитаетъ васъ и слушается, — сказалъ Текльтонъ;- и этого совершенно довольно съ меня, такъ какъ я не изъ чувствительныхъ. Но думаете ли вы, что тутъ есть еще что нибудь?

— Я думаю, — отвѣчалъ Джонъ, — что вышвырну въ окошко всякаго, кто усомнится въ томъ.

— Вотъ именно, — подтвердилъ Текльтонъ съ несвойственной ему уступчивостью. — Разумѣется, вы сдѣлали бы это непремѣнно. Конечно, я вполнѣ увѣренъ. Доброй ночи, пріятныхъ сновъ.

Джонъ былъ озадаченъ, и ему невольно стало не по себѣ, чего онъ не могъ скрыть въ своемъ обращеніи.

— Доброй ночи, мой дорогой другъ, — сострадательнымъ тономъ повторилъ Текльтонъ. — Я ухожу. Между нами, дѣйствительно, много общаго. Такъ вы не подарите намъ завтрашняго вечера? Ну ладно! На другой день вы ѣдете въ гости, я знаю. Мы встрѣтимся съ вами тамъ. Я привезу съ собою и мою будущую жену. Это принесетъ ей пользу. Вы согласны? Благодарю васъ. Что это?

То былъ громкій крикъ жены фургонщика: громкій, рѣзкій, внезапный вопль, отъ котораго комната зазвенѣла, точно стеклянная посуда. Молодая женщина поднялась съ мѣста и стояла, словно окаменѣвшая отъ ужаса и неожиданности. Незнакомецъ подвинулся къ огню, чтобъ погрѣться, и стоялъ вблизи ея стула. Но онъ безмолвствовалъ.

— Дотъ! — воскликнулъ мужъ. — Мэри! Дорогая! Что съ тобою?

Всѣ бросились къ ней въ одну минуту. Калебъ, который дремалъ на ящикѣ съ пирогомъ, схватилъ спросонокъ миссъ Слоубой за косу, но тотчасъ извинился.

— Мэри! — воскликнулъ фургонщикъ, поддерживая жену. — Ты больна? Что съ тобою? Скажи мнѣ, милочка!

Она отвѣчала только тѣмъ, что всплеснула руками и разразилась дикимъ хохотомъ. Потомъ, выскользнувъ изъ объятій мужа на полъ, молодая женщина закрыла лицо передникомъ и горько заплакала. Наплакавшись, она опять засмѣялась и опять заплакала, послѣ чего стала жаловаться на холодъ и позволила мужу подвести себя къ огню, гдѣ усѣлась на старое мѣсто. Старикъ по прежнему стоялъ у очага, не шевелясь.

— Мнѣ лучше, Джонъ, — томно произнесла миссисъ Пирибингль. — Я совсѣмъ оправилась теперь… я… Джонъ!

Но Джонъ стоялъ съ другой стороны отъ нея. Почему Дотъ повернулась лицомъ къ незнакомому старому джентльмену, какъ будто обращалась къ нему? Неужели она бредила?

— Мнѣ только померещилось, милый Джонъ… Я испугалась… Что-то мелькнуло у меня вдругъ передъ глазами… Я не могла разобрать хорошенько. Но теперь это уже прошло, совсѣмъ прошло.