Хосе Рисаль - Не прикасайся ко мне

— Извольте! — согласился Ибарра; ему как раз нужно было что-то сообщить своим молодым друзьям. Он поднялся, предоставив противнику на размышление четверть часа.

Идай держала картонный диск, на котором были написаны сорок восемь вопросов, а книжка с ответами была в руках у Альбино.

— Неправда, неправда! — кричала Синанг, чуть не плача.

— Что с тобой? — спросила Мария-Клара.

— Только подумай, я спросила: «Когда я наберусь ума?» — и бросила фишку, а этот беспутный богослов вычитал в книжке: «Когда у лягушек отрастут волосы». Ты понимаешь?

И Синанг скорчила рожицу, передразнивая хохотавшего семинариста.

— А кто велел тебе задавать такой вопрос? — спросила ее кузина Виктория. — Каков вопрос, таков и ответ.

— Кто же получил самый лучший ответ?

— Мария-Клара, Мария-Клара! — ответила Синанг. — Мы заставили ее спросить: «Верна ли и постоянна его любовь?» — и книжка ответила…

Но зардевшаяся Мария-Клара приложила руку к губам Синанг, помешав ей закончить фразу.

— Дайте-ка мне колесо, — сказал Крисостомо с улыбкой. — Вот мой вопрос: «Удастся ли начатое мною дело?»

— Какой неинтересный вопрос! — воскликнула Синанг.

Ибарра бросил фишку, и в соответствии с выпавшим числом были найдены страница и строчка.

— «Мечты остаются мечтами», — прочитал Альбино.

Ибарра достал телеграмму и развернул ее дрожащими руками.

— На этот раз ваша книга ошиблась! — воскликнул он радостно. — Читайте: «Проект школы одобрен. Решение в вашу пользу».

— Что это значит? — спросили все в один голос.

— Разве вы не условились, что получившему лучший ответ будет дан подарок? — спросил он прерывающимся от волнения голосом, осторожно разрывая телеграмму пополам.

— Да, да!

— Так вот мой подарок, — произнес он, протягивая половину телеграммы Марии-Кларе, — я построю в городе школу для мальчиков и девочек, и школа эта будет моим даром.

— А что означает вторая половинка?

— Она предназначена тому, кто получил самый худший ответ.

— Тогда мне, мне! — вскричала Синанг.

Ибарра отдал ей бумажку и поспешно удалился.

— Что же это значит? — спросила она, но счастливый юноша был уже далеко, у камня с шахматной доской.

Отец Сальви, будто случайно, приблизился к веселому кругу молодежи. Мария-Клара смахнула слезу радости, смех прекратился, и разговоры смолкли. Священник смотрел на юношей и девушек, не зная, что сказать, а они молча ждали его слов.

— Что это такое? — произнес он наконец, беря в руки книжку и листая страницы.

— «Колесо фортуны», книга для игры, — ответил Леон.

— Разве вы не знаете, что верить в подобные вещи грех? — сказал священник строго и принялся со злостью рвать книгу.

Раздались возгласы удивления и негодования.

— Но еще больший грех распоряжаться чужим добром без согласия владельца, — возразил Альбино, поднимаясь с места. — Это называется грабежом, преподобный отец, и запрещено богом и людьми.

Всплеснув руками, Мария-Клара уставилась полными слез глазами на порванные страницы книги, которая доставила ей столько радости.

Вопреки ожиданию всех, отец Сальви ничего не ответил Альбино; он стоял неподвижно, наблюдая за тем, как ветер разносит останки «Колеса фортуны». Затем он пошел прочь, спотыкаясь и обхватив руками голову, и мимоходом обменялся несколькими словами с Ибаррой, который проводил его к одной из карет, предназначенных для гостей.

— Хорошо, что это пугало уезжает, — прошептала Синанг. — На его лице словно написано: не смейтесь, я знаю все ваши грехи.

Сделав подарок своей невесте, Ибарра пришел в такое радужное настроение, что принялся играть, не раздумывая и не анализируя позиции фигур на доске. Он сделал много неосторожных ходов, и хотя у капитана Басилио положение было весьма тяжелое, игра закончилась вничью.

— Дело решено, мы помирились! — радостно воскликнул капитан Басилио.

— Помирились, — ответил юноша, — каково бы ни было решение суда. — И они сердечно пожали друг другу руки.

Все присутствующие искренне радовались счастливому окончанию спора, давно надоевшего обоим сторонам, но тут внезапное появление сержанта и четырех вооруженных жандармов нарушило веселье и вселило тревогу в сердца женщин.

— Стоять всем смирно! — закричал сержант. — Застрелю первого, кто шелохнется!

Несмотря на грубый окрик, Ибарра встал и подошел к сержанту.

— Что вы хотите? — спросил он.

— Чтобы вы немедленно выдали нам преступника по имени Элиас, который был у вас сегодня утром рулевым, — последовал угрожающий ответ.

— Преступник? Рулевой? Вы, наверное, ошибаетесь! — ответил Ибарра.

— Нет, сеньор. Элиас снова обвиняется; на этот раз в том, что поднял руку на священника.

— Ах, так это был наш рулевой?

— Он самый, согласно донесениям. Вы допускаете на ваши праздники подозрительных людей, сеньор Ибарра.

Ибарра смерил его взглядом с ног до головы и сказал с величайшим презрением:

— Я не обязан отчитываться перед вами в своих поступках! На наших праздниках всех встречают с почетом; если бы вы пришли, для вас тоже нашлось бы место за нашим столом, как нашлось оно для вашего альфереса, который обедал с нами каких-нибудь два часа назад.

Сказав это, юноша повернулся к жандарму спиной.

Сержант закусил кончики усов и, решив, что продолжать разговор бесполезно, приказал солдатам начать поиски рулевого в лесу; приметы преступника были записаны у него на листке бумаги. Дон Филипо сказал:

— Заметьте, что это описание подходит для девяти из каждого десятка местных жителей; смотрите не ошибитесь!

Некоторое время спустя солдаты вернулись и доложили, что не обнаружили ни лодки, ни человека, который показался бы им подозрительным; сержант, пробормотав что-то невнятное, удалился с тем же, с чем пришел, как и водится у жандармов.

Веселье постепенно восстанавливалось; со всех сторон сыпались вопросы и замечания.

— Так это и есть тот самый Элиас, который бросил альфереса в канаву? — в раздумье промолвил Леон.

— Как это произошло? Как случилось? — спрашивали наиболее любопытные.

— Говорят, что как-то в сентябре, в сильный дождь, альферес встретил человека, несшего вязанку дров. Дорога была очень грязная, и оставалась лишь узкая тропинка на обочине, где мог пройти один человек. Говорят, что альферес, вместо того чтобы придержать свою лошадь, пришпорил ее и крикнул встречному, чтобы тот убирался с дороги. Человек этот тащил на плечах тяжелую ношу и не выказал большого желания поворачивать назад или вязнуть в грязи, а продолжал идти вперед. Раздраженный альферес хотел сбить его с ног, но тот выхватил из вязанки толстый кол и так огрел лошадь по голове, что та упала, сбросив всадника в лужу. Говорят также, что человек спокойно продолжал свой путь, не обратив никакого внимания на пять пуль, которые выпустил ему вслед альферес, ослепленный бешенством и грязью. Поскольку человек тот был ему совершенно неизвестен, решили, что это не кто иной, как знаменитый Элиас, неведомо откуда явившийся в провинцию несколько месяцев тому назад. Он известен жандармерии подобными же поступками, совершенными им в различных городах.