Евгения Марлитт - В доме Шиллинга

Онъ направился къ чайному столу.

— Скажи мнѣ, пожалуйста, Клементина, зачѣмъ ты насъ вызвала такъ поспѣшно? Горитъ тутъ что-ли? Или ты испугалась грозы? Но тебѣ нечего бояться, — у насъ на крышѣ громоотводъ.

Все это онъ сказалъ шутя своимъ веселымъ добродушнымъ тономъ, но во взглядѣ и въ манерахъ видно было положительное возмущеніе противъ распоряженій невѣстки.

Баронесса, наливавшая чай въ чашку, бросила бѣглый взглядъ на старинные часы.

— Мы всегда въ это время пьемъ чай минута въ минуту, — сказала она тихо.

Онъ мрачно нахмурилъ свои густыя сѣдыя брови.

— Совершенно вѣрно, дитя мое, — возразилъ онъ съ видимой досадой. — Я какъ старый солдатъ, самъ люблю аккуратность; но я никогда не стѣснялся домашними обычаями даже при покойной женѣ, a они, — онъ указалъ на часы, — никогда не должны меня тиранить, въ особенности, если я занятъ разговоромъ, какъ было сейчасъ… Поняли?

Его грузная фигура медленно опустилась въ глубокое кресло у стола, и онъ сдѣлалъ знакъ Люсили сѣсть рядомъ съ нимъ на скамьѣ. При видѣ этого баронесса, опустивъ глаза, взялась за колокольчикъ и велѣла вошедшему слугѣ подать еще два прибора. Нельзя было яснѣе этого показать, что хозяйка до этой минуты не разсчитывала на гостей.

Баронъ Шиллингъ сидѣлъ подлѣ нея, противъ своего отца. Отецъ и сынъ были очень похожи. Они, какъ и всѣ Шиллинги, не отличались особенной красотой. Наверху въ среднемъ залѣ висѣли портреты тѣхъ временъ, когда древній родъ жилъ еще въ своемъ рыцарскомъ замкѣ. Уже и тогда отличительными знаками этого рода были толстая красная нижняя губа, угловатый лобъ и большой характерный нѣмецкій носъ; это были полныя жизни, упрямыя головы на исполинскихъ по истинѣ фигурахъ, рожденныхъ, казалось, для тяжелой борьбы. И эти два послѣдніе потомка совершенно походили на нихъ, только прежде желтоватые, похожіе на спѣлую пшеницу волосы стараго барона потемнѣли и посѣдѣли, между тѣмъ какъ сынъ съ своей курчавой головой и бородой походилъ на южанина… Но у обоихъ были такіе же большіе огненные глаза, гордо соколинымъ окомъ смотрѣвшіе на міръ, у стараго барона они свѣтились лукавствомъ, веселостью и чувственностью, у сына же большею частью были опущены, точно онъ смотрѣлъ внутрь себя. Молодая жена подала ему чашку чаю, и онъ, пытливо взглянувъ въ ея лицо, удержалъ на минуту ея руку въ своей.

— Тебя встревожила гроза, Клементина, ты страдаешь? — спросилъ онъ съ дружескимъ участіемъ.

Она выдернула руку и поставила чашку передъ нимъ на столъ, въ то же время съ отвращеніемъ отвернувшись.

— У меня кружится голова, а ты опять принесъ съ собой невыносимый запахъ красокъ и масла изъ твоей такъ называемой мастерской, — сказала она раздражительно.

Старый баронъ сильно покраснѣлъ.

— Гмъ… Можетъ быть эхо не довольно выразительное «такъ называемую» лучше замѣнитъ «смѣшными дилеттанскими притязаніями», Клементина? — рѣзко спросилъ онъ и, опираясь обѣими руками на ручки кресла, онъ приподнялся и глядѣлъ на нее вызывающе.

— Ты не понялъ Клементины, папа: она этимъ словомъ хотѣла только обозначить жалкое помѣщеніе на чердакѣ съ импровизированнымъ освѣщеніемъ сверху, — сказалъ сынъ съ удареніемъ, и его широко открытые глаза гордо и пристально смотрѣли въ лицо молодой женщины.

Она выдержала этотъ взглядъ съ легкой насмѣшливой улыбкой, блуждавшей на губахъ, и покачала головой, какъ будто бы рѣшительно не намѣрена была ни на іоту измѣнить смыслъ своихъ словъ. Сильное упрямство поразительно оживило и привело въ напряженное состояніе каждый мускулъ этого повидимому безжизненнаго апатичнаго лица.

