Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 2. Отрочество. Юность

* № 4.

— «Знаешь, Николинька, что она написала?» сказала разобиженная Катенька. «Она написала грѣхъ, что влюблена въ твоего друга», проговорила она такъ скоро, что Любочка не успѣла зажать ей ротъ, что она намѣревалась сдѣлать.—

— «Не ожидала я, чтобъ ты была такая злая, сказала Любочка, совершенно разнюнившись, уходя отъ насъ; въ такую минуту и нарочно все вводить въ грѣхъ. Я къ тебѣ не пристаю съ твоими чувствами и страданіями, и сиди съ своимъ Дубковымъ и дѣлай ему глазки, сколько хочешь».

«Э-ге! подумалъ я, да дѣвочки-то вотъ какія, обѣ влюблены въ нашихъ пріятелей. — Какже это онѣ влюблены? A вѣдь онѣ еще слишкомъ молоды», спрашивалъ я самъ у себя. Особенно странно и смѣло казалось мнѣ со стороны Любочки влюбиться въ Дмитрія. «Куда ей, глупенькой дѣвочкѣ, любить его? думалъ я — она его ногтя не стоитъ».

* № 5.

Когда я вернулся на галерею, Варинька не читала, а спорила съ Дмитріемъ, который, стоя передъ ней, размахивалъ руками и горячо, съ своимъ непріятнымъ, вспыльчиво злобнымъ [видомъ] доказывалъ что-то. Я сначала думалъ, по одушевленію ея и его лица, что споръ шелъ объ очень важномъ дѣлѣ, но услыхаль, что дѣло шло объ комнатѣ, которую, [139] В подлиннике: который. переѣхавъ на дачу, долженъ былъ занять Дмитрій на все лѣто. Онъ говорилъ, что ему было все равно, одно только онъ желалъ, чтобъ можно было рано выходить, никому не мѣшая, поэтому онъ хотѣлъ ту комнату, гдѣ стоялъ рояль, а Варинька говорила, что, ежели онъ будетъ въ этой комнатѣ, то ей негдѣ будетъ играть, потому что Любовь Сергѣвна (ея не было въ комнатѣ) будетъ мѣшать ей.

— «Изволь, я перенесу рояль, сказала она покраснѣвъ, увидавъ меня, но нисколько не перемѣняя тона: только ужъ я не буду играть совсѣмъ».

— «Отчего же?» началъ было Дмитрій. —

— «Вотъ видишь, mon enfant, [140] [дитя мое,] — прервала его Княгиня М[арья] И[вановна]: она всегда тебѣ уступитъ, потому что я въ ваши дѣла не хочу вмѣшиваться, а она права». —

— «Она всегда у васъ права», сказалъ Дмитрій.

Княгиня М[арья] И[вановна] что-то отвѣтила и покраснѣла, но въ это время вошла Софья Ивановна и рѣшила, что она перейдетъ, и хотѣла ужъ перейти въ маленькую комнату: такъ вотъ и всѣ спокойны!

Мнѣ нѣсколько совѣстно было быть свидѣтелемъ маленькаго семейнаго раздора, но потомъ я нашелъ, что это было особенно счастливо: я сразу понялъ всѣ отношенія этаго кружка. —

* № 6.

Притомъ весь родъ человѣческій раздѣлялся для меня на людей comme il faut и не comme il faut, или comme il ne faut pas, [141] [как не надо,] по игривому выраженію Дубкова. — Послѣдніе не существовали для меня совершенно. Я уже не говорю о простомъ народѣ. Простой народъ очень добрый, насъ любятъ очень, и весьма красиво сѣнокосъ и жатва, и папа очень любитъ. Мнѣ и въ голову не приходило, что, ежели даже эти три качества: быть страстнымъ, noble [142] [благородным.] и comme il faut, дѣйствительно прекрасныя качества, надо чѣмъ-нибудь еще быть, кромѣ этаго, на свѣтѣ. — Мнѣ казалось — comme il faut и кончено, я счастливъ, и всѣ должны быть очень довольны. Тѣ же мысли, которыя пришли мнѣ весной о разныхъ какихъ-то совершенствахъ моральныхъ и еще о чемъ-то, ко мнѣ не возвращались во все лѣто. Я жилъ, не сводя счеты, до тѣхъ поръ, пока жизнь не показалась слишкомъ тяжелою и не обманула меня и не возбудила къ добру потерями и страданьями. —

