Хосе Рисаль - Не прикасайся ко мне

— Но я не хочу такой свободы!

— А без свободы не будет света, — с горячностью возразил Рулевой. — Вы говорите, что мало знаете свою страну, охотно верю. Вы не знаете, что предстоит борьба, не видите туч на горизонте. Битва начинается в сфере идей, чтобы затем спуститься на землю, которая обагрится кровью. Я слышу глас божий, и горе тем, кто его ослушается! Не про них пишется история!

Элиас преобразился; он стоял выпрямившись, с обнаженной головой; выражение его мужественного лица, освещенного луной, было необычным. Он тряхнул своими густыми волосами и продолжал:

— Вы не видите, как все пробуждается? Сон длился века, но вот ударила молния и, разрушив старое, вызвала к жизни новое [160] Вероятно, речь идет о восстании в Кавите в 1872 г. . Иные устремления овладели умами; правда, новых идей много, но когда-нибудь из них родится одна, ибо людей направляет бог. Бог не оставил другие народы, он не оставит и нас: дело свободы — святое дело.

После его слов наступила торжественная тишина. Между тем лодка, незаметно подгоняемая волнами, приближалась к берегу. Элиас первым нарушил молчание.

— Что мне сообщить тем, кто меня послал? — спросил он другим тоном.

— Я вам уже сказал: я очень сочувствую им, но пусть они подождут; зло не искореняется с помощью другого зла, и все мы по-своему виновны в нашем несчастье.

Элиас больше не возражал. Опустив голову, он медленно греб и, приблизившись к берегу, сказал Ибарре на прощанье:

— Благодарю вас, сеньор, за оказанное мне снисхождение. Ради вашего же блага прошу вас впредь забыть обо мне и не узнавать меня, где бы мы с вами ни встретились.

Сказав это, он повернул лодку и стал грести вдоль берега к густым зарослям, видневшимся дальше. Плыть пришлось довольно долго, и все это время Элиас молча глядел перед собой и, казалось, ничего не видел, кроме тысяч алмазов, которые он вычерпывал веслом и снова швырял в озеро, где они таинственно исчезали в темно-синих волнах.

Наконец он добрался до места. Какой-то человек вышел из зарослей и приблизился к нему.

— Что передать капитану?

— Передай ему, что Элиас сдержит слово, если прежде не погибнет, — прозвучал печальный ответ.

— И когда ты присоединишься к нам?

— Когда капитан скажет, что пробил решающий час.

— Хорошо, прощай!

Застенчивый Линарес был задумчив и полон беспокойства; он только что получил письмо от доньи Викторины, которое гласило следующее:

«Уважаемый кузен: через три дня надеюсь узнать убил ли тебя алферес или ты его. Не хочу ждать больше ни одного дня пока эта животное ни будет наказано. Если срок пройдет и ты его ище не вызовешь на дуель я раскажу дону Сантьяго что ты никогда не был ни сиклетарем и ни каким рожном у Канобаса и никада не абедал с генералом доном Мартинесом. Я скажу Кларите что это все враки и не дам тебе ни полушки. Если его вызовешь я тибе все абещаю что хочешь иметь но если ни вызовешь придуприждаю что ни останавлюсь ни передчем.

Лубящая тебя всем сердцем твоя кузина

Викторина де лос Рейес де Де Эспаданья.

Сампалок понидельник в 7 ч. вечера».

Положение становилось серьезным: Линарес знал характер доньи Викторины, знал, на что она способна. Приводить ей разумные доводы — все равно что говорить о чести и порядочности карабинеру-таможеннику, когда ему представляется случай объявить контрабандой какой-нибудь товар. Умолять ее бесполезно, обмануть — и того хуже. Остается только дуэль.

— Но как его вызвать? — говорил сам с собой Линарес, прохаживаясь в пустой комнате. — А если он спустит меня с лестницы? А если я повстречаю его супругу? Кто будет моим секундантом? Священник? Капитан Тьяго? Будь проклят тот час, когда я послушался ее советов! Старая болтунья! Кто заставлял меня рисоваться, плести небылицы, пускать пыль в глаза! Что скажет обо мне эта сеньорита?.. Секретарь всех министров! Теперь это для меня что камень на шее!

Печальный монолог доброго Линареса был прерван приходом отца Сальви. Францисканец в самом деле выглядел более худым и бледным, чем обычно, но глаза его блестели, и губы кривила странная усмешка.

— Сеньор Линарес, вы в одиночестве? — кивнул юноше священник, направляясь в зал, откуда через полуоткрытую дверь доносились звуки фортепьяно.

Линарес попытался изобразить улыбку.

— А где дон Сантьяго? — спросил священник.

В этот момент появился капитан Тьяго, поцеловал священнику руку и взял у него шляпу и палку, блаженно улыбаясь.

— Идемте, идемте, — говорил отец Сальви, входя в зал в сопровождении Линареса и капитана Тьяго. — У меня хорошие новости, интересные для всех. Я получил из Манилы письма, которые подтверждают послание, переданное мне вчера сеньором Ибаррой… Таким образом, дон Сантьяго, недоразумение уладилось.

Мария-Клара, сидевшая у фортепьяно между двумя своими подругами, приподнялась, но тут же в изнеможении снова опустилась на стул. Линарес побледнел и взглянул на капитана Тьяго; тот опустил глаза.

— Этот юноша начинает мне нравиться, — продолжал священник. — Вначале я обошелся с ним сурово, он… несколько горяч по натуре, но потом он так хорошо сумел загладить свой проступок, что на него больше нельзя сердиться. Если бы не отец Дамасо…

И отец Сальви быстро взглянул на Марию-Клару; она слушала, но не сводила глаз с нот, несмотря на тайные щипки Синанг, которая таким способом выражала свою радость и, наверное, пустилась бы в пляс, если бы была одна.

— Отец Дамасо?.. — переспросил Линарес.

— Да, отец Дамасо сказал, — продолжал священник, не отрывая взора от Марии-Клары, — что… как крестный отец, он не может разрешить… Однако, я полагаю, если сеньор Ибарра вымолит у него прощение, все, без сомнения, уладится.

Мария-Клара встала, попросила извинить ее и удалилась вместе с Викторией в свою комнату.

— А если отец Дамасо его не простит? — спросил тихо капитан Тьяго.

— Тогда… Мария-Клара сама решит… ведь отец Дамасо ее отец… духовный; но я думаю, что они договорятся.

В эту минуту послышались шаги, и вошел Ибарра в сопровождении тетушки Исабель; его приход произвел на присутствующих весьма различное впечатление. Юноша приветливо поздоровался с капитаном Тьяго, не знавшим, смеяться ему или плакать, и низко поклонился Линаресу. Отец Сальви поднялся со своего места и с таким благоволением протянул ему руку, что Ибарра не мог скрыть изумления.

— Не удивляйтесь, — сказал отец Сальви, — я только что хвалил вас.

Ибарра поблагодарил и подошел к Синанг.

— Где ты прятался весь день? — защебетала она. — Мы все гадали: куда задевалась эта душа, прошедшая через чистилище? И каждая из нас кое-что сказала на твой счет.

— Можно узнать что?