— Вотъ тебѣ, Арнольдъ! — злобно засмѣялся старикъ. — Что подѣлаешь съ женскимъ предубѣжденіемъ? — и онъ съ комическимъ отчаяніемъ провелъ рукой по густымъ сѣдымъ волосамъ. — Я и самъ прежде поступалъ не лучше. Да, милая Клементина, я былъ слѣпъ, былъ простофилей, какъ говорятъ нѣмцы, потому что не понялъ дарованій Арнольда. Хотя въ этомъ нѣтъ ничего удивительнаго, такъ какъ мы, Шиллинги, знали толкъ въ искусствахъ, какъ свиньи въ апельсинахъ. Поэтому то я изъ всѣхъ силъ протестовалъ противъ «бумагомаранья» и бѣдный малый принужденъ былъ заниматься рисованіемъ у меня за спиной. Потомъ мнѣ изъ Берлина пишутъ, что моему сыну предстоитъ блестящая карьера, и мнѣ пришлось стыдиться своего упрямства. Еслибы я только подозрѣвалъ, что у него талантъ, многое было бы иначе. — Мрачный взглядъ сѣрыхъ глазъ упалъ на него.

— Ты полагаешь, папа, что живопись прокормила бы съ избыткомъ послѣднихъ Шиллинговъ?

— Клементина! — быстро прервалъ ее молодой баронъ, лицо котораго омрачилось.

— Пожалуйста, не горячись, Арнольдъ! — проговорила она жалобно, закрывая рукой ухо, какъ будто звукъ этого прекраснаго мужского голоса непріятно поражалъ ея слухъ. Она, очевидно, страдала нервнымъ разстройствомъ и въ эту минуту была очень взволнована, но не замолчала.

— Скажи самъ, могъ ли бы ты жить гонораромъ, получаемымъ отъ этихъ людей… полусвѣта! Что принесла тебѣ, напримѣръ, «Дездемона въ бѣломъ атласномъ платьѣ»?

Изъ-подъ нервно подергивавшейся верхней губы блестѣли бѣлые длинные зубы.

Характеристичная улыбка, игравшая на губахъ молодого человѣка еще въ передней, снова появилась. Онъ съ ироніей взглянулъ на Люсиль, которая сгорала желаніемъ отвѣтить какой нибудь глупостью «длинной сѣрой особѣ» за произнесенное ею слово «полусвѣтъ».

— Картина эта послѣ многихъ неудачныхъ попытокъ дала мнѣ блаженное сознаніе, что я олицетворилъ трогательную фигуру несчастной дочери дожа въ томъ видѣ, какъ она жила въ моей фантазіи, — сказалъ онъ весело и спокойно. — У госпожи Фурніе дивный профиль, а ея самоотверженіе, ея терпѣніе во время скучныхъ сеансовъ…

— Скучныхъ? — повторила баронесса съ истерическимъ смѣхомъ. — Это очень дурно, Арнольдъ, да и ведетъ ко лжи и обману въ супружествѣ, если мужъ и жена мало знаютъ о прошломъ другъ друга, какъ мы съ тобой, — прибавила она, почти задыхаясь отъ злобы.

Старый баронъ, собиравшійся было разбить яйцо, вдругъ остановился. Со своей величественной головой и гнѣвно сверкавшими изъ подъ густыхъ нависшихъ бровей глазами онъ походилъ на разгнѣваннаго льва. Съ устъ его готовъ былъ сорваться рѣзкій отвѣтъ, но онъ сдержался.

— И отъ кукушки я слышу что-то новое, — сказалъ онъ юмористически. — Итакъ, Арнольдъ мало знаетъ о твоемъ прошломъ. Для чего ему это, моя милая. Супружество не торговая компанія или что либо подобное, гдѣ требуется письменное описаніе всей дѣятельности. Ты почти до семнадцатилѣтняго возраста воспитывалась въ монастырѣ, и мы полагаемъ, что все шло приличнымъ образомъ, неужели нѣтъ, Клементина?

До сихъ поръ баронесса, дѣлая свои ядовитыя замѣчанія, исполняла обязанности хозяйки у чайнаго стола, теперь же она вынула изъ кармана носовой платокъ и прикладывала его дрожащей рукой то ко лбу, то ко рту, какъ будто отъ колкихъ грубыхъ выраженій свекра ей дѣлалось дурно или она ожидала кровохарканья.