** № 7.

<���Отцу было 48 лѣтъ, когда онъ женился въ другой разъ на Авдотьѣ Владиміровнѣ Макариной, той самой дѣвушкѣ, про которую въ письмѣ писала ему maman, и которую онъ называлъ прекрасной Фламандкой. — Это случилось въ то самое лѣто моихъ первыхъ вакацій, которое я описываю, и я имѣлъ случай слѣдить за ходомъ этаго дѣла, потому что папа, дѣйствительно, возилъ насъ нѣсколько разъ къ Макаринымъ, и они пріѣзжали къ намъ. Но я постараюсь разсказать про это обстоятельство не по однимъ моимъ тогдашнимъ наблюденіямъ, но такъ, какъ, узнавъ и обсудивъ многое, мнѣ послѣ представлялось это дѣло. Макарины были небогатые люди и всегда жили въ деревнѣ въ трехъ верстахъ отъ Петровскаго. Встарину еще при матушкѣ, я думалъ, что тамъ жилъ какой-то страшный злодѣй и врагъ всего нашего семейства, потому что такъ не разъ описывалъ его Яковъ. Этотъ старикъ былъ отецъ моей будущей мачихи, очень добрый и глупый помѣщикъ, придерживавшійся сильно рюмочки и имѣвшій съ нами тяжбу за какіе-то 13 десятинъ луга, которая очень сердила папа. —

Семейство Макариныхъ послѣ смерти отца состояло изъ его вдовы, весьма толстой, еще нестарой, бывшей весьма красивой женщины, бывшаго непремѣннаго Члена Николая Харлампыча, жившаго уже нѣсколько лѣтъ въ домѣ на ногѣ друга семейства и управлявшаго всѣми дѣлами и изъ 2-хъ дочерей: Авдотьи Владимировны, которой въ это время было 24 года, и которая была совершенная красавица, меньшой 13-лѣтней дочери Ненилочки и 8-лѣтней воспитанницы, которая была любимица матери.

Не говоря ужъ о томъ, что мы въ дѣтствѣ считали все это семейство врагами, которые при видѣ насъ способны рѣшиться на все, чтобъ сдѣлать намъ вредъ, мы считали ихъ и теперь такими презрѣнными существами, не имѣющими никакихъ человѣческихъ чувствъ, что между нами и ими не могло быть ничего общаго. Я помню, maman нѣсколько разъ говаривала, когда кто-нибудь упоминалъ о нихъ: «пожалуйста, оставьте ихъ въ покоѣ и при мнѣ и моихъ дѣтяхъ не говорите про это семейство».

Въ годъ своей смерти maman встрѣтила въ Церкви сосѣдку. Вдова почему-то сочла своей обязанностью отрекомендовать дочь, которая очень понравилась матушкѣ. Несмотря на это, извѣстіе въ первый день, что папа ѣздитъ къ нимъ часто и навываетъ ихъ добрыми сосѣдями, сильно поразило меня и привело въ недоумѣніе.

Пріѣхавъ одинъ въ деревню, папа, вѣрно, соскучился, тѣмъ болѣе, что находился въ томъ особенно благополучномъ и общительномъ состояніи духа, въ которомъ бываютъ игроки, забастовавъ послѣ большаго выигрыша. — Ему хотѣлось жить веселой, богатой, шумной жизнью. — Подъ предлогомъ окончанія тяжбы, а въ сущности потому, что онъ зналъ, что увидитъ очень хорошенькую женщину, вещь, которая для него не только въ эти годы, но и до глубокой старости была очень привлекательна, онъ велѣлъ заложить колясочку и поѣхалъ къ Макаринымъ, въ самомъ счастливомъ самодовольномъ расположеніи духа, въ которомъ онъ, дѣйствительно, бывалъ обворожителенъ. Пришепетывая, потопывая мягкимъ каблучкомъ, отпуская комплименты, дѣлая сладкіе глазки, онъ совсѣмъ сбилъ съ толку толстую Агафью Николаевну, которая не могла понять сразу всей этой любезности и великодушія, потому что папа съ барскимъ пренебреженіемъ и съ таковою же любезностью предложилъ уступить спорную землю